Отцовское сердце

«Сожрать меня решили? Подавитесь! Откушу голову и на кол вас посажу», — прервал меня на полуслове один из соседей — на первой нашей встрече в начале 1998 года.

Мужчина владел крошечным помещением на первом этаже жилого дома, который мы с командой только что начали расселять — под будущий отель «Гельвеция». Я впервые пришел к нему с предложением купить это помещение.

Несмотря на небольшую площадь, оно имело стратегическую важность для будущей гостиницы. Прямой выход на улицу давал возможность оборудовать отдельный вход в один из ресторанов отеля.

К слову, наличие отдельного входа с улицы в ресторан отеля дает огромное конкурентное преимущество — это возможность открыть городской ресторан с обособленной от отеля концепцией. И увести его от скучного и нелюбимого горожанами формата «ресторана при отеле». Ведь считается, что рестораны при отелях — всегда скучны, дороги и невкусны. Их трудно найти — нужно зачем-то заходить через главный вход гостиницы и блуждать длинными коридорами — на виду у всего персонала отеля.

В большинстве случаев это правда. Рестораны при гостиницах не могут и не умеют конкурировать за горожан. Они существуют в другой реальности, в изолированной среде, в искусственном мире. А значит, эти заведения не развиваются. Они замыкаются исключительно на постояльцах гостиниц — причем только на тех, кому не с кем или некогда выходить из отеля.

«Остались лишь «больные» и «слабые». А для этих и так сойдет. Голод все равно сильнее», — однажды услышал я от одного из поваров, работавшего долгое время в одном известном ресторане при гостинице. «Отельные рестораны, как близнецы-братья, похожи друг на друга. Это не рестораны в современном понимании потребителя. Это пустые и скучные музейные комнаты. Залы никогда не должны быть пустыми. Люди всегда идут только на других людей», — часто говорю я на тренингах.

Этого мы и опасались, когда строили «Гельвецию», за это и бились с соседом. И знали, что наши рестораны обязательно будут иметь прямые выходы на улицу. И большое количество горожан. Так впоследствии и случилось.

А тогда — в 1998 году — я приехал в офис к соседу в назначенный день. Меня встретил высокий, крепкий мужчина средних лет. Я робко начал разговор. Сосед внимательно слушал, молча впившись в меня холодным и уверенным взглядом. От такого взгляда исподлобья страх и неуверенность мгновенно вселяются в любого собеседника. Сосед отвечал коротко и уверенно, чеканя низким голосом каждую фразу. Он не рассуждал и не объяснял. Он утверждал.

В те «лихие девяностые» трудно было встретить похожего независимого и уверенного в себе предпринимателя — не бандита. Брутальной внешностью, силой духа и жестким характером он был похож на настоящую глыбу. Мы так и прозвали его между собой — Глыбой.

«Значит, купить меня пришли?» — продолжал он чеканить слова. «Сто пятьдесят тысяч баксов — наличными. И завтра оно ваше», — бросил он.

От напряженной обстановки вокруг, непростой манеры общения Глыбы и в первую очередь от астрономической суммы меня окончательно «прибило и расплющило». Названная стоимость объекта в десятки раз превышала максимальные на тот период цены на недвижимость. Это была, как сейчас принято называть, «цена на несовершение сделки».

«Тогда аренда — и все», — довольно заявил Глыба. «Сдам на длительный срок и на хороших условиях. Но только в валюте, — продолжал он. — Выгоню завтра «цветочников» (цветочный магазин) — они плохо платят. И вперед!»

Мы заключили договор аренды, получили объект, объединили его с другими помещениями на первом этаже здания. И открыли в них один из ресторанов — с отдельным входом с улицы Марата.

Шли годы. Из сухих, коротких бесед с Глыбой я узнал, что сосед жил и воспитывал двоих сыновей-подростков. Один — без жены. О ней он никогда не рассказывал. А я не спрашивал. Свою семью мужчина всегда коротко называл — «мы с пацанами». Им он отдавал все свободное время, свою любовь и заботу. Ради них он жил, занимался бизнесом и зарабатывал деньги.

Мы арендовали помещение. И исправно платили аренду. О покупке я не решался заводить разговор — понимал, что ему в этом не было никакого смысла. Хотя основной бизнес Глыбы шел в гору, доходы с небольшого помещения — еще и в валюте — лишними не были.

«Нужно срочно сегодня увидеться. Поговорить», — разбудил меня однажды ранним утром телефонный звонок соседа. «Неужели поднимет аренду? Или выгонит?» — первое, что пронеслось в голове.

Я вошел в комнату. Передо мной за столом с кучей бумаг сидел Глыба.

«У меня беда», — коротко сообщил сосед. «Садись, читай — вот бумаги», — скомандовал Глыба. От неожиданности я растерянно сел на стул. «У старшего — страшная болезнь. Сам толком не помню, как она называется. Врач просто назвал ее — «большое сердце». Оно постоянно увеличивается в размерах. И перестает нормально справляться со своими функциями. Болезнь вылезла у старшего совсем недавно — в переходном возрасте. Пацан угасает на глазах. Вот тут написано название — читай», — протянул он мне листок. «Идиопатическая кардиомиопатия — в тяжелой форме», — прочитал я.

«Я никому не рассказываю. Никому. Ненавижу, когда сочувствуют или жалеют», — начал он. «Рассказываю только тем, кто может помочь. Помню, что у тебя бизнес-партнер из Швейцарии. И у вас там хорошие связи, — чеканил Глыба. — Мне нужен дорогой швейцарский препарат. Только он может помочь моему пацану. Помоги мне достать его. Я заплачу любые деньги».

Мы немедленно бросились за помощью к швейцарским друзьям и знакомым. Добыли рецепт. Купили и доставили в Петербург необходимый препарат. Уговаривали Глыбу отправить сына на лечение в Швейцарию. «У меня в Москве — лучший специалист по этой болезни в стране. Нам нужны только лекарства», — упирался он.

Болезнь ребенка нас сблизила, мы стали намного чаще общаться. Я видел, как Глыба беспощадно бился с болезнью сына — покупал дорогостоящие препараты, даже продал несколько успешных проектов, чтобы иметь время и возможность возить сына на лечение в Москву и вообще проводить с ним больше времени.

Состояние мальчика периодически улучшалось. И тогда Глыба расцветал. Он начинал шутить и даже планировать путешествие «с пацанами»: «Пацан почти нигде не был. Нужно ему мир показать». Но потом здоровье мальчика снова ухудшалось. И Глыба начинал новую войну с болезнью. Мальчику становилось трудно передвигаться — мучила отдышка, сильно отекали ноги. Сердце никак не справлялось.

«Единственный выход — пересадка, — однажды подавленным голосом сообщил Глыба. — Буду действовать — искать везде, биться, покупать. Увезу за рубеж. Я знаю — мы победим».

Но как-то Глыба пропал — на целых полгода. Телефоны его молчали. Аренду получала помощница. У нее я ничего не спрашивал.

Внезапно он появился.

«Знаешь, что самое страшное, когда умирает ребенок? — голос Глыбы впервые звучал таким потерянным и беспомощным после нашей длинной паузы в общении. — Нет, не сама смерть твоего ребенка. Когда она приходит, ты по инерции с ней еще сражаешься, куда-то все время бежишь. И еще во что-то веришь!»

За два года борьбы с болезнью Глыба сильно осунулся и даже будто стал ниже ростом. Он так же чеканил слова, но голос его был другим.

«Тяжело не само прощание — стоять перед могилой своего ребенка, — продолжал рассказывать он. — Самое ужасное и невыносимое — собирать и передавать одежду ребенка врачу в морг, выбирать то, в чем его провожать в последний путь. Пережить это…» — не закончив фразу, Глыба плакал. Плакали мы все вокруг.

Сосед рассказал мне, что спасти мальчика оказалось невозможно. Болезнь была генетической — и в самой тяжелой форме. Она передавалась по материнской линии к сыновьям. «У младшего сына, кстати, совсем недавно тоже обнаружили «большое сердце», — ошарашил меня Глыба. — Но, к счастью, в самой легкой форме. И с ней мы точно справимся».

Я узнал, что у Глыбы была еще старшая дочь — от первого брака. Женщина много лет назад уехала с семьей за границу. «К счастью, она абсолютно здорова», — успокоил он.

Через несколько лет мы все-таки вернулись к теме покупки его помещения. Аренда больше не решала всех наших задач.

«Это совсем не нужно мне, но это нужно вам. И я готов вам его продать — совсем недорого. Вы мне стали близкими людьми, а на близких я бизнес не делаю», — заключил Глыба.

Младший сын соседа победил болезнь и недавно женился. Глыба вскоре стал дедушкой.

«Хочу еще детей. И обязательно — сына», — вдруг признался он мне через много лет.

Девять лет назад он женился на молодой женщине. «Тщательно всех проверил — и себя, и ее, — откровенничал он. — И даже генетический паспорт получили».

Небольшую свадьбу для близких Глыба отмечал в 2008 году — в том самом ресторане, где когда-то находилось его помещение.

В прошлом году мой сын и теперь уже младший сын Глыбы пошли в первый класс — в соседних школах. Счастливый отец в тот день привел всю семью в свое бывшее помещение — ресторан — отметить начало новой жизни своего младшего сына.

В конце 2020 года Глыба перенес ковид в тяжелой форме. И скоропостижно скончался в начале 2021 года.