«Рабство на три недели». Будни вожатых в детском лагере под Петербургом глазами молодых педагогов

Выпускница Института музыки, театра и хореографии Ольга решила летом подработать в детском лагере. Домой она вернулась с сорванным голосом и чувством недоумения. Условия труда в лагере под Гатчиной девушка назвала «рабством на три недели». Дети тем временем хотели петь Инстасамку.

Ольга (имя изменено по просьбе героини) — музыкальный руководитель в детском саду, а подработать в лагере решила во время отпуска. В лагерь в Гатчинском районе ее позвала подруга, которая получила туда направление на педагогическую практику от института. В лагере очень удачно оказалось свободным место музыкального руководителя — как раз по профилю Ольги.

«Я посмотрела отзывы на лагерь в Интернете, — говорит Ольга. — Все они были негативные, но явно детские: мол, не понравилось пребывание в лагере. Меня это даже воодушевило, я решила, что смогу организовать музыкальный досуг так, чтобы увлечь детей, чтобы смена прошла интересно. Кто же знал, что это будет рабством на три недели с колоссальной нагрузкой».

Ольга прошла собеседование, оформила все необходимые документы и 27 июня приехала в лагерь. Администрация, по словам девушки, очень ее ждала и каждый день интересовалась, когда же она приедет и нельзя ли прибыть поскорее. Но в первый же день Ольга почувствовала себя не такой уж и долгожданной.

«К сожалению, на аудиенцию к директору я смогла попасть только через 5 часов после приезда, — говорит Ольга. — Всё это время меня не заселяли, приходилось буквально скитаться по территории с чемоданом. После тихого часа открылся мой кружок, и я уже проводила первую встречу–знакомство с отрядами. Пока я занималась с детьми, мне несколько раз звонила секретарь. Говорила, что директор освободился и готов принять меня. Я бежала в приемную, ждала в коридоре треть часа и уходила ни с чем. Наконец, со мной поговорили и заселили в общежитие. Договор в первый день мне никто не дал. Только 4 июля меня позвали подписать его двадцать восьмым июня, то есть, задним числом. В условиях труда был указан график 6/1. А по факту для «кружководцев» выходными считаются только первый и последний дни заезда, и еще один выходной можно взять между ними по согласованию с руководством. Но в первый и последний дни приходится решать массу оргвопросов: заселение, выселение, обязательные совещания-планерки с утра пораньше, оформление документов и обходных листов. И выходит, что за 21 день можно отдохнуть только один-единственный день».

Оказалось, что кружки хореографии и вокала в лагере — обязательные для всех детей, а это 12 отрядов по 30–40 человек, ежедневно. То есть нескончаемый поток детей с утра до вечера, без перерывов, с 10:30 до 13:30, а потом с 16:45 до 19:15.

«Это чистых 36 часов в неделю нагрузки по музыкальным занятиям, — говорит Ольга. — а ставка по ТК — 24 часа. Кроме этого, в лагере устраивали по 3–4 планерки в день. Первая — в 10:15, чтобы проверить, все ли вожатые проснулись вовремя и не опаздывают ли они на работу. Хотя на ней нас всегда задерживали и все кружки из-за этого открывались позже. Мне же требовалось время, чтобы дойти до места, включить всю аппаратуру и подготовить музыкальный материал. Мне ставили две лавки друг на друга и сверху — синтезатор. Это была импровизированная стойка. Пюпитра тоже не было, завхоз занимался хендмейдом, чтобы чем-то его заменить. Вторая обязательная планерка — в 13:30. Там обсуждали предстоящие мероприятия. В 14:30 хореографу и мне как музыкальному руководителю надо было писать к ним сценарий. В 15:30 нас опять приглашали на планерку уже с вожатыми отрядов, чтобы обсудить всё то же самое еще раз уже с ними. В 20:00 в расписании стояли вечерние мероприятия, и нам с хореографом было велено их проводить, потому что это же наша ответственность, мы разучивали с детьми песни и танцы, и выступать в роли ведущих, кураторов, иллюстраторов и так далее. Если вечернее мероприятие не планировалось, в расписание ставили какую-нибудь генеральную репетицию с детьми. И там тоже требовалось наше присутствие. А с 23:00 до часу, а то и двух часов ночи были «ночные репетиции» только для вожатых. Этот рабский труд прикрывают в договоре «ненормированным рабочим днём» за еду и жильё».

При этом сходить в душ вожатые и педагоги могли только в промежутке между 22:00 и часом ночи, по неосвещенной территории мимо пустующих зданий. Некоторые из этих построек, по словам Ольги, были в аварийном состоянии, а одна и вовсе обвалилась во время смены. К счастью, в момент обрушения рядом никого не оказалось. В коллективе из-за напряженного графика царило уныние: студенты-практиканты рыдали и просились домой, а уставшие работники один за другим заболевали простудой с высокой температурой.

«Детей нагружали так, чтобы у них не было ни минуты свободного времени, — говорит Ольга. — И чтобы они все время были на виду. В итоге по лагерю вожатые носились сломя голову, пытаясь уложиться в рабочий план на день. Но из-за проблем с организацией постоянно случались накладки. Мероприятия отменяли, вместо них ставили что-то совершенно другое. В лагере, например, не было достаточно большого помещения под крышей для общелагерных мероприятий. Была только сцена из старых досок. В итоге все расписание зависело от погоды. Если случался дождь, в лагере начиналась суматоха. Педагоги и вожатые в полном ауте носились под дождем с детскими костюмами и аппаратурой, гадая, что будет дальше».

По словам Ольги, в лагере в той или иной форме болели все, а врачам приходилось работать круглосуточно и без выходных. В комнатах было холодно, и всем давали по два одеяла. Вожатым были положены еще радиаторы, которые в силу возраста требовали очень осторожного обращения. Дети тоже заболевали, и родители забирали заболевших домой. Под конец смены практически каждый отряд по наблюдениям Ольги сократился в два раза. А вот педагогическому составу с этого корабля деваться было некуда, и приходилось выходить на работу с температурой. Ольга за время трехнедельной смены болела дважды. При этом пела на линейках, концертах и прощальном костре. И посадила голос. Через неделю после окончания смены у нее начинались экзамены в магистратуру, где предстояло сдавать вокал. А она чувствовала себя морально и физически истощенной и буквально готовой выплюнуть связки.

«При этом за пределы лагеря выйти можно было только в свой единственный выходной или по веской причине, согласовав это с начальством, — говорит девушка. — Поэтому все, и взрослые, и дети, тайком бегали за территорию через невысокий сетчатый забор. Тюрьма, одним словом».

Идея подработать в лагере летом разочаровывала все больше. Поддерживало только одно.

«Сами дети были просто прекрасные, — говорит Ольга. — Очень восприимчивые и благодарные. Особенно хорошие были два отряда с детьми из приюта. Были и дети из так называемых «социально незащищенных групп», и те, кому родители просто купили путевки. На прощание они наплели мне фенечек из цветных резиночек. Спрашивали, останусь ли я с ними на вторую смену. Я честно говорила, что больше я в этот лагерь ни ногой».

Со своими подопечными Ольга разучивала песни из «Волшебника Изумрудного города» и «Барбариков», были в репертуаре и «Луч солнца золотого», и «Районы-кварталы».

«Каждый отряд выбирал «свою» песню и разучивал ее. Стоило спросить у самих детей, какую песню они хотят, как они все начинали орать, что будут петь Инстасамку, — говорит Ольга. — Этому я, конечно, не потакала. Говорила, что на моих уроках мы деградировать не будем. В итоге в одном из отрядов детям удалось «продавить» вожатого и они пели Лепса».

Песни и танцы в лагере, по словам Ольги, практически не прекращались. У девушки даже складывалось ощущение, что она оказалась в узкоспециализированном лагере для детей-артистов. В итоге на музыкального руководителя и хореографа легла внушительная нагрузка.

В последний день смены, который считался третьим, заключительным выходным для вожатых, Ольга получила свою заработную плату. Деньги выдавали исключительно наличкой и под роспись в ведомости. За период с 28 июня по 15 июля Ольга получила 25 тысяч 500 рублей. Если вычесть из этой сумму продление трудовой книжки, которая обошлась Ольге в 2 300 рублей, то 23,2 тысячи. Минус оплата проезда до лагеря, лекарства от простуды и дополнительные расходы на питание. «Кормили в лагере нормально, — говорит Ольга. — И порции были достаточно большие. Но в меню была почти одна только картошка. Я после отъезда из лагеря даже смотреть на нее не могла».

Ольга уверена, что, если бы ее работу оплачивали, исходя из количества часов, предусмотренных на одну ставку по Трудовому кодексу, то ее зарплата оказалась бы вдвое больше.

Хореограф, которая работала в одной смене с Ольгой, в свою очередь, отметила, что для нее неприятным сюрпризом стала принудиловка по отношению к ее кружку. Все дети обязаны были ходить на танцы, хотят они этого или нет. «В итоге я должна была «всем детям угодить», а не заниматься по разработанной мной программе только с действительно заинтересованными в моем кружке детьми, — посетовала хореограф. — К тому же на практике оказалось, что от меня требуется выполнять гораздо больше обязанностей, чем указано в договоре, да еще и в нерабочее время. В общежитии для работников царили сырость и холод, в результате — заболевания».

Одна из вожатых-практиканток также поделилась с «Фонтанкой» своими эмоциями по поводу смены в лагере. Она так же, как и Ольга, отметила, что дождь всякий раз полностью ломал расписание дня: дети были уже наряжены в костюмы и готовы к выступлению, но тут неожиданно разверзались хляби небесные, и все начинали заполошно менять планы.

«По-хорошему, на такой лагерь нужна целая команда из организаторов, человек 5. А у нас — всего двое. Они и рисуют, и пишут сценарий, и выполняют административные поручения. Мне их было жалко. — рассказала девушка. — К сожалению, после работы в этом лагере у меня целиком и полностью пропало желание ещё когда либо быть вожатой!»

«Все проблемы этого лагеря связаны с его беспросветной бедностью, — рассказала еще одна практикантка. — Тотальная экономия, недостаточная инфраструктура порождают неорганизованность, разрозненность в работе. Катастрофически не хватает приличного кинозала и зала для проведения мероприятий. Все, чем приходилось довольствоваться, — это летняя эстрада с холодными деревянными скамейками, сидя на которых дети смотрели концерт в 16 градусов. Они во влажном стылом лесу без солнца вечером ощущаются как все 12. За всю смену хорошая погода была только 5 дней. Крик на весь лагерь — привычное дело и на линейках, когда детей дрессируют ходить строевым шагом. Ведь так важно красиво выйти на торжественную линейку, заранее построившись за ее пределами! Почему нельзя просто прийти и встать на свое место? Зачем по два-три раза гонять весь лагерь? Но руководство на полном серьёзе считает элемент строевой подготовки важным навыком для детей. На территории три заброшенных здания с заколоченными окнами, куда детей пускать нельзя, а забор ветхий и низкий. На вожатых сваливается бремя детективной слежки за детьми, чтобы они не лезли в потенциально опасные зоны. Душ ужасный. Дети сами его настроить не могут. Сначала руководство настаивало, чтобы вожатые переодевались в купальники и настраивали воду в душевых. Мы были категорически против того, чтобы представать перед детьми в купальниках. Слава богу, отстали с этим. За всю смену ни одного салата, в лучшем случае четвертинка помидора или кусок огурца. Из-за внезапно придуманного руководством мероприятия мне пришлось бросать свой отряд на коллегу и учить песню с двумя старшими отрядами. Это не входит в мои обязанности! Да, я будущий педагог по музыке, но я прохожу вожатскую практику, и мне за это заплатят определенные деньги. Я очень талантливый человек. Я могу и мероприятия вести, и шить, и рисовать, и танцы ставить, и хором дирижировать, и пению учить. Но это не значит, что меня можно эксплуатировать за вожатскую оплату».

Жалобы на «нечеловеческие условия» работы вожатых поступали и раньше. В 2022 году одна из вожатых рассказала о буднях в детском спортивно-оздоровительном лагере. Лагерь работает с 2004 года и традиционно сотрудничает со многими педагогическими вузами и колледжами Петербурга. Его директор, комментируя «дневник вожатой», отмечал: чтобы на смене был порядок, требуется постоянный контроль за детьми. А молодежь — «сплошь и рядом очень сырая в плане жизненного опыта».

«Мне даже комментировать не хочется этот абсурд, — сказал «Фонтанке» директор лагеря в ответ на просьбу прокомментировать рассказы молодых педагогов. — Музыкальный руководитель отработал свои три часа утром и три часа вечером — и ушел. Ради чего трепать бедный лагерь, да еще и в летнюю оздоровительную кампанию? Никто современную молодежь по этой истории оценивать не будет, а доказывать свою правоту придется лагерю».

Венера Галеева, «Фонтанка.ру»