Сама не в себе. Академия делает время

Выпускники Академии художеств показали, на что их выучили и как они видят сегодняшнее происходящее: от горя до шуток и китайского апофеоза.

— Андрей Николаевич, можно вас на секундочку? — обратился журналист к проректору Скляренко, аккуратно взяв его под локоть. Пока залы были пусты, мы подошли к ближайшей работе. — А вот таблички с именами художников и названиями работ приклеили чуть выше пола зачем? Чтобы вставали на колени?

Мой собеседник приблизился, нагнулся, рассмеявшись, встал на одно колено и, чуть взметнув правую руку по-рыцарски, заявил:

— На одно колено!

Вам кажется, что от термина «академический» веет архаикой (если это, конечно, не Академия ФСБ), а здесь все — живое, дружеское и с самоиронией. Через полчаса, к вечеру 2 августа, в старинных залах Академии распахнулась галерея дипломных работ. Гостей — битком.

Когда-то выпускник этих стен, знаменитый живописец Ге уверял: «Картина — не слово». Наши современники высказались: ни фига, мы в теме, в ресурсе, здесь и сейчас, готовы к литературности (только не надо бубнить, как заклинание, что нет ничего субъективнее выставки искусства).

Все выставленное, по сути, учебные работы. Но они полноценны. По большому счету, от дипломов нельзя требовать, чтобы они нависли гулом, чтобы «твою мать!» Такие работы делаются под присмотром, преподаватели закладывают много требований, будто инструкций. Это потом — иди самостоятельно и твори.

Работ много. У статьи нет задачи их перечислить. Удобнее выхватить — широкими мазками, самое броское: при всем уважении к тонкой графике, к магии реставрации (о которой не вспоминают, пока что-то не сломалось), размер в репортаже, как говорится, «имеет значение».

Китай давно и надолго направляет своих к нам в Академию. Китай умнее подделок, автореплик. Эта работа-стена — об истреблении времен японской оккупации Азии, холст сравним с советским реализмом. Наше представление не может вырваться за пределы Европы, а там во время Второй мировой погубили народу поболее.

Автор — студент из Финляндии. Он работает в упор не данью пластмассовой политкорректности. Тут снова про то, что вежливое Средиземноморье — лишь кусочек планеты, где сегодня самое избитое выражение-паразит — «хорошего дня, хорошего дня». И так до изнеможения.

Вдруг на тебя лезет свиное рыло: «А что вы тут делаете, добрые люди?» В этот раз графики хором набросились на Гоголя. Он вечен, как и его чудаки на Полтавщине.

На Россию дипломанты глянули через самые родные коды: свадьба и арест, икона да Великая война.

Художник из Чувашии, работу уже забирают в правительство республики. Оказывается, наша империя простирается дальше, чем тень от Адмиралтейской иглы.

Как выглядит «Троица» — многие в курсе. С этого момента Андрей Рублев не только такой, как у Андрея Тарковского.

В советские годы выпускники по определению писали работы про Великую Отечественную, так же как школьникам обязательно поручали сочинения про Павку Корчагина. Еще недавно у молодых это считалось пафосным, не модным. Вот нам: «Фронт без тыла — ничто», и никакой неумолимости античного рока.

Журналисту трудно отстраниться совсем. По мне — так тут больше индастриала, чем трудовой героики пацана.

Мы изменились за последние 30 лет. Понятен отсыл к репинскому «Аресту пропагандиста» (а к кому еще в Академии художеств имени Репина?). Но гляньте на лица красных чекистов. Нехорошие они люди. Их вера все равно проиграет. А до 1991-го все высилось наоборот: лики красноармейцев сияли будущим.

Мне не хватило, а художники просто не успели запечатлеть персону № 1 современности — Пригожина. Так хочется обомлеть над монументальным полотном метров так 5 на 10! Озаглавить можно волшебно, как в магазине строительного крепежа: «Мятеж». Или с подтекстом: «Триумф абсурда».

«Памяти детям-жертвам, погибшим на войне». Важно общее, а не указательное имя работы. В этом месте сработала традиция школы. Ее передадут губернатору Ленобласти Дрозденко, ее отольют для Енакиево.

Кто не может без концепта и арта — пожалуйста. Заходите и сами нагибайтесь к указателю в пол, чтобы запомнить автора. Вот видите, а представления были, будто выпускники могут лишь о нейтральном: пейзаж-портрет. Теперь у них другая моторика кисти. Студенчество вышло на воздух, сегодня они — разные — не варятся в себе.

Дождавшись, пока ректор Михайловский раздал все интервью, я и его деликатно подвел к табличкам под картинами.

— Семен Ильич, а зачем так низко пали таблички? Не могу понять подтекста. Утверждено ли цензурою?

Ректор чертыхнулся и нашелся:

— Для самых маленьких посетителей.

Евгений Вышенков, «Фонтанка.ру»