Призрачно всё: на пережившем ребрендинг кинофестивале в Выборге показали «Отпуск в октябре»

31-й фестиваль российского кино в Выборге в этом году отказался от названия «Окно в Европу», зато стал фактически главным отечественным кинофестивалем в отсутствие сочинского «Кинотавра». Символично, что вечер памяти киноведа Армена Медведева, главного идейного вдохновителя Выборгского фестиваля, прошел в тот же день, что и самая необычная премьера основного конкурса — киноведческая фантасмагория Романа Михайлова «Отпуск в октябре».

На выборгской премьере Михайлов подтвердил свою репутацию одного из самых оригинальных и нестандартно мыслящих современных российских авторов. Он довольно остроумно отразил провокацию коварной блогерши, после фильма предъявившей режиссеру нелепое обвинение в том, что «Отпуск в октябре» якобы уже показывали на этом же фестивале в прошлом году. Не растерявшись, Михайлов дал понять, что, если надо, он готов показывать одну и ту же картину хоть каждый год — этот сюжет с «вечным возвращением» одной и той же сюжетной схемы вполне соответствует концепции «Отпуска в октябре» как медитативного исследования природы кинематографа с его неизменным повторением одних и тех же сюжетных конструкций.

Поменяв одно слово в названии психологической драмы Виталия Мельникова «Отпуск в сентябре» (по пьесе Вампилова «Утиная охота»), Роман Михайлов, с одной стороны, отдал дань уважения старосоветскому кино, но в то же время вписал его в современный контекст. Основную сюжетную линию «Отпуска в октябре» не стоит воспринимать слишком серьезно: героиня Марии Мацель, артистка из сериалов «Менты под запретом» и «Возвращение адвоката», решает переломить унылый ход своей судьбы и принимает предложение поехать в Болливуд, которое изначально выглядит каким-то подозрительным. По прибытии на съемочную площадку героиня проваливается в параллельную реальность, сотканную из обрывков странных снов (на обсуждении после показа фильма Роман Михайлов сравнивал советское кино, которое он пересматривает сейчас, именно с «детскими снами»).

С этой сновидческой природой «Отпуска в октябре» связаны все его достоинства и недостатки: сон иногда приобретает избыточную вязкость, и хочется нажать на кнопку ускоренной перемотки, чтобы события развивались динамичнее. В фильме Михайлов цитирует слишком много разных фактур, и каждая из них диктует свой ритм. Начинается все с сериальной жвачки, режиссер которой подгоняет вяловато произносящую текст актрису: «У тебя подруга пропала, можно как-то почувственней?», потом включаются зажигательные пляски в духе индийского прокатного хита 80-х «Танцор диско» со знаменитой песней «Джимми, Джимми, ача-ача», а на середине второго часа зрителя укачивает медитативная цитата из фильма Дэвида Линча «Синий бархат» — героиня Марии Мацель ни с того ни с сего выходит к микрофону и исполняет убаюкивающую песню со словами: «И будто бы не сплю я, и будто бы я сплю…»

Такова основная интрига «Отпуска в октябре» — тут непросто определить, где кончается сон и начинается нечто похожее на реальность, про которую актриса сочиняет по телефону успокоительную версию для матери: «У меня все хорошо, я снимаюсь в психологическом фильме про отношения». В каком-то смысле это правда: «Отпуск в октябре» — попытка погрузиться в психологию киноактера и описать кино «как образ жизни». По наблюдениям Михайлова, за последние 40 лет суть кинематографической профессии почти не изменилась, это по-прежнему очень затратное занятие с непредсказуемым результатом. «Денег сюда вбухано просто немерено, а что из этого получится, никто не знает», — шутит один из множества экстравагантных персонажей, что возникают из тумана, окутывающего съемочную площадку, и потихоньку в этом тумане растворяющихся.

Такого рода шутки и афоризмы о надувательской природе кино рассыпаны по фильму ровным слоем и не всегда поражают оригинальностью, но через раз все-таки срабатывают — в зависимости от актерской экспрессии: например, когда персонаж Федора Лаврова сетует: «Играем каких-то упорышей», чувствуется, что артист выстрадал эту реплику на богатом личном опыте. И в общем трудно не согласиться с концепцией одного из призрачных кинодеятелей, населяющих михайловское сновидение: «Кино начинает работать, когда артист подключается, только непонятно, к чему он подключается». Сам-то Роман Михайлов в принципе неплохо представляет, к каким энергетическим ресурсам он подключается и откуда подпитывается: из того самого кино 70–80-х, где «все такие несчастные», по выражению героини, которую гнетет необходимость воспроизводить эту «несчастность» в своей работе — хотя, с другой стороны, и назвать это занятие «работой» язык тоже не поворачивается. «Отпуск в октябре» предлагает несколько разных версий на выбор — как определить суть кинематографа, включая и совсем магическую, по которой на старинную советскую пленку «Свема» якобы «вписаны какие-то алхимические коды».

Ритуальное повторение одних и тех же «кодов» — расхожих фраз из советских производственных драм, которые снова и снова воспроизводятся разными актерами, — главная юмористическая составляющая «Отпуска в октябре», который у Михайлова удивительном образом сочетает издевательство над советскими штампами и затаенную к ним нежность: «Где премия, там и путевка» или «Думаешь, никто не знает, что ты с машинисткой шашни крутишь?» Пародийные вставки с такими текстами, маленькие фильмы в фильме, стилизованные под старое кино, порой даже слишком отвлекают от основной сюжетной линии и от рефлексий героини, похоже не совсем не уверенной, готова ли она всю жизнь «воплощать чьи-то больные фантазии».

Однако фантазии оказываются не такими уж страшными и патологическими — Роман Михайлов все-таки режиссер более добрый и осторожный, чем Дэвид Линч, на которого ему иногда удается немножко походить. Потому «Отпуск в октябре» в итоге отпускает героиню психологически целой и невредимой, подарив ей длинный-предлинный задумчивый крупный план. Хотя фильм и констатирует, что «актриса — это все время состояние какого-то риска» и «профессия сопротивления», тем не менее реальных опасностей героиню не ждет и сновидческая песня на фоне красных штор приобретает у Михайлова совсем другой, не инфернально-линчевский, а благостный смысл — любви и единения со всем миром.

Лидия Маслова, специально для «Фонтанки.ру»