Калягин против «Золотой Маски», или Что вот-вот потеряет российский театр

На сайте Союза театральных деятелей России, наконец, появилось официальное заявление о радикальных переменах в главной национальной премии страны «Золотая Маска». Александр Калягин решил организовать ее заново и полностью отмежеваться от менеджерской команды, делавшей «Маску» предыдущие 30 лет. О том, что из этого может получиться и кому понадобится обновленная премия, театральный критик с 30-летним стажем Жанна Зарецкая.

Спойлер: «Маска» как премия полностью утратит вес в профессиональной среде, а структурная реорганизация обернется второй частью «Мерлезонского балета» (во времена Людовика XIII так назывались увеселительные танцевальные представления по рецепту самого короля), за размашистыми жестами которого скрывается сюжет разгрома одного из лучших культурных проектов постсоветской России. Объясняю, почему лучшего и почему разгромом.

Начну с первой части. С того, что Положение о премии предполагалось менять подспудно, но правки выплеснулись в публичное пространство. «Фонтанка» писала о предполагаемых изменениях короткой строкой — об упразднении ряда номинаций, как-то: «Эксперимент», «Современный танец», «Работа драматурга», «Работа композитора», «Драма / малая форма» (то есть связанных с современным искусством, которое не соответствует нынешнему курсу на верность традициям). И о предполагаемой абсолютной зависимости экспертов от председателя СТД, получающего право вносить коррективы в списки номинантов, а председателя — от Минкульта, с которым он (то есть, на данный момент, Калягин) обязуется согласовывать и кандидатуры экспертов, и сами списки.

Понятно, что согласования — это плохо, а двойные — вдвойне. Но дело тут не только в них. «Маска» финансово и менеджерски обеспечивала театрам всей страны прежде всего внятную экспертизу и единый контекст, постепенно реализуя грандиозные гастрольные программы (столицы — на периферию, периферии — в столицу), а в результате за эти 30 лет «провинциальный» театр в худшем понимании этого слова фактически перестал существовать. То есть плохого, дурновкусного театра по-прежнему достаточно, но этот печальный факт не связан с географией, а только с уровнем таланта людей, в нем работающих. И в Москве и Петербурге театров третьего и ниже ряда ничуть не меньше, чем на периферии, а, наоборот, вдали от столиц рождаются спектакли и целые труппы, которые запросто дадут фору столичным сценам.

Как это работало и пока работает, поскольку эксперты в обоих действующих советах (музыкальном и драматическом) сейчас — всё еще независимые и уже отсмотрели сотни спектаклей предыдущего сезона? Начну от истоков.

Театральный смотр лучших российских спектаклей и Национальная премия под единым брендом «Золотая Маска» возникли в 1993 году. Инициатором столь важного проекта в период, когда российский театр, освобожденный от цензуры, начал стремительно наверстывать прежде запретное по всем направлениям, стал Эдуард Бояков — ныне неистовый «крестоносец», потрясающий хоругвями православного театра, а тогда прогрессивный и крайне эффективный театральный менеджер. Роль его альянса с СТД, председателем которого тогда был всенародный кумир, народный артист СССР Михаил Ульянов, переоценить сложно: Боякову при поддержке Союза удалось довольно быстро объединить разрозненные театры постсоветского пространства и осмыслить их поиски как единый процесс.

Как это получилось? Да очень просто. Сработало базовое кредо «Маски», сформулированное Ульяновым: «Профессионалы — профессионалам». «Маска» привлекала таких экспертов, которые готовы были ездить по стране в продуваемых насквозь поездах, жить в малокомфортных гостиницах с удобствами на этаже, смотреть по 300 спектаклей в год вживую от Москвы до Владивостока и столько же — на видео, при этом обладая опытом анализа спектаклей, знанием о направлениях и тенденциях развития мирового театра и авторитетом у театрального сообщества страны. Именно авторитет экспертов, их четкие критерии, озвучиваемые публично на конференциях, на обсуждениях спектаклей на труппе и в текстах во всероссийских изданиях, их чуткость ко всему новому и значимому в отечественном театре за первые же пять лет превратили «Золотую Маску» в главный театральный проект, ожидаемый всеми без исключения театрами — государственными и независимыми, которые, что особенно важно, «Маска» рассматривала в одном ряду.

По сути, номинационные списки (они же — шорт-листы, состоящие из названий, фамилий и номинаций, итоги работы двух независимых экспертных советов за год) — это и есть история постсоветского театра. Так, в 1996–98 годах в списках режиссеров-номинантов — почти что одни мастера: Лев Додин, Алексей Бородин, Валерий Фокин, Петр Фоменко, Генриетта Яновская. В 1999 году их уже теснит дерзкая молодежь — Юрий Бутусов, Виктор Крамер, Олег Рыбкин, а кроме того, появляется фамилия англичанина Деклана Доннеллана как знак начала взаимодействия с зарубежными театральными художниками, которое вскоре проявит себя повсеместно, а не только на столичных сценах. Ну а в начале 2000-х появляются, чтобы удивлять, вдохновлять и лидировать, кроме Бутусова и Рыбкина, еще и Михаил Бычков, Андрей Могучий, Кирилл Серебренников, Владимир Мирзоев, Миндаугас Карбаускис, Дмитрий Черняков, Максим Исаев и Павел Семченко с их Инженерным театром АХЕ, Сергей Потапов и многие другие режиссеры, которые стимулировали в том числе и мастеров искать, меняться, экспериментировать. Тут важно понять, что «Маска» не продюсирует спектакли, не насаждает «новых мод», она лишь фиксирует то, что происходит в российском театре, восставшем с советского прокрустова ложа, как экспертная институция выводит на первый план самое в художественном смысле значимое и совершенное. Так что обвинить «Золотую Маску» в том, что она задает, программирует какие-то тенденции, невозможно ни тогда, на рубеже веков, ни сейчас.

Вот уже три десятилетия «Маска» следует за театральным процессом, осмысляя и закрепляя в новых номинациях то, что уже проявилось на практике. Например, в 1999 году в результате очевидного и бурного интереса к эксперименту отечественных деятелей и появления десятков спектаклей на стыке жанров и видов искусств, в неожиданных пространствах и с использованием новых технологий (в том числе, во взаимодействии со зрителем) появляется номинация «Новация», которая в 2008 году преобразуется в «Эксперимент». В 2000 году возникает номинация «Современный танец» — только потому, что в России рождаются уже не отдельные спектакли, а целые театры, работающие в стиле contemporary dance, самобытно и мастерски: екатеринбургские «Провинциальные танцы» Татьяны Багановой и Эксцентрик-балет Сергея Смирнова, челябинский театр современного танца Ольги Поны, пермский Балет Евгения Панфилова не уступают столичным коллективам в том типе театра, где доминирует язык тела, а не текст и не нарративный сюжет. В 2001 году обилие камерных спектаклей и понимание экспертами того, что они существуют по иным законам, нежели спектакли большой формы — используют иные ресурсы актера, иные постановочные решения, иначе, более тесно взаимодействуют со зрителем - и потому требуют оценки по особыми критериям, привело к разделению единого прежде списка «Лучших спектаклей» на две номинации: «Спектакль большой» и «Спектакль малой формы». Расцвет современной музыки и её приход в театр отразила новая — 2008 года — номинация «Работа композитора», в которой были награждены известные культурному сообществу люди: Родион Щедрин, Владимир Кобекин, Александр Пантыкин, Эдуард Артемьев, Алексей Сюмак и многие другие. Расцвет в начале XXI века современной российской драматургии зафиксировала в 2017 году номинация «Драма / Работа драматурга». И так далее.

Конечно, эксперты допускали просчеты — погрешность коллективных решений в принципе неизбежна. Но сообщество принималось обсуждать эти просчеты так бурно, что качественные спектакли, не вошедшие в шорт, получали порой больше экспертного внимания, и это внимание компенсировало моральный ущерб. Изменения, инициируемые сегодняшним СТД, если будут приняты, приведут к тому, что работа экспертов потеряет всякий смысл, центростремительная сила сойдет на нет, единое театральное пространство быстро распадется на разрозненные островки, и каждому театру придется выплывать в одиночку: ища возможности приглашения экспертов и изобретая иные хитроумные способы не подпасть под действие замечательно точной формулы культуролога Юрия Лотмана: «Провинциальность — это исключенность из контекста».

Теперь что касается реорганизации «Золотой Маски». За время после появления соответствующей информации на сайте СТД в сети возникло столько путаницы, что просто необходимо объяснить устройство премии. Никакого юрлица у «Золотой Маски» нет и не было, но её единственным учредителем является Союз театральных деятелей РФ. Это прописано в Положении о «Маске» вместе с еще одним пунктом: «Для решения всего комплекса вопросов по организационному, финансовому, материально-техническому, информационно-правовому и иному обеспечению процедуры соискания и присуждения Премии (сбора и регистрации заявок на участие в конкурсах, обеспечения работы Экспертных советов и Жюри), подготовки и проведения Фестиваля, Церемонии его открытия и Церемонии вручения Премии привлекается на договорной основе организация, исполняющая функции Дирекции Премии и Фестиваля».

Так вот сейчас Александр Калягин хочет второй раз в истории «Маски» расторгнуть договор с одной исполнительной дирекцией и заключить с другой. Первый раз это случилось в 2004 году, когда Калягин решил расстаться с Бояковым. Тогда была учреждена АНО «Премия и Фестиваль «Золотая Маска» во главе с Марией Ревякиной, которая на тот момент занимала пост директора Московского художественного театра им. А.П.Чехова, а до того 14 лет успешно руководила молодежным театром «Глобус» в Новосибирске, создав в нем известный всей России Рождественский фестиваль искусств и ряд программ, удостоенных Госпремии. Революция оказалась «бархатной», положение о премии и состав дирекции (а это, напомню, команда штучных опытнейших специалистов, равных которым просто нет в стране) остались прежними.

За без малого 20 лет сотрудничества Калягин и Ревякина дважды подвергались серьезным атакам Министерства культуры и оба раза отбивали их, работая слаженно и четко, как напарники в полицейских сериалах. В мае 2015 года в ответ на кампанию профильного замминистра Александра Журавского, упрекавшего Премию в недобросовестной экспертизе и, в частности, недостаточной ротации экспертных советов, Ревякина и Калягин собрали в Москве всех экспертов Премии за 22 года её существования (включая и автора этих строк): 50 театроведов, надо сказать, наголову разбили Минкульт, и Калягин роль предводителя сообщества сыграл безупречно.

В 2016 году столь же безоговорочным провалом завершилась попытка Минкульта внедрить в экспертный совет «своих», ни в коей мере экспертами не являющихся. Более жестокое испытание для людей, что называется, «с мороза», чем поездки в течение года по стране (гостиницы к тому времени, правда, стали значительно комфортнее, чего не скажешь о поездах) и почти ежедневный просмотр спектаклей, хороших и разных, трудно себе вообразить. На следующий год повторять этот опыт Минкульт не стал — видимо, желающих сходу полюбить театр так, как любят его эксперты «Маски», больше не нашлось, а еще год спустя Минкультуры и вовсе демонстративно вышло из организаторов «Золотой Маски» с обещанием создать собственную премию со статусом национальной. Не создали. Потому что это только кажется, что всё просто — выбирай лучшие спектакли на свой вкус да раздавай «слонов». Нет: вопрос «А судьи кто?» остается ключевым. Да и с организаторами, готовыми работать 24/7, одновременно принимая одни театры в Москве, а другие отправляя на гастроли по стране, подбирая и приспосабливая площадки и там, и там, покупая сотни билетов, проводя во всех городах встречи и пресс-конференции, — проблема. В том смысле, что их таких — единицы. Потому что их работа, как и труд экспертов — это способ существования, когда профессия становится чем-то вроде миссии и рода безумия одновременно. И количество сумасшедших строго ограничено.

В нынешнем порыве танцевать придворные танцы Союз театральных деятелей рискует потерять сообщество. Отмечу все же, что информация на сайте СТД о реорганизации «Маски» подписана не Калягиным, хоть он и упоминается там как человек, который провел некое совещание, на котором обсудил грядущие перемены, а безликой пресс-службой. Калягин молчит давно — молчит о том, о чем лидер профессионального объединения молчать, кажется, не может. В частности, о деле режиссера Евгении Беркович и драматурга Светланы Петрийчук, которые находятся в СИЗО по делу о терроризме по факту не каких-то поступков, но пьесы и спектакля. Но Калягин молчит, а сообщество, наоборот, заговорило. И триггером для первого после февраля 2022 года массового протеста людей театра оказалось как раз известие об изменениях в Положении «Маски».

Первым с публичным объявлением протеста выступил создатель и худрук Воронежского Камерного театра Михаил Бычков. В открытом письме он обратился к секретариату СТД, призвав его не допустить изменений в Положении, которые охарактеризовал как «носящие разрушительный, антидемократический и, главное, очевидно анти-творческий, анти-театральный характер». «Идея с обновлением «Маски», — написал Бычков, — это не только диверсия под создаваемое последние десятилетия единое пространство российского театра. Это, возможно, роковой шаг к развалу нашего творческого союза, конец единства и славной истории СТД».

На данный момент, аналогичное, хоть и более мягкое по форме письмо, вывешено на сайте Петербургского театрального журнала и уже собрало более двухсот подписей людей настолько значимых и известных в театральной России, что на их фоне имя потенциального главы новой дирекции «Золотой Маски» Владимира Мишарина совсем блекнет.

Единственный пост, который Мишарин в своей профессиональной карьере занимал более пяти лет — пост генерального директора Сочинского концертно-филармонического объединения: с 2010 по 2019 год, параллельно входя в рабочую группу при Президенте Российской Федерации по подготовке и проведению XXII Олимпийских зимних игр 2014 года в городе Сочи. Кроме этого, работал в региональных и российском отделении СТД. Теперь он должен для начала создать НКО, а потом и собрать коллектив новой дирекции с нуля — и второе представляется лично мне задачей невыполнимой по причинам, описанным выше.

При этом нынешняя дирекция вовсе не собирается уходить со сцены, а намерена, отдав на растерзание СТД Фестиваль и Премию, продолжить заниматься всеми региональными проектами, имя которым легион: внеконкурсная программа «Маска Плюс», составленная из любопытных спектаклей, не вошедших в конкурсную программу, программа музейно-театральных постановок в Москве Theatrum, Детский Weekend, «Золотая Маска в кино», «Золотая Маска online» и гастроли в восьми российских городах. На данный момент, эти проекты запущены и проводятся выдающейся без преувеличения командой дирекции, возглавляемой Марией Ревякиной, при поддержке многолетних финансовых партнеров «Маски».

И есть еще одна загвоздка — положение о премии предписывает утверждение любых перемен в структуре и организации «Маски» секретариатом СТД РФ. Заседание секретариата намечено на 30 октября 2023 года. В его состав входит целый ряд весьма достойных представителей сообщества: худрук РАМТа Алексей Бородин, его главный режиссер Марина Брусникина, ректор Школы-студии МХАТ, актер МХТ Игорь Золотовицкий, театральный менеджер Дмитрий Мозговой, артист Александринки, председатель петербургского отделения СТД Сергей Паршин, худрук-директор петербургского Театра на Литейном Сергей Морозов. Впереди два месяца. Время пошло.

Жанна Зарецкая, специально для «Фонтанки.ру»