В издательстве Individuum вышла вторая книга кинорежиссера Квентина Тарантино — «Киноспекуляции» в переводе Сергея Козина. В отличие от первого литературного труда, «Однажды в Голливуде» (отрывок из нее также публиковала «Фонтанка»), это заметки о разных фильмах, этакая история нового Голливуда глазами одного из его главных героев. Раздумья о том, что было бы, если бы за картины взялся не тот, а другой режиссер. Среди картин, о которых рассуждает мастер, «Грязный Гарри», «Рокки», «Побег из Алькатраса» и другие известные и не очень в России произведения.
«Фонтанка» с любезного разрешения издательства публикует отрывок из главы «Маленький Кью смотрит взрослые фильмы», в которой Квентин предстает перед читателем еще ребенком.
В то время мои родители, еще молодые, часто ходили в кино и, как правило, брали меня с собой. Уверен, они бы легко нашли, на кого меня свалить (моя бабушка Дороти всегда была наготове), но вместо этого они позволяли мне вертеться рядом. Одной из главных причин такой доброты было то, что я умел держать рот на замке.
Днем я мог позволить себе быть нормальным (надоедливым) ребенком. Задавать тупые вопросы, валять дурака, думать только о себе — как и все, собственно, дети. Но если вечером меня брали с собой — в ресторан, бар (это порой случалось, потому что Курт работал пианистом в баре), ночной клуб (что тоже иногда происходило), в кино или даже на посиделки с друзьями, — я знал: это взрослое время. Если хочешь, чтобы тебя и дальше пускали во взрослое время, то лучше не ерзай на своей маленькой заднице. Проще говоря: не доставай тупыми вопросами, не думай, что ты главный герой вечера (это не так). Взрослые собрались поговорить, пошутить и посмеяться. Моя задача была молчать и не отвлекать их детскими глупостями. Я знал, что всем плевать на мое мнение об увиденном фильме или о вечере в целом (если только я не скажу что‐то милое). Конечно, если бы я нарушил эти правила, никто бы меня не наказывал. Но хорошее, зрелое поведение поощрялось. Потому что, если бы я вел себя как надоедливый ребенок, в следующий раз меня бы оставили дома с няней и веселились бы без меня. Я не хотел сидеть дома! Я хотел веселиться с ними! Я хотел быть частью взрослого времени!
В каком‐то смысле в детстве я был как «Человек‐гризли»*: по вечерам мог наблюдать за взрослыми в среде их природного обитания. Я тоже должен был не издавать ни звука, смотреть во все глаза и слушать.
Вот, значит, что делают взрослые, когда рядом нет детей.
Вот, значит, как взрослые общаются между собой.
Вот о чем они говорят, оставаясь наедине.
Вот что им нравится.
Вот что они находят смешным.
Не знаю, входило ли это в планы моей матери, но таким образом меня учили взрослому общению.
Когда меня брали в кино, моей задачей было сидеть и смотреть, даже если фильм мне не нравился.
Да, некоторые взрослые фильмы были просто охренительные!
«Военно‐полевой госпиталь», «долларовая» трилогия**, «Там, где гнездятся орлы», «Крестный отец», «Грязный Гарри», «Французский связной», «Филин и Кошечка» и «Буллит». Но некоторые мне в 8–9 лет казались охренительно скучными. «Познание плоти»? «Лис»? «Айседора»? «Воскресенье, кровавое воскресенье»? «Клют»? «Прощай, Коламбус»? «Модельное ателье»? «Дневник безумной домохозяйки»?
Я знал одно: пока они смотрят фильм, им плевать, насколько он мне интересен.
Наверняка поначалу я иногда говорил что‐то вроде: «Мам, мне скучно». А она наверняка отвечала: «Послушай, Квентин, если будешь нудеть всякий раз, когда мы берем тебя с собой, в следующий раз останешься дома [с няней]. Хочешь сидеть дома и смотреть телевизор, пока мы с твоим отцом веселимся, пожалуйста, так и поступим. Решай сам».
Вот я и решил. Я хотел быть с ними.
А значит, первое правило — не нудеть.
Второе правило во время просмотра — не задавать глупых вопросов.
Максимум разок‐другой в самом начале, но после этого я один в пустыне. Время вопросов настанет только после финальных титров. В большинстве случаев это правило я соблюдал. Хотя бывали исключения. Мама часто вспоминала с подругами, как потащила меня на «Познание плоти». Арт Гарфанкел пытался развести Кэндис Берген на секс. И их диалог выглядел примерно так: «Ну давай это сделаем? Я не хочу этого делать. Ты же обещала? А я не хочу. Да все это делают!»
И тут я своим писклявым девятилетним голосом громко спросил: «Мам, а что они хотят сделать?» По словам матери, в этот момент весь зал, полный взрослых людей, лег от хохота.
Помню, в каком недоумении оставил меня легендарный стоп‐кадр в финале «Буча Кэссиди и Санденса Кида».
Я спросил: «Что случилось?»
«Они погибли», — объяснила мама.
«Погибли?» — взвизгнул я.
«Да, Квентин, погибли», — уверенно подтвердила мама. «Откуда ты знаешь?» — коварно спросил я.
«Потому что, когда картинка остановилась, именно это имелось в виду», — терпеливо ответила она.
Но я снова спросил: «Откуда ты знаешь?»
«Знаю, и всё», — сказала она, но меня это, конечно, не устроило. «Почему это не показали?» — спросил я почти возмущенно.
Тут мама начала терять терпение и отрезала: «Потому что не хотели!»
Я угрюмо проворчал: «Должны были показать».
И при всей легендарности этого кадра я до сих пор с собой согласен: «Должны были показать».
* Человек-гризли (The Grizzly Man) — прозвище Тимоти Трэдуэлла (1957–2003), американского натуралиста, документалиста и исследователя жизни медведей. Трэдуэлл славился своим бесстрашным подходом: он фактически жил среди медведей, пренебрегая всякими мерами безопасности. Это закончилось трагедией: в 2003 году Трэдуэлл и его девушка были убиты и съедены медведем. На основе снятых им документальных материалов Вернер Херцог сделал фильм «Человек-гризли» (2005). — Прим. пер.
** Три спагетти-вестерна Серджо Леоне с Клинтом Иствудом: «За пригоршню долларов» (1964), «На несколько долларов больше» (1965), «Хороший, плохой, злой» (1966). — Прим. пер.