«Мы развиваемся вопреки титаническим усилиям Банка России». Экономист Делягин о положении дел в стране

Отчеты чиновников о положении дел в российской экономике показывают, что она едва ли не на пороге преодоления всех временных трудностей и развивается настолько прекрасно, что ее даже следует немного осадить. Однако пессимистов не отпускает ощущение того, что все это лишь вступление какого-то большого и длинного драматического представления, что мы на пороге действительно масштабных и необратимых изменений в стране — можно назвать их трансформацией экономики, а можно по-другому.

«Фонтанка» попросила поделиться своими ощущениями того, кто действительно разбирается в экономике — зампредседателя думского комитета по экономике, доктора экономических наук Михаила Делягина.

— Какие у вас мысли возникают, когда вы видите свежие макроэкономические отчеты об экономике России: об инфляции, о росте ВВП, о дефиците бюджета и о его исполнении?

— Если убрать матерные мысли, то я сразу вспоминаю фразу Андрея Михайловича Макарова (председатель комитета Государственной Думы по бюджету и налогам. — Прим. ред.), который еще много лет назад сказал, что, после того, как мы подчинили Росстат Минэкономразвития, нам стали по плечу любые показатели.

— Какие показатели вызывают у вас наибольшую тревогу?

— Однозначно вызывает тревогу то, что Минфин собирается получать 22 % дополнительных доходов в следующем году, насколько можно судить по его заявлениям и данным, за счет занижения прогнозных параметров. Например, прогноз по инфляции и прогноз по курсу рубля к доллару. И за счет связанного с этим инфляционного и девальвационного эффекта.

— …А не за счет роста экономики?

— Ну, что-то они там рисуют. Но это никого не интересует в принципе.

— Но обычно же все-таки рост доходов государства возникает при росте доходов предприятий и граждан?

— Кто вам такую глупость сказал? Почитайте комментарии и отчеты Минфина и Минэкономразвития. Рост связывают с ростом цен на нефть. Британская компания Argus, которая всегда занижала данные о ценах на нашу нефть, уходит из России. А ее данные очень сильно влияли на налогообложение. Теперь она уходит, и придется считать официально. Реальные данные. Вот у нас сразу дополнительно доходы и прибавятся.

— Но и без «Аргуса» в последние недели приходят сообщения о том, что дисконт Urals к Brent сокращается, и что наша нефть стремительно приближается чуть ли не к 90 долларов за баррель. Вы верите в то, что в Индию и в Китай нам удается по столько продавать?

— Это все довольно сложно. Насколько я понимаю, мы в Индию продаем с дисконтом, но при этом индусы очень здорово переплачивают за использование наших танкеров. Которые формально не наши. А возвращаются эти деньги в Россию или не возвращаются — это вопрос открытый. Но пока у нас государство занимается стимулированием изменников страны, и считает, что смысл существования России — в поддержке своими деньгами тех, кто пытается уничтожить нас, до тех пор рассуждать об экономической политике странновато. Потому что чем менее эффективен убийца — тем ведь лучше, так ведь?

— Что вас настораживает в отчетах о росте экономики? Например, глава ЦБ РФ Эльвира Набиуллина говорит о «перегретой экономике». У меня нет экономического образования, и я не вполне понимаю смысл этого термина. А вы понимаете? Согласны с тем, что это плохо и с этим надо бороться? Или все же рост экономики — это немного хорошо?

— Эльвира Сахипзадовна — это либералы. А либералы в России, как и во всем мире, отстаивают интересы финансовых спекулянтов. Но действительно, во втором квартале, благодаря усилиям правительства во главе с Мишустиным, была хорошая ситуация в обрабатывающей промышленности. У нас рост инвестиций по официальным данным составил 12,8 %. Естественно, эти данные приукрашены и очень сильно, но, тем не менее, улучшение было видно невооруженным взглядом. И возникла опасность, что деньги из финансовых спекуляций, которые тогда стагнировали, станут инвестиционным ресурсом для промышленности.

— Так это же хорошо?

— Для людей это хорошо, а для спекулянтов это плохо. Потому что когда деньги уходят из сектора финансовых спекуляций в реальный сектор, то люди получают рабочие места, а топ-менеджеры лишаются бонусов. И у них возникла реальная проблема — как придушить обрабатывающую промышленность. Как придушить российскую экономику. Было решено пойти по самому простому пути — повысить еще больше ставку и сделать кредит еще более дорогим, еще менее приемлемым, еще менее доступным. Чтобы люди, которые затеяли инвестиционные проекты, поняли, что у них ничего не выйдет. И вернули деньги обратно на валютный рынок и продолжили там спекулировать.

Но просто так менять ставку нельзя, надо для этого создать панику вокруг девальвации. Чтобы повысить инфляционные ожидания, в результате которых деньги девальвирутся. Поскольку и предложение валюты, и спрос на валюту у нас определяются Банком России в реальности, то Эльвира Набиуллина обеспечила девальвацию, подняла волну инфляционной паники.

Если промышленность начинает развиваться, то в либеральной экономике это не допустимо. Она начинает кричать, что раздувается пузырь, который сейчас лопнет. Хотя вообще-то это больше свойственно как раз спекулятивной экономике — перегрев рынка. А когда у нас работают заводы, такого не бывает. Но спекулянты будто и не подозревают, что существуют заводы, существует устойчивый спрос. Существуют гарантированно прибыльные проекты. Для них это слишком сложно.

— А вы, простите, когда говорите «либерал», вы это слово как ругательство используете или как научный термин?

— Нет, я это использую в качестве научного термина. Который существует с 10-х годов 20 века. Это человек, который служит финансовым спекулянтам. Поскольку интересы финансовых спекулянтов объективно противоречат интересам большинства народа, выходит, что этот человек выступает против своего народа.

— Кажется, там было какое-то немного другое определение у либерализма?

— Да, во времена Вольтера определение действительно было другое. Напомню, это был 17 век. Тогда либерал был тот, кто отстаивает свободу, суверенитет и свободу личности и ответственность. Почему-то все про ответственность было. Но с 10-х годов 20 века это не так. Если дедушка Ясин (Евгений Ясин, в 1994–1997 гг. министр экономики России, в дальнейшем научный руководитель НИУ «Высшая школа экономики», основатель фонда «Либеральная мысль». — Прим. ред.) покойный не рассказал об этом своим студентам, то это не значит, что этой реальности не существует.

Есть такая книга — «Странная смерть либерализма в Англии» о событиях как раз 1910-х годов, сразу после первой мировой войны. Именно тогда появились первые либералы в нынешнем значении этого слова, которые выступали против своего народа в интересах финансовых спекулянтов.

— Все же обычно принято считать, что именно либеральные идеи породили капитализм, благодаря которому возникла собственно вся промышленная индустрия?

— Либеральные идеи породили капитализм еще раньше. Это было в 16 веке в Венеции. Если бы мы с вами жили в 18 веке или даже в самом конце 19 века, это было бы святой правдой. Но, к сожалению, мы с вами живем в несколько более позднее время.

— Давайте вернемся к нашим уютным баранам. Что происходит с нашей экономикой?

— С нашей экономикой происходит то, что и должно, когда ею управляет человек, производящий впечатление слепоглухонемого. Или человек, производящий впечатление неграмотного. От этого возникает много интересных эмоций. Например, нам первый заместитель министра энергетики рассказал в Государственной Думе, что нельзя сделать в России дешевую нефть, исключив пошлины, потому что если у нас будет дешевая нефть, то Минэнерго не сможет контролировать качество производимого мазута. Я практически дословно цитирую.

Так и хочется сказать: «Ребят, ну уйдите и уступите место каким-нибудь механикам с заправки. Может, они по-русски говорить не умеют, но они смогут определить качество мазута». Но им это слишком сложно.

— Насколько большой вклад в экономику России вносят те самые новые отрасли, в первую очередь, IT?

— Официальная статистика их не замечает или почти не замечает. Потому что, во-первых, их очень большая часть работает в сфере, которая невидима отечественной статистике, что бы они там ни рассказывали. А во-вторых, эффект носит инфраструктурный характер. Понимаете, снижаются издержки, повышается быстродействие. И это касается всех. Это не выделимо. Когда, например, «Лукойл» делал первую «умную» скважину в 1995 году, они полностью сделали информационную обвязку скважины и компьютерное моделирование оперативного управления. Они получили очень большой эффект. Буквально на одной скважине его можно было посчитать. А теперь это уже очень сложно посчитать. Я думаю, что это очень большой и очень позитивный вклад.

Ну и если 20 лет назад вас спрашивали, какие вы знаете компании, вы говорили «Газпром». А теперь говорят «Яндекс» и «Сбер». Причем «Сбер» не в том смысле, что это банк — да, это и банк тоже. Но это одна из самых айтишных компаний, наряду с «Яндексом», а может и еще «айтишнее».

— У правительства есть данные о почти 20 %-ном росте пассажирских перевозок. Это успех?

— По сравнению с чем?

— Первое полугодие 2023 года к первому полугодию 2022 года.

— В прошлом году вспомните. Март, апрель… Много ли вы ездили?

— Нет.

— В прошлом году все были фрустрированы, все были в шоке. А сейчас люди немного смирились с новой реальностью, страна немного выдохнула и пытается вернуться к нормальной жизни. Поэтому, естественно, пассажирские перевозки выросли.

При этом нужно понимать, что пассажирские перевозки можно считать в человеко-километрах, а можно считать в рублях. И как только вы начинаете считать в рублях, вы сразу приукрашиваете реальную картину, потому что инфляция всегда занижает рост цен. И это не только у нас в стране. У нас эта проблема частично решена, потому что большинство покупок отслеживается онлайн, хотя есть и теневая сфера.

Однако я признаю, что даже с учетом всех приукрашиваний статистика этого года пока лучше, чем год назад. Потому что она посчитана пока еще до девальвации. А статистика по году будет хуже, чем статистика первых семи-восьми месяцев. Плюс к этому у нас сейчас топливный кризис. Проблема с осенне-полевыми работами. На новых территориях все в порядке с осенне-полевыми работами. На них солярки хватает. А у всех остальных реально не хватает. Если даже нашего тишайшего министра сельского хозяйства довели до того, что он практически благим матом кричит о возможности срыва осенних работ, то понятно, что это уже ненормально.

— У нас рубль с начала года потерял 40 % стоимости. Почему неправильно говорить, что мы обеднели на 40 %?

— На самом деле, цены растут не пропорционально рублю. Потому что при всей зависимости от импорта, мы довольно много производим своего. Но тем не менее, это правильно. Пусть не 40 %, а 30 % реальная инфляция все же составила.

— Но этого не видно в отчетах Росстата, ЦБ и МЭР.

— Если очень сильно зажмуриться, то можно не заметить даже самых очевидных вещей.

— Так что нужно сделать, чтобы наша экономика по-настоящему развивалась и не вызывала изжогу у тех, кого вы называете либералами?

— Нет, ну если она будет развиваться нормально, то она как раз вызовет у них изжогу. Во-первых, нужно прекратить отток капиталов, ограничить обналичку, чтобы можно было в день менять на человека, скажем, среднюю месячную зарплату, а не миллион долларов, принудительно вернуть капиталы в Россию из офшоров, потому что у нас огромная часть бизнеса все еще зарегистрирована в офшорных зонах, по сути, контролируется западными спецслужбами.

Дальше — провести налоговую и таможенную революцию, потому что у нас все налоговое и таможенное регулирование ориентировано на закрепление колониального положения России, на то, чтобы мы экспортировали сырье и покупали, если нам позволят, товары его переработки. Ограничить произвол монополий. Это по минимуму.

— Сейчас наши монетарные власти говорят, что экономика перегрета — это плохо, и что надо придавливать ее ставкой. А каков критерий, когда развитие экономики и промышленности, вроде бы позитивный процесс, превращается в негативный перегрев, с которым надо бороться? Что об этом говорит экономическая наука?

— Если вам кто-то говорит, что экономическое развитие — это плохо, полечите человека, пропишите ему рехаб, чтобы он, может быть, не употреблял какие-нибудь совсем уже жесткие вещества. Есть же много сейчас хороших технологий. Я по улице иду в Петербурге, а там объявления на стенах, — нарколог. Если вам кто-то говорит, что развитие экономики — это плохо…

— Я понял-понял, надо лечить. Но если серьезно. Мы же сейчас говорим о людях, которые управляют монетарной политикой нашей страны.

— Ну как давно было сказано, большая проблема, что некоторые товарищи, которым нужно принимать лекарства, вместо лекарств принимают законы. К сожалению, такое есть.

— Хорошо, скажите напоследок, только уже совсем серьезно, что нашим читателям, обычным петербуржцам, надо знать о положении дел в экономике?

— Мы развиваемся, вопреки титаническим усилиям Банка России.

— У нас есть шанс вырастить таким образом — вопреки — нормальную здоровую экономику?

— Ну… когда мы избавимся от контроля людей, которые зависли в 90- годах, причем некоторые даже не прошлого века... ну, тогда все будет хорошо и быстро. Посмотрите, шести месяцев Примакова хватило на экономический рост… ну… до 2004 года — самое-самое малое.

— Обычно же говорят, что это было из-за цен на нефть? После его премьерства через два года она удвоилась, а к 2004 году утроилась.

— Нет.

— Позвольте в самом конце задать хамский вопрос, я ж журналист. Вы говорите, с точки зрения обывателя, совершенно правильные и понятные вещи. Но тогда, как говорится, раз вы такой умный, где же ваши деньги? Почему вас не слушают наверху, почему не делают так, как вы рекомендуете?

— Я же профнепригоден с точки зрения тех, кто сейчас управляет российской экономикой. Мне очень скучно воровать, и я практически не умею этого делать.

— Хорошо, а есть какие-то люди у нас в правительстве, которые вызывают у вас хотя бы доверие, если не уважение?

— Белоусов (Андрей Белоусов, первый зампред Правительства РФ. — Прим.ред.). Но он специалист, он говорит на таком языке, что нужно переводить на человеческий. Он, наверное, единственный макроэкономист в стране. С Клепачем на двоих (Андрей Клепач, экс-замминистра МЭРТ, сейчас главный экономист ВЭБ.РФ. — Прим.ред.). Ну, собственно, Мишустин обеспечивает разумное использование бюджетных денег. Кстати, Новак еще нормальный (Александр Новак, экс-глава Минэнергетики РФ, сейчас зампред Правительства РФ. — Прим.ред.). Трутнев — нормальный, более чем (Юрий Трутнев, экс-министр природных ресурсов РФ, сейчас зампред Правительства РФ. — Прим.ред.). Очень толковый мужик, но занимается конкретными проектами, не системными вещами.

— Уже на целую октябрятскую звездочку набирается. Что же им мешает развивать экономику?

— Нужно понимание системности в экономике. Если я хороший парень, я, скорее всего, хорошо работаю на своем участке. Но если я бюджетные деньги разумно использую, подменяя тем самым министра финансов… Разве так получится?

У нас нет понимания того, что раньше называлось хозяйственным механизмом, как одни элементы экономики воздействуют на другие. А те, у кого это понимание есть, они не могут изменить ситуацию политически. Ведь ограничить воровство — это уже политическое решение. Ведь некоторые всерьез считают такой шаг подрывом основ государственного строя.

— Эдак мы сейчас дойдем до вопроса, кто должен запретить воровать.

— Ну, кто хочет жить, тот и должен запретить.

— Хорошо вы ушли от ответа.

— Почему? Я очень четко зафиксировал, что запретить должен тот, кто хочет жить. Даже не «в этой стране», как говорят либералы, а просто жить хочет.

Беседовал Денис Лебедев, «Фонтанка.ру»