Счастливые инфляцию не наблюдают

На этой неделе спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко предложила создать в России министерство счастья. Помните, как в «Золотом теленке» Остап Бендер, несчастливый обладатель миллиона рублей, спрашивал Шуру Балаганова — сколько тому нужно денег для счастья… «Балаганов долго думал… и наконец объявил, что для полного счастья ему нужно 6 400 рублей, и с этой суммой ему будет на свете очень хорошо»

Но почему именно 6 400 рублей? Не шесть, не семь тысяч, а именно эта сумма? Авторы «Золотого теленка» Илья Ильф и Евгений Петров в своих романах всегда были точны в бытовых деталях советской жизни, и эта сумма наверняка должна что-то означать.

Ответ проще всего найти, сравнив сумму, запрошенную Балагановым, со средней зарплатой того времени — в 1929 году. Средняя зарплата в столице CCCР составляла тогда 950 рублей в год. Таким образом, Балаганов просил «для счастья» 6,5 средних годовых зарплат москвича.

А в наши дни, согласно данным опросов, которые периодически проводят маркетинговые и рекрутинговые агентства, «московское счастье», понимаемое как уровень дохода, достаточного для безбедной жизни в столице, люди оценивают на уровне двух с половиной — трех миллионов рублей в год — что составляет порядка двух «среднегодовых» московских зарплат (по оценке Росстата).

Так что Балаганов не хотел ничего запредельного — на 6 400 рублей в 1929 году он действительно мог безбедно прожить пару лет в столице, и даже не в одиночестве. Так и сейчас люди просят для счастья только комфорта и возможности не считать каждую тысячу рублей.

В 1960-е гг. в экономической литературе появились понятия «глобальное удовлетворение» («global satisfaction») и «глобальное счастье» («global happiness»), под которыми понималось преимущественно «экономическое благосостояние», а также новый показатель счастья — «субъективное благополучие» («subjective well-being»), отражающее личное восприятие человеком своего состояния и состоящее из трех частей: аффекта (совокупности чувств и настроений человека), счастья и удовлетворенности жизнью.

Под счастьем понимали некоторое состояние человека, при котором положительные эмоции превалируют над отрицательными.

Удовлетворенность жизнью — это субъективная оценка индивидом его экономического и социального положения

Но делают ли деньги человека счастливым? Поиск ответа на этот вопрос сделал мировой знаменитостью американского экономиста Ричарда Истерлина, который в 1974 году опубликовал статью с провокационным названием «Делает ли нас счастливыми экономический рост?»

Истерлин не отрицал, что богатые люди счастливее, чем бедные, но ставил под сомнение ключевое предположение современной экономической теории — увеличение дохода (и, следовательно, возможностей потребления) повышает благополучие. Если же повышение среднего уровня дохода в обществе не увеличивает благополучие этого общества, то зачем нам нужен такой экономический рост?

Тем более что, как объяснял американский социолог Джордж Гоманс: «Любая попытка удовлетворить запросы человечества обречена на провал. Любое удовлетворенное желание создает новое желание, которое человек жаждет удовлетворить». В тот момент для Америки вопрос казался чрезвычайно актуальным — бурный экономический рост 1950-х, строительство «Великого общества» в 1960-е в начале 1970-х внезапно обернулось социальными и расовыми конфликтами, торможением экономики, ростом цен и вспышкой безработицы. Если увеличение доходов не приносит счастья, может быть, надо сосредоточиться на чем-то другом?

На основе изучения американской статистики и результатов социологических опросов, Истерлин пришел к выводу, что рост среднедушевого дохода страны не связан с ростом удовлетворенности жизнью ее жителей.

Почему деньги не делают нас счастливее? Истерлин объяснял это так — люди достаточно быстро адаптируются к более высокому уровню жизни и вскоре он становится социальной нормой. В то же время людям свойственно сравнивать свой достаток с достатком других, то есть относительный уровень дохода важнее абсолютного.

И если доход у всех увеличивается пропорционально, то средний уровень счастья не меняется. Этот экономический феномен получил название «парадокс Истерлина» и вошел в учебники экономической теории.

Собственно, об этом еще за сто лет до Истерлина писал французский писатель Эмиль Фаге: «Страдают в действительности при виде чужого счастья, несчастье бедных в этом и состоит». Причем Фаге, говоря о страданиях, имел в виду не моральные переживания бедняков — он писал о том, что проблемой общества являются деструктивные реакции людей, чувствующих себя обездоленными. Нет денег — пошел воровать, и т.д.

Социологи и экономисты довольно долго пытались найти ту точку денежных доходов, преодолев которую человек перестанет испытывать счастье от повышения заработков. На рубеже 2010-х годов, нобелевские лауреаты по экономике Даниэль Канеман и Ангус Дитон писали, что самооценка эмоционального благополучия среднего американца перестает повышаться после того, как доход достигает $75 000 в год (по данным для США на 2008 г.). В то время средний доход американского домохозяйства составлял $71 500, медианный — $52 000). Примерно в то же время российские исследователи из НИУ ВШЭ назвали местный «порог счастья», определив его на уровне 60 тысяч рублей ежемесячной зарплаты.

Однако с утверждением о «75 000 долларов как пороге для роста счастья» не согласились экономисты из Уортонской школы бизнеса, и в 2021 году они опубликовали результаты своего исследования, в котором пришли к выводу, что никаких ограничений для роста счастья вместе с уровнем доходов нет — и большие деньги делают счастливыми как бедных, так и богатых.

Так что же, счастье все-таки заключается в деньгах? Да, но тут не все так просто.

У писателя О’Генри есть дивный рассказ «Грошовый поклонник». Место действия — Нью-Йорк, начало ХХ века, молодой, красивый, образованный миллионер влюбляется в очаровательную продавщицу большого универмага.

Он трогательно ухаживает за девушкой, признаётся ей в любви, просит стать его женой и обещает отвезти туда, где катаются на гондолах, где можно посмотреть на город с высокой башни и так далее… (подразумевая свадебное путешествие в Европу). Он говорит о том, что деньги у него есть, и совершенно не понимает, почему девушка, только что выражавшая ему свою симпатию, прерывает свидание и намекает, что знакомство окончено. (Ну, капризничает, думает влюблённый)

Но на самом деле знакомство действительно окончено, говорит девушка своей подруге: «Я дала ему отставку! Представляешь, он попросил моей руки, а вместо свадебного путешествия предложил поехать в парк развлечений на Кони-Айленд»

Так работает феномен «неравенства счастья», описанный гарвардским экономистом Джоном Яхимовичем в исследовании «Рост дохода скорее увеличит частоту, чем интенсивность ощущения счастья»

Дело в том, объясняет Яхимович, что рассуждения экономистов и социологов о существовании некоего финансового порога, после которого «градус счастья» не повышается, опирались на предположение, что деньги помогают удовлетворить одну и ту же потребность.

Но в реальной жизни это ведь не так.

Деньги позволяют удовлетворить не одну потребность, а множество разных и смотреть надо на то, как часто люди испытывают ощущение счастья. Важен не общий «масштаб удовольствия», а сколько раз и как ты это удовольствие получил.

Проблема «счастья «бедного» в том, круг его развлечений, удовольствий и впечатлений ограничен и получать удовольствие в своей однообразной жизни ему трудно, даже если он и потратит немного больше денег.

А вот богатый может собирать все новые и новые разнообразные эмоциональные наслаждения и получать удовольствие от каждого из них — как будто в первый раз!

Так что дело не просто в возможности богатого «тратить много денег», а в возможности «тратить много денег разнообразно», объясняет Яхимович. Больше разнообразия — больше впечатлений — больше удовольствия — выше ощущение собственного благополучия.

А вот там, где разнообразия нет — там человек будет утешать себя, что «счастье не в деньгах».

Нет, в деньгах — точнее, в возможности тратить деньги как угодно и на что угодно.