Как обвиняли и защищали художницу Скочиленко, которой грозит 10 лет за подмену ценников в магазине

В Петербурге подходит к концу суд по делу художницы Саши Скочиленко, которую обвиняют в распространении фейков о Российской армии (ст. 207.3 УК РФ). Из-за замены стандартных ценников в магазине «Перекрёсток» на аналогичные по виду листовки о боевых действиях на территории Украины ей грозит до 10 лет лишения свободы.

Скочиленко настаивает, что действовала из благих побуждений и даже в интересах России, а гособвинение заявляет, что она умышленно врет и сеет панику. Об аргументах обеих сторон на прениях, прерванных из-за аплодисментов, и так и не состоявшемся изгнании слушателей — в репортаже «Фонтанки».

Финальная речь прокурора Александра Гладышева была куда короче, чем у стороны защиты, — меньше 30 минут. Он запросил для художницы восемь лет лишения свободы и еще три года запрета на администрирование любых страниц в интернете.

По большей части прокурор пересказывал известную фабулу обвинительного заключения: действовала умышленно, общественную опасность действий осознавала, имела умысел на публичное распространение заведомо ложной информации. Правда, сам же Гладышев чуть ниже заметит, что Скочиленко в правдивость распечатанных ей фраз верила.

Гособвинитель рассказывает последовательную цепь событий: в таком-то телеграм-канале обвиняемая увидела ценники, когда-то разместила их в продуктовом на Васильевском острове. Кроме того, сама же сказала на допросе, что «общается с друзьями с Украины и читает независимые новости» (перечень СМИ — иностранных агентов прилагается).

Об отношении Скочиленко к специальной военной операции должны свидетельствовать и показания свидетеля Алексея Николаева, в парадной которого ее и задержали: художница рассказала Николаеву про «ценники», которые разместили в Казани. Такие же она повесит в «Перекрёстке».

Гладышев зачитывает показания двоих сотрудников военкомата и двоих военных — все четверо сходятся на том, что написанное на стикерах их оскорбляет.

После выступления прокурора слово берет адвокат Юрий Новолодский. Он обещает, что защита будет опираться только на юридический анализ, которым, считает он, пренебрегло следствие, «если мы всерьез ссылались на инструкцию пекаря и инструкцию электрика из магазина «Перекрёсток».

Прокурор перебивает:

— Сторона обвинения не ссылалась ни на инструкцию пекаря, ни на инструкцию электрика.

— Может быть, вы не изучили досконально то, что было до вас. Ваш предшественник ссылался на это как на доказательство, — парирует Новолодский.

В третий день прений Гладышев выступил с неожиданно эмоциональной репликой. После очередных слов защиты о несостоятельности обвинения он заявил, что апеллирует к народу, который «является в этом деле потерпевшим». «Паникерство в такой ситуации просто недопустимо, а Скочиленко не только не раскаялась, но и продолжала сеять панику, высказывалась в процессе», — продолжил гособвинитель. — «Никто не запрещает высказываться, но врать, и врать умышленно, недопустимо».

С мыслью о том, что политической ненависти в поступке Скочиленко не было, Гладышев тоже не согласился, ведь она, например, «не выступила на площадях или в других публичных местах с «Миру мир», библейскими заповедями». Нет, поступок стоит оценивать совершенно иначе, ведь художница выступает «не за мир, а против проведения военной операции».

Отдельно прокурор прокомментировал предположение Скочиленко о том, что запрошенные им восемь лет связаны с сексуальной ориентацией художницы: «Это ее выбор, мы ее за это не судим, и это ни в коем случае не характеризует ее отрицательно». По словам Гладышева, он и вовсе не сразу понял, о чем говорит обвиняемая: вместо «девушка» ему слышалось «дедушка».

На заседании 13 ноября выступление стороны защиты начинается с конфликта. Судья настаивает, что первой должна выступать Скочиленко. Адвокаты возражают: сначала хотели выступить они и обязательно в определенном порядке.

— Ваша честь, прямое указание закона, что сторона защиты сами определяют порядок [выступлений], но не в Василеостровском суде, похоже, — вскакивает Новолодский.

— Ваша честь, многоуважаемый суд, я считаю, что необходимо удовлетворить ходатайство, — соглашается художница. Она обращается так к суду всегда — «многоуважаемый». Впрочем, вежливость тут значения не имеет — ходатайство отклонено, хотя прокурор тоже не возражает.

Новолодский делится со Скочиленко лайфхаком: отказаться выступать сейчас и взять слово позже. Та соглашается. Судья называет нового выступающего — адвоката Яну Неповиннову. Это снова не тот порядок, о котором просили адвокаты.

В итоге судья Оксана Демяшева объявляет перерыв — согласовать позицию защиты. Минут пять они обсуждают новые вводные и потом расходятся. Новолодский препирается с прокурором через стол, Саша посылает фотографам воздушные поцелуи.

После паузы судья все-таки соглашается на порядок, о котором просили защитники. Первым выступает Новолодский. Он сразу же заверяет судью: «Вы зря доверились обвинительной власти».

Речь Новолодского построена на метафоре. Обвинение — это табуретка, а ее ножки — доказательства. «Обвинение стояло на четырех ножках: показания Скочиленко, [лингвистическая] экспертиза, показания Николаева и показания военнослужащих». Адвокат перечисляет: Николаев от своих показаний отказался в суде, Скочиленко признала только факт распространения ценников, а военнослужащие не показывают субъективную сторону преступления. Что касается экспертизы — ее он считает непрофессиональной из-за образования специалистов, урезанных формулировок и попытки установления мотивов. Последним, как заверяет Новолодский, должны заниматься следователи.

Как настаивает защита, мотивом Скочиленко не была политическая вражда и ненависть. Адвокаты не находят ненависти в просьбе остановить боевые действия.

Новолодский заявляет: такой же призыв сейчас звучит «на всех континентах и на всех международных саммитах», неужели все эти тысячи политиков тоже преступники?

Ни прокурор, ни судья на адвоката не смотрят. Прокурор набирает что-то в телефоне, Демяшева делает пометки от руки. Она поднимает взгляд всего несколько раз. Первый — чтобы уточнить, какая техника стоит в зале на штативе и не ведет ли кто-то из слушателей запрещенную судом съемку. Второй — когда Новолодский просит ее взглянуть на тот самый ценник о боевых действиях: «Вы не хотите посмотреть, ваша честь?»

В речи Новолодского есть и неожиданные для защиты суждения: о его личных симпатиях к пенсионерке, которая пожаловалась в полицию на ценники, о фейках в СМИ-иноагентах и том, что и сама Скочиленко, «может быть, является жертвой информационной войны».

Одна из главных мыслей Неповинновой — об отсутствии субъективной стороны преступления. Адвокат настаивает, что сторона обвинения просто «скопировала» закон и не проанализировала доказательства защиты, показания специалистов и самой художницы. За те же самые «ценники», как напоминает Неповиннова, в других городах судили по административной статье.

Еще один аргумент защиты — Скочиленко не считала распространяемые сведения заведомо ложными. В качестве доказательств адвокат цитирует сочувственные сообщения художницы ее украинским друзьям. Эти переписки к делу приобщила сторона обвинения — как доказательство вины Скочиленко.

Свое выступление Неповиннова заканчивает цитатой Скочиленко об экзамене на человечность: «Вам выпал шанс его сдать». Часть зрителей начинает аплодировать. Судья повышает голос: «Покиньте зал те, кто хлопал! Мы не в цирке». Распоряжение остается без реакции. Демяшева требует удалить уже всех и уходит сама — в совещательную комнату.

В зал заходят полицейские и приставы, всего человек десять.

Новолодский использует паузу для импровизированной лекции по истории.

— В Российской империи, когда выступали хорошие адвокаты, можно было хлопать, — невозмутимо замечает он.

Вместо слушателей из зала выходит прокурор.

— Александр Юрьевич, вы же не хлопали, — смеются из зала. Прокурор не обращает внимания. За дни заседаний ему пришлось выслушать много обидных слов: любой проход Гладышева по коридору сопровождается выкриками.

Приставы просят удалиться из зала то хлопавших, то всех слушателей сразу. Грозят силой, но в итоге так никого и не выводят. После препирательств шесть человек выходят, но судью это не устраивает: заседание переносят на 14 ноября.

Прения, вопреки опасениям, продолжаются в открытом режиме. Защитница Маргарита Кислякова начинает с характеристик личности Скочиленко: вела активную общественную жизнь, работала в журналистике, занималась благотворительностью, а в 2014 году нарисовала комикс о депрессии, который потом использовали в своей работе психиатры.

Каждый из «ценников», по мнению Кисляковой, могла бы счесть правдивыми миссия ОБСЕ. Впрочем, даже ее представители сходятся на том, что многие факты нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть.

«Очень больно наблюдать, как за решеткой длительное время находится молодая девушка, но с большим количеством хронических заболеваний», — продолжает прения адвокат Дмитрий Герасимов. Он говорит всё о том же: сведения на ценниках не были для его подзащитной заведомо ложными.

Сама Скочиленко выступает в прениях последней. Она говорит, что не признает вину в том, что распространила заведомо ложную информацию: «Я глубоко убеждена, что действовала в целях защиты интересов Российской Федерации и ее граждан, а также в целях поддержания международного мира и безопасности, но боюсь, что понимаю статью иначе».

Оба присутствующих в зале пристава внимательно смотрят на художницу. Она всё больше говорит от себя и меньше читает: «Я переполнена чувством сострадания. Мне жалко любых солдат, любых мирных жителей любых городов».

Распечатанные для магазина «ценники» Скочиленко называет арт-объектом и не соглашается с позицией прокурора по поводу восьми лет лишения: «Я категорически не согласна с этим запросом. Моей бывшей соседке по СИЗО запросили 8 лет за 300 граммов наркотика». Прокурор Гладышев тоже смотрит на Скочиленко, но потом отводит взгляд в сторону.

Дело ее, по словам художницы, «простое как три копейки». Скочиленко цитирует сотрудника СИЗО-5, который в личной беседе однажды бросил: «Да что там можно рассматривать».

В итоге на рассмотрение дела понадобилось почти 30 заседаний. Приговор планируют огласить 16 ноября.