«Всадника делает лошадь». Директор Фонда капремонта Петербурга — о переменах и «народной нелюбви»

Фонду капитального ремонта Петербурга исполняется 10 лет. Врио гендиректора организации Дмитрий Шутов поговорил с «Фонтанкой» об отставании, которое накоплено за эти годы, о взносах по 36 рублей с квадратного метра, о лифтах, сосульках и «народной нелюбви».

— Дмитрий Александрович, системе региональных операторов 10 лет, и вы и без меня знаете, что отношение к ней противоречивое. Как вам кажется, за это время фонд доказал свою состоятельность как организатор?

— Вы знаете, я 10 лет тому назад, конечно, был не в этой сфере деятельности, поэтому не хотел бы сравнивать с тем, как ситуация складывалась тогда. Но я руковожу фондом два года, вижу, как все устроено в этом смысле в городе, и думаю вот о чем: если пойти от обратного и представить, что регоператора нет, — как бы все сейчас выглядело? Понятно, что ремонт все равно велся, районными властями, частными программами. Но я уверен, что все было бы куда менее управляемым. Сегодня фонд — один, его проверяют, контролируют колоссальное количество местных и федеральных органов, от прокуратуры и Контрольно-счетной палаты до Федерального казначейства. А когда мы говорим о 18 районах, которым еще надо взаимодействовать с сотнями управляющих компаний, контроль размывается. В одном месте будут добросовестные сотрудники, а в другом будут безответственные. И, скажем так, деньги могут начать уходить не на те цели.

Я это не с потолка беру: нам же передают регулярно специализированные счета, на которых ТСЖ или УК накапливали деньги конкретного дома. И нам переходят средства за вычетом тех, что уже потрачены на капремонт, так что мы видим платежные документы. И вот мы натыкаемся: два года назад купили телевизор. Ну и кто это должен контролировать? А кто бы контролировал 18 районных ведомств, каждое из которых должно заниматься проектированием, составлением смет, конкурсами и т. д.? Поэтому централизация, которая есть на сегодняшний день в Фонде капитального ремонта, конечно, дает положительный результат.

— Может быть, принципиально да, но к работе самого фонда очень много вопросов на протяжении всего времени его существования…

— Вопросы были и, может быть, еще остаются. Но за те два года, которые новая команда здесь работает, мы приложили максимум усилий, чтобы качество работы, нашей и наших подрядчиков, улучшилось. Я же и сам не хочу, чтобы мне было стыдно, когда я выхожу на улицу и вижу объект, который буквально несколько лет назад прошел ремонт. А такое бывает. Мне говорят: да там уже и спрашивать не с кого, подрядчик разорился, а то и был ликвидирован. Ну так это ж не означает, что мы не несем ответственность за тех, кто работал здесь ранее. Так что мы выносим эти адреса на совет фонда и переделываем, но не за счет взносов жителей, которые один раз уже заплатили за этот дом, а из того, что называют предпринимательской прибылью фонда (формируется из штрафов и пени с подрядных организаций. — Прим. ред.)

— У вас есть базовый документ — программа капитального ремонта до 2038 года, составленная 10 лет назад. Это вроде как программа-максимум, идеальный сценарий, где мы за 25 лет прогоняем через ремонт все жилые дома города. И там накоплено колоссальное отставание. У вас есть понимание, как это можно наверстать и нужно ли это?

— Всадника делает лошадь. Рецепт один: долго и кропотливо заниматься своим делом. Да, отставание огромное. Но когда мы проводим серьезную инвентаризацию, мы видим большое количество включенных в программу работ, которые не требуются, так как износ на самом деле ниже нормативного; и конкретный дом в таком случае можно перенести на более поздний срок. При этом подчеркну: мы все-таки исполнители работ, мы не формируем программу, нам дают задание. Так что основной документ мы не обсуждаем, но краткосрочный план на каждый год корректировать можем.

Что за беда с программой капремонта? Диагноз ставят в Смольном

— А как ситуация в других регионах? Они тоже не могут дотянуться до своих программ?

— Сравнивать невозможно, слишком много особенностей, а так мы попадаем в теорию больших чисел. По количеству домов мы сопоставимы с Москвой и Московской областью, а по числу исторических зданий в центре? А по числу лифтов? Я бы предложил все же обращать внимание именно на актуальный годовой план. Потому что если попытаться единовременно инвентаризировать региональные программы, я боюсь представить, сколько это может стоить: умножьте наши 23 тысячи домов на несколько десятков тысяч рублей за каждый.

— Давайте поговорим про абонентов.

— У нас все-таки принято называть их собственниками, абоненты — это у энергетиков и телекоммуникационных компаний.

— Хорошо, вы впервые за много лет в 2022 году собрали более 100% от начислений, благодаря так называемой долговой амнистии со списанием пеней…

— На самом деле не только из-за нее. Мы провели много мероприятий: разослали долговые квитанции, изменили сам подход к начислениям, включив в сумму к оплате всю задолженность (до этого люди могли годами не осознавать, что у них долг). Так что галопирующий рост задолженности начала 2022 года, когда у нас подвисало по 300 млн в месяц, удалось остановить, сейчас общая накопленная сумма — около 5 млрд.

А теперь — будничная методичная работа, связанная с инвентаризацией долгов, обзвон собственников жилья, претензионный процесс. И в этом году мы тоже планируем перевалить за 100% собираемости, мы видим это по октябрю (собираемость 125%. — Прим. ред.), по другим месяцам. Был провал в августе, но это, скорее всего, связано с дачным периодом. Ну и плюс мы еще одну важную вещь сделали: инвентаризировали площади по Росреестру, что изменило во многих случаях сумму начислений.
Взяли фокус-группу в 150 тысяч счетов, сверили — и получили прирост начислений в 790 млн. Часть — текущих, но мы выставляем и за прошлые года: если вы много лет платили взносы исходя из ошибочной площади в 50 метров, а на самом деле она 80, — мы делаем перерасчет. И в обратную сторону тоже.

— А вы выставляете перерасчет за все года, даже за пределами трехлетнего срока исковой давности?

— Да, конечно, другого механизма не существует. Если собственник оспорит, а суд решит, что требования уже устарели, — мы подчинимся.

— А сами вы с какой суммы долга начинаете испытывать к человеку интерес как к ответчику в суде? Только если она превышает возможные издержки фонда на иск?

— Да нет, госпошлина-то не столь велика. Я вам так скажу: несколько тысяч — это уже тенденция. Объясню: берем среднюю квартиру в 70 метров, умножаем на 12 рублей с квадрата, получаем 800 с лишним рублей — это средний месячный платеж. Поэтому если у человека долг 5 тысяч или 10 тысяч — это значит, что он систематически не платит. Но, повторюсь, мы это можем применять сейчас, когда провели информационную кампанию и изменили способ начисления в квитанции. А до этого собственник мог месяцами не видеть своего долга.

— К слову, о квитанции: а почему именно капремонт в платежном документе ЕИРЦ, который должен стать прообразом единой квитанции, так выделяется? Все услуги начисляются по факту, а фонд выставляет свой счет авансом?

— Вот я здесь с вами не соглашусь, это не авансовый платеж. Мы выставляем в отчетном периоде, то есть счет за октябрь мы выставляем в октябре, срок оплаты — до 10 ноября, где же здесь аванс?

Это вопрос терминологии. Фонд всегда формировал платежные документы в тот период, когда, собственно, он выставлял счет. Объяснение этому простое: есть требование законодательства обеспечить оплату до 10 числа месяца, следующего за расчетным периодом. Вот и представьте по вашей логике: человек получает квитанцию за октябрь 5 ноября — и у него всего 5 дней на то, чтобы ее оплатить? Я понимаю ваш вопрос, понимаю, что энергетические компании не могут произвести биллинг в отношении будущего периода; соответственно, они действительно ждут конца месяца. Отсюда и разница: в одной квитанции электроэнергия за прошлый месяц и капремонт — за только начавшийся.

— А сам расчет по-прежнему делает фонд своими силами?

— Да, ЕИРЦ выполняет по договору две функции. Первая — платежный агент, который собирает взносы через свои центры приема, сайт, приложение. Вторая — формирование квитанции и ее доставка. Биллинг весь на нашей стороне.

— И все вопросы по биллингу жители должны задавать тоже вам?

— На какие-то самые простые, концептуальные вопросы в пунктах ЕИРЦ, конечно, ответят, но по конкретным счетам лучше обращаться в личный кабинет на сайте фонда или к нам в кол-центр.

— На него очень много жаловались и продолжают жаловаться — не дозвониться.

— Категорически не согласен. Мы запустили кол-центр фонда в прошлом году, как раз когда был самый пик обращений из-за долговой квитанции. И тогда действительно время ожидания оператора могло составлять до 10–15 минут. Сейчас, насколько я знаю, в течение одной минуты отвечают, операторов у нас достаточно, а необработанные звонки практически отсутствуют. Для сравнения, в 2021 году 95% звонков не доходили до решения, просто потому, что кол-центра как такового не было, все вызовы принимали несколько сотрудников фонда.

— Если говорить про взносы: мы писали, что в жилищном блоке экономически обоснованным считают ставку 36 рублей за квадратный метр, то есть втрое больше, чем сейчас. Вы видите предпосылки для такого роста? Или вас останавливает качество работы?

— Не то чтобы останавливает…

— Отрезвляет.

— Да, вот это, наверное, правильное слово. Странно резко повышать тарифы, когда к работе фонда есть замечания. Ну, и в любом случае вопрос тарифов находится в юрисдикции правительства города.

— Ну вот если представить, что оно забыло про грядущие выборы и шарахнуло тариф в 36 рублей, — вы бы смогли это все освоить? Ведь это всегда был главный ответ финансового блока, когда фонд приходил к нему за субсидией: научитесь сначала расходовать на дело то, что у вас есть.

— Мы научились осваивать то, что есть, это видно по темпам роста краткосрочного плана и по его выполнению.

— В 2022 году? Там ситуация была так себе, вы утащили на 2023-й много объектов.

— Вы знаете ситуацию 2022 года: весной по объективным причинам многие подрядчики не вышли на конкурсы. А подписывать контракты в августе с риском уйти на зимовку с открытыми крышами мы не были готовы. Поэтому часть объектов действительно перенесли, но это была специфика конкретного года. В 2023-м мы уже сделали более 1800 видов работ — больше, чем за весь 2022, плюс доделываем прошлогодние хвосты. Всегда есть срывы, недобросовестные подрядчики, несговорчивые жильцы, проблемы с согласованиями, так что и в этом году, думаю, объектов 100 у нас перенесется на 2024-й.

А возвращаясь к вашему вопросу: ну, такие решения, как трехкратный рост тарифов, ведь не принимаются единовременно. К такому надо готовиться не менее года, а то и двух, набирать людей, делать проекты, составлять план. Если все проводить поступательно, то можно приготовиться к освоению и таких средств.

— Может быть, вам будет неприятно это слышать, но отношение к самой системе взносов, а вместе с ней и к фонду, очень сложное. Я на «Фонтанке» много вижу жалоб читателей, и про капремонт они высказываются даже жестче, чем про теплоэнергетиков зимой, когда трубы лопаются. Я думаю, что здесь играет роль как раз принцип общего котла: все куда-то отдают деньги, а потом из этого котла, может быть, что-то перепадет и вашему дому. И хотя так работает налоговая система, это вызывает раздражение, особенно если еще и крышу не успели на зиму закрыть.

— Чувство социальной несправедливости — оно присутствует. И я как руководитель фонда могу это изменить только за счет качественной и своевременной работы.

— Вы сказали о недобросовестных подрядчиках. Но они же тоже оказались в сложном положении, когда цены выросли сразу на все и пропали материалы?

— Поймите, мы же определяем цену контракта при объявлении конкурса по официальной методике; и если по смете идет превышение предельной цены для конкретного дома, мы не можем сами принять такое решение, мы опять же согласуем это с правительством.

— А если уже в процессе выполнения работ происходит форс-мажор и подрядчик понимает, что уходит в минус?

— Если он выходит на аукцион, то он видит сметы, документацию. Я, когда только пришел в фонд, собрал подрядчиков, мы долго беседовали, спорили. И я подчеркнул: если вы подписываете контракт, я исхожу из того, что у вас денег достаточно, чтобы его исполнить за свой счет. Не нужно ко мне приходить и жаловаться, что средств нет, поэтому вы не успеете сдать дом; или что у вас бригадиры разбежались, потому что ты зарплату не заплатил. Это не разговор предпринимателей. Они же не просто разовые подрядчики, это люди, которые ведут бизнес, вкладывают свои средства и умения, извлекая прибыль. А если он просто сидит на авансах фонда и на оплатах по актам — этот подход меня совершенно не устраивает. Мы избавляемся от этих подрядчиков, в лучшем случае предупреждаем, чтобы просто больше не появлялся.

— Звучит жестко, но сколько раз я читал акты и отчеты КСП по фонду, там разными словами говорится об одном: недостаточно контроля со стороны фонда, недостаточно исковых требований к подрядчикам, расторгнутых договоров, взыскания неустоек.

— Я тоже читал, претензия такая в отношении фонда была, и на конец 2021 — начало 2022-го она отчасти обоснована. Но у нас же произошло серьезное изменение кадрового состава, и фонд по-честному к концу 2021 года не отслеживал ситуацию с выставлением претензий. На сегодняшний день у нас охвачено 100% старых и не выплаченных авансов и старых штрафов. За этот год мы собрали уже 90 млн пеней и штрафов с подрядчиков. При этом общая сумма выставленных штрафов — 300 млн. Но опять же при инвентаризации выясняется: фонд что-то выставил несколько лет назад, а по формальным признакам подрядчик прав, так как сам заказчик, скажем, вовремя не предоставил ордер на работы. И такой штраф очень легко оспорить.

Мы же, повысив требовательность к подрядчику, повысили и требования к себе, у меня нет задачи кошмарить кого-то. Нет, я требую со своих сотрудников своевременного предоставления всей документации и выпуска подрядчика на работу. Если он что-то не выполняет, и это в том числе является нашей виной, то применять к нему санкции я не вправе.

— А не возникнет ли такими темпами проблема с подрядчиками в Петербурге? Проще говоря, вы не боитесь оказаться в ситуации, когда на аукционы никто не придет просто потому, что все и так уже по горло в заказах, или в реестре недобросовестных поставщиков, или просто впали в немилость?

— Такой проблемы нет. Зачастую компании считают, что заключить договор — это целая морока: подать заявку, открыть счет в Газпромбанке, оформить банковскую гарантию, получить страховку — в общем, пуд соли съесть. Но и расторгнуть его — это не пальцами щелкнуть: должны быть два нарушения, четкий акт, который потом примет антимонопольная служба, часто надо судиться с компаниями, взыскивать банковскую гарантию. Это сложное решение, выгнать кого-то со стройки — титанический труд. Многие даже после этого продолжают работу, не знаю, на что надеясь. Так что расторжение — это крайняя мера.

Отношения мы наладили деловые, «залетных» в отрасли почти не осталось. В 2022 году подрядчик приходил в банк и говорил — слушайте, я тут хочу себе машину купить, как бы платежку оформить? Ну смешно. Сейчас этого нет. И я считаю, что на сегодняшний день остался костяк подрядчиков, которые хотят работать, умеют работать, и они приходят сюда зарабатывать.

— И вам этого костяка хватает?

— По основным видам работ — да. По узкоспециализированным — электроснабжение, газоснабжение — иногда аукционы срываются, там рынок небольшой, да и были проблемы с расчетом сметной стоимости. Есть конкретные объекты, за которые по газу с неохотой берутся — на Летчика Пилютова и в Курортном районе; торги не состоялись 10 раз, хотя уже московских коллег приглашали. Очень многие организации привыкли к тому, что они работают вне стен дома, где нет председателя, где нет жильцов, иногда, скажем так, трепетно относящихся к общедомовому имуществу, нет администрации района, с которой нужно что-то проговаривать.

— Зато у нас появилась своя капремонтная аристократия, на которую и деньги тратят в охотку, — это лифты.

— Это не аристократия, а понятный приоритет. Есть регламент Таможенного союза, который предписывает, что после февраля 2025 года всякий лифт, который старше 25 лет, должен быть выведен из эксплуатации, его эксплуатировать нельзя. А на начало года или на конец прошлого года таких лифтов в многоквартирных домах на весь город было порядка 7000. Вы представляете, что такое одномоментное выключение даже ста лифтов в городе, не говоря о семи тысячах? Допустить этого, конечно, нельзя. Поэтому были приняты решения правительства города по софинансированию работ на 21 млрд за четыре года. Проблем с объемами нет, среди поставщиков Могилевлифтмаш, «Метеор» (бывший Otis), Щербинка, конечно, «Невский лифт».

— Из-за этого к вам в общий котел переходят многие дома, которые раньше собирали взносы на своем индивидуальном счете?

— Если у них не хватает средств на самостоятельный ремонт лифта, то переходят. А не хватает часто, замена лифта — это порядка пяти миллионов.

— Поставщики часто жалуются, что не могут протолкнуть какую-то новую технологию в капремонт, потому что это значит менять типовую смету, а значит — получать согласие всех жильцов. Тот же греющий кабель, который должен спасать от сосулек.

— Мы и правда столкнулись с непонятным для меня сопротивлением граждан при принятии решений, необходимость которых, по-моему, очевидна. Установили греющий кабель, приезжаем — выключен. Где-то и блока управления нет. То ли не доверяют, то ли не хотят платить за электричество. Но факт остается фактом, Жилищный комитет пока греющий кабель из перечня работ фонда убрал. Зато массово применяем другую технологию: обшиваем кровли изнутри теплоотражающим материалом, который не позволяет теплому воздуху чердака и парадной греть металлическую крышу, а значит, не дает образовываться и сосулькам. Пытаемся включить в смету теплоизоляцию вентканалов. Мы же и сами в этом заинтересованы: мы ремонтируем крышу, потом на ней образуется наледь, выходит лихой кровельщик от жилкомсервиса и парой ударов лома разбивает и лёд, и кровлю, а нам по гарантии переделывать. Ну, не дело.

И в целом стараемся переходить от ведомостей работ к реальному проектированию по каждому адресу. Есть у меня желание, чтобы наши подрядчики занимались заменой второй нитки входных дверей. А то смотришь в центре — первая входная дверь отличная, дубовая, дальше тамбур и вторая дверь — металлическая, раз 10 покрашенная бурой масляной краской. Поэтому очень хочу, чтобы нам это тоже согласовали и мы начали это делать.

Беседовал Николай Кудин, «Фонтанка.ру»