«После контузии не мог говорить, приходилось петь». Как лиговский пацан дошел от Невского пятачка до Берлина

22 июня 1941 года парни с Загородного проспекта должны были играть в футбол против «лиговских». Матч не состоялся. На следующий день 17-летний Зиновий Меркин пошел в военкомат. За годы войны получил 4 ранения, три контузии. Пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, дошел до Берлина... Медаль «В память 80-летия Прохоровского сражения 12 июля 1943 года» за участие в боях на Курской дуге получил в день своего 99-летия — 10 июля 2023 года. В этом году Зиновий Леонидович отметит 100-летний юбилей.

Зиновий Меркин называет себя лиговским пацаном — в раннем детстве жил на углу Разъезжей и Лиговского, а уже будучи подростком переехал с мамой на Загородный проспект. Любит вспоминать о том, как дрались улицами и как дружили: «На Фонтанку бегали купаться, таскали из реки дрова, на стадионе в Чернышевом переулке играли в футбол, вместе хулиганили и пели под гитару в подворотне».

Записываться в Ленинградское ополчение отправился с одноклассником. Когда увидел, что другу отказали из-за возраста, сказал, что ему исполнилось 18. Уже 3 июля началась служба: «Мы жили в Морском училище им. Макарова, сейчас оно находится рядом с мостом Александра Невского, в то время его не было. Нас обучили, экипировали: дали винтовку «СВТ», тридцать патронов и две гранаты «РГД», противогаз, лопатку. Обмундирование — суконные штаны и гимнастерка, теплая шинель. А на улице — жара. В июле нас уже отправили на фронт». С Варшавского вокзала в летних ретро-вагончиках новобранцев доставили в Веймарн. Потом по узкоколейкам на площадках, груженых пулеметами, везли дальше, пока их не обстреляли артиллерией. Зиновий Леонидович помнит, как торопливо выкапывали себе в шахматном порядке «гробы» (стрелковые ячейки) — ямы 50х50х200 см. А в это время метрах в 250–300 ехали немецкие танки. Ополченцам было нечем их останавливать. После первого же боя попали в окружение, потом сразу — во второе.

От Кингисеппа остатки 2-й и 4-й дивизий, которые в итоге перемешались, прорывались обратно в Ленинград через окружение шесть раз. Самое страшное воспоминание: «Под синим забором, лежат тяжелораненые — они не могли двигаться и просили добить их… Медсестра Лена, которая за ними ухаживала, ушла с нами». Именно она после прорыва через шесть вражеских колец оказывала помощь раненому Зиновию Меркину, он получил тяжелое сквозное ранение груди — рядом с сердцем, пробило легкие и «отбило» лопатку. «Ребята, с которыми мы отступали, держались вместе, и они меня засунули в последний эшелон, на хвосте у него уже висели немцы. Но он доставил меня в Ленинград: сначала в Александро-Невскую лавру, потом — в Институт Отта. Помню, к нам обратился начальник госпиталя: «Товарищи раненые, кто может двигаться и у кого есть жилье в Ленинграде, прошу вас освободить места для других раненых, вы будете получать положенный вам паек, то же лечение». Ходить Меркин мог, только из-за разбитой лопатки рука была на «самолетике», поехал домой, к маме. Первый, самый страшный блокадный год он прожил с ней в городе.

С рукой на весу пришел в военкомат, его взяли выполнять в основном курьерские поручения. И раскрыли обман. Поэтому, даже когда уже восстановился после ранения, на фронт не отпускали. Вернулся туда, только когда исполнилось 18 лет, зачислили в 70-ю дивизию.

В конце сентября 1942 года взвод разведки артиллерийского полка 70-й дивизии, переправляли через Неву — на Невский пятачок. «Не доходя метров пятнадцать до берега, наш загруженный плот накренился от разрывов мин, в воду свалились миномет, ящики с боеприпасами и мы сами. Выравниваясь, плот меня ударил меня по башке, но даже с винтовкой и вещевым мешком, в шинели, я сумел добраться до берега».

Зиновий Меркин думает, что на берегу выглядел, наверное, странно: весь мокрый, в полузабытьи, потерявшийся в пространстве после удара по голове. Мимо проходил командир — статный, в кубанке. Видимо, пожалел — мальчишка, пацан совсем. Говорит: «А ну, солдат, вставай, иди за мной». И привел на наблюдательный пункт. В итоге он числился разведчиком, а на самом деле был телефонистом у командира полка: передавал команды на огневые позиции

Фашисты без перерывов поливали ливнем из пуль, летели осколки — вода в Неве от них кипела. Укрыться можно было только на высоком (около 8 метров) крутом берегу, он был основным прикрытием. И люди, конечно, тонули — конец сентября, холодно, глубоко, сильное течение.

Позже командный пункт перебрался в старинный купеческий дом на высоком фундаменте. Его углубили, и он стал убежищем. А 14 октября — прямое попадание по фундаменту. Всех, в том числе командира, завалило, Меркина сильно приложило балкой. Контузия плюс тяжелое ранение, следы от которого на руках, шее, голове и спине Зиновий Меркин может показать и сейчас — не исчезли. Выбило зубы. «Я не помню, как меня переправляли на тот берег, вообще ничего не помню. Очнулся в санитарном эшелоне, спрашиваю — где я?». Это была станция Грязи, а конечный пункт — Кавказ.

Когда Меркин вернулся в строй, майор скомандовал: «Кто воевал, шаг вперед». Он шагнул. «Кто был ранен?» Опять шагнул. Таких оказалось мало. 18-летнему Зиновию сказали: «Ленинградец, в разведку пойдешь?». Так в 1942 году Меркин попал в настоящую разведку и служил в ней до конца войны. Хотя приходилось переквалифицироваться то в минеры, то в саперы. Такое сочетание позволяло говорить об этом разведчике: «ценный экземпляр».

Правда, поначалу, когда еще не оправился от ранения и контузии, было сложновато. «В первый раз я чуть было всех не подвел — пошел с группой в разведку ночью и обнаружил, что абсолютно ничего не вижу. После ранения на фоне истощения у меня появилась куриная слепота. А я боялся об этом сказать — думал, что обвинят в трусости, если откажусь. Командир обматерил меня, пропесочил. В общем, отпоили рыбьим жиром, даже не знаю, где его взяли. После снова начал выходить на задания: сначала рядовым, потом командиром группы, командиром отделения разведки».

Из Ардона по Архонской станице, где стояла дивизия Меркина, немцы интенсивно накрывали ракетами, пулеметными очередями так, что по ночам от перекрестного огня светло было, как днем. А с 28 декабря обстрелов стало кратно меньше. «31-го нас отправили в разведку. Это был мой первый боевой выход как старшего группы. Несколько человек перебрались в ледяной воде через Терек. Недалеко от берега метрах в ста от траншеи вражеский пулеметчик встал и закурил. Я подкрался, дернул за ноги. Языка отправили сразу в полк, он рассказал, что с этой линии фронта немцев забрали на помощь своим под Сталинград. Они оставили только румын, их было мало. Нашу группу отправили вперед, через всю Северную Осетию».

В Георгиевске разведчики увидели страшное — всюду трупы без огнестрельных ранений. Немцы ушли оттуда и оставили на своих складах технический спирт, который использовали для компрессов при лечении обморожений. Местные пили эту отраву и гибли.

Памятный день 18 января 1943 года. «Мы стояли на станции Невинномысской. Ко мне подошел комиссар: «Меркин, ты из Ленинграда? Поздравляю» — и дал газету. А там сообщение о первом прорыве блокады. И поздравлять начали все, это был мой праздник».

В Кропоткине дивизию, с которой Меркин прошел по Кавказу, расформировали, и он оказался в 11-й кавалерийской, передислоцированной из Сталинграда. От нее почти ничего не осталось — ни личного состава, ни коней. Ленинградца, опытного разведчика, встретили хорошо. Ни о чем не спрашивая, направили прямо в 29-й отдельный разведбат 5-й танковой армии, которая тогда только сформировалась, а оттуда — под Прохоровку.

Под Курском было тяжело и страшно. Страшно, когда над тобой горит танк, а следом движутся следующие. За успешное выполнение задания командования под Прохоровкой Зиновия Леонидовича представили к ордену «Красной звезды». А в день рождения - 10 июля 2023 года вручили медаль «В память 80-летия Прохоровского сражения 12 июля 1943 года». В Петербурге он был единственным участником войны, получившим эту награду.

В конце октября 1943 года в армии были сформированы отдельные штурмовые батальоны, в которые вводилась целыми взводами разведка. Они всюду выходили первыми — за ними медленно двигались основные войска.

«Пошли дорогой на Харьков через Белгород, по сути, по тем же местам, где сейчас тоже идут бои. Харьков взяли, нас повернули на Глухов, в сторону Днепра, — рассказывает Меркин. — Под Черниговом встретили Федоровские партизаны, провели лесными тропами, помогли переправиться через Днепр, а потом мы разными маршрутами пошли на Киев».

В бою на Борщаговке, это окраина Киева, Меркина второй раз контузило: «На двое суток из меня просто просто дух вылетел. А потом не мог говорить. Поэтому, отдавая команды и отвечая на вопросы, я… пел. Так получалось».

После взятия Киева двинулись на Житомир. Зиновий Леонидович вспоминает, как зажали «тиграми», а им воевать нечем — они же шли легкими штурмовыми отрядами. Стояли у житомирской древней крепости, многие из санитарного батальона попали в плен, а солдаты дрались до последнего. Отошли почти к Славутичу. Потом получили пополнение, танки, и всё — вперед, ура! Глядя на сегодняшние бои на фронте, Зиновий Леонидович проводит параллель: «В январе 1944 года в Шепетовке мы встали в оборону в чистом поле. Распутица страшная, техника, танки буксуют, вязнем в грязи».

Потом взяли в двойное кольцо немцев в Корсунь-Шевченковском. Случилось так, что Меркин не выполнил приказ командира корпуса, и его могли и расстрелять.
Он привёл трех языков — штабного майора (оказался русским, бывшим белогвардейцем), и двух фельдфебелей. Майор был ценным источником информации, немцы могли попытаться его отбить, и командир корпуса приказал пленных расстрелять.

Но Меркин этого не сделал, отправил языков в штаб дивизии, где от майора получили очень важную информацию. А командир корпуса потребовал за невыполнение приказа отправить его в штрафники. Дивизией командовал Василий Яковлевич Петренко, он и уговорил все-таки отменить приказ. По-хорошему, за того майора разведчик должен был минимум «Красное Знамя» получить, а он радовался, что в штрафбат не отправили.

Война для Зиновия Леонидовича закончилась под Берлином, он участвовал в его окружении. «6 мая нас отправили на Прагу, трое суток шли. Добрались как раз к 9 мая. Ранним утром проснулись от автоматных очередей. Вскочили в исподнем, схватили оружие, в исподнем выскочили на улицу и там услышали крики «Ура-а-а-а!».

Домой, в Ленинград, Зиновий Леонидович вернулся только в конце 1946 года. Сначала отправили в военное пехотное училище, но там его забраковали: нужны здоровые офицеры, а не инвалиды после нескольких ранений и контузий. Как говорит сейчас бывший разведчик, «до сих пор в затылке 4 осколка торчат, сказали, что если их вытащить, буду трупом». Послали в Алкино, около Уфы. Там, как все разведчики, проходил проверку и лечился. Когда демобилизовали, дали облигацию вместо денег и билет домой.

В последние годы Зиновий Леонидович Меркин встречает Парад Победы на трибуне на Красной площади. Пригласили его и на парад 9 мая 2024 года. Он уже начал к нему готовиться.

Ирина Багликова, «Фонтанка.ру»