От монетки ценою в жизнь до детских туфель. Кураторы из Русского музея, Манежа и Музея обороны и блокады Ленинграда — о своих выставках

К 80-летию полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады в Петербурге открылось множество выставок и спецпроектов. «Фонтанка» побывала на главных из них и вместе с кураторами рассказывает о самых интересных экспонатах и сюжетах: от портретов из блокадного трамвая до истории свадебного платья, сшитого в 1943 году из ночной рубашки Марии Бенуа.

Проект «Помним!» в Корпусе Бенуа получился стройным, лаконичным и интонационно выдержанным. Дизайн первого зала отсылает к архитектуре христианских базилик, в предпоследнем зале есть что-то вроде капеллы — комната, где можно посмотреть фильм о художниках, работавших в осаждённом городе, — а в финале вы увидите скульптуры, два больших живописных полотна и в качестве «алтарного» образа — работу Вячеслава Пакулина «Невский в праздник 9 июля 1945 года» (народные гуляния в честь возвращения в город Ленинградской гвардии). Метафора не навязчивая, это лишь удачный способ организации весьма скромного пространства при большом объёме работ.

«Многие вещи из нашей коллекции постоянно бывали на выставках, связанных с военными юбилеями, — однако проекты, посвящённые Великой Отечественной, не тождественны тем, которые посвящены блокаде, — рассказывает куратор проекта и заведующая отделом рисунка Русского музея Наталья Козырева. — Про блокаду нынешняя выставка лишь вторая: последний раз так полно работы блокадного периода и на блокадную тему Русский музей показывал в 1984 году. Тогда Корпус Бенуа был на ремонте, и выставка проходила на первом этаже Михайловского дворца».

По ее словам, на нынешней выставке каждый зал посвящен конкретной теме: первый — городу и горожанам, второй — музеям и пригородным дворцам в период войны, в третьем зале — плакаты, редко демонстрируемые работы объединения «Боевой карандаш» (всего музей располагает более чем сотней листков «Боевого карандаша», приобретенных у вдовы Ивана Астапова, одного из ведущих художников объединения). Ну а последний зал называется «Город-фронт».

В первом зале куратор предлагает обратить внимание на живописные эскизы Варвары Раевской-Рутковской, посвящённые эвакуации.

«Она не перевела эти композиции на большие холсты, — рассказывает Наталья Козырева. — Это два очень экспрессивных, энергичных, на первый взгляд, незаконченных композиционных решения. Прекрасные работы на очень болезненную тему: ведь детей начали отправлять из Ленинграда в июле 1941 года, и они ехали в Новгородскую область, где начались бомбёжки. Возможно, вы читали о гибели нескольких составов с детьми, это было страшно — никто не знал, что немцы будут идти с такой скоростью, и что отправлять детей нужно на восток… Я хорошо знаю эту историю, потому что мои мама и бабушка участвовали в эвакуации детского сада».

Во втором зале, посвящённом разрушенным пригородным дворцам и ленинградским музеям, куратор указывает на альбомы в витринах и мониторы, где можно «листать» их оцифрованные версии.

«Этот толстый альбом, в котором больше двухсот пятидесяти страниц — замечательное творение Веры Владимировны Зенькович, — рассказывает Наталья Козырева. — Он называется «Блокадный трамвай». Вера Зенькович жила на Кировском — сейчас Каменноостровском — проспекте, дом 26/28. Когда весной 1942 года в Ленинграде восстановили работу трамваев, по Кировскому проспекту ходил третий маршрут, трамвай шёл до Кировского (Мариинского) театра. Зенькович садилась в трамвай и наблюдала за людьми. Рисовать на улицах было нельзя — для этого было нужно специальное разрешение, оно было, например, у Вячеслава Пакулина, а Анне Остроумовой-Лебедевой его не дали. Зенькович же просто ездила в трамвае и наблюдала, чтобы потом дома в мастерской нарисовать портреты. То есть это работа не совсем с натуры, но по живым впечатлениям. К нынешней выставке мы наконец смогли сфотографировать все листы этого альбома, их теперь можно посмотреть в мультимедиа варианте. Второй альбом в этом зале — это работы Ярослава Николаева, его тоже можно «листать» с помощью тачскрина».

Почти все работы на выставке в Корпусе Бенуа созданы в 1941–44 годах, абсолютное большинство принадлежит эпохе, а не созданы позднее в рамках «исторической» темы. Это сказывается и на жанрах, и на формате: много пейзажей, портретов, небольших эскизов, альбомы с быстрыми зарисовками — всё относительно небольшое. Залам Корпуса Бенуа такой масштаб подходит как нельзя лучше. Вы увидите работы Ярослава Николаева, Татьяны Глебовой, Соломона Юдовина, Александра Харшака, Вячеслава Пакулина, Михаила Бобышова, Георгия Траугота и других мастеров.

Наталья Козырева рассказала «Фонтанке», как музею удалось собрать столь комплексную коллекцию:

«Уже в январе 1942 года в ЛОСХе (Союзе художников. — Прим. ред.) состоялась первая выставка тематических работ, которая работала несколько месяцев. Там было порядка пятидесяти живописных вещей, графика и скульптура. Ту скульптуру вы сейчас найдёте в последнем зале, это работы Всеволода Лишева, созданные в блокаду из замерзшего от холода пластилина (отливка в бронзе была уже после войны, согласно этикеткам — в 1947 году. — Прим. ред.). Потом выставку перевезли в Москву, там её показывали в ГМИИ им. Пушкина, а после — в Горький. Тогда же выставку в полном составе купил для Русского музея Совет народных комиссаров. Но работы, купленные в 1942 году, попали в музей только в 1946-м, когда основная часть коллекции уже вернулась из эвакуации. В большой степени нам удалось доукомплектовать собрание при подготовке выставки 1984 года и после неё — тогда были ещё живы художники, работавшие в период блокады, и их наследники».

Выставка в Русском музее работает до 7 апреля.

Выставку «Город-герой Ленинград» команда «Манежа» готовила около девяти месяцев. В отличие от Русского музея, здесь нет своей коллекции, поэтому акцент на режиссуре и театрализованной подаче. Вы увидите условные декорации — квартиру, в которую был «прилёт», библиотеку, ёлку в детском саду, музейный зал с пустыми рамами, бункер Андрея Жданова с его личными вещами. Всего двадцать один зал, между ними — ярко-белые переходы-«вспышки», начало осмотра — на втором этаже, и сфокусирована экспозиция на периоде 1941/42 годов. Возможно, у людей восприимчивых столь выпуклая подача вызовет болезненную реакцию.

Драматург Анастасия Букреева написала для проекта пьесу с пятью героями, это собирательные образы людей, живших в блокадном Ленинграде: мальчик, потерявший родных, воспитательница детского сада, молодой учёный, художница, музыкант, игравший «Ленинградскую» симфонию Шостаковича. И хотя аудиоспектакль — это не читка дневников, у проекта внушительная команда научных консультантов во главе с одним из ведущих исследователей блокады Никитой Ломагиным, который заверил, что «фактчекинг» был скрупулёзным.

«Первый зал соответствует сентябрю 1941 года, и это кинозал, вы видите тут афиши фильма «Антон Иванович сердится», который шёл тогда в кино, — ведет экскурсию для «Фонтанки» одна из кураторов проекта Юлия Сталь. — Фильм диссонировал с тем, что происходило вокруг, потому что это музыкальная комедия. Его скоро сняли с репертуара, но афиши остались надолго, и, судя по дневникам, люди продолжали видеть, что «Антон Иванович сердится», и в конце концов, Антон Иванович стал даже бодрить».

В зале, посвящённом эвакуации, — панорамное современное фото Ладожского озера, а также артефакты военного времени.

«Здесь инфографика рассказывает про инфраструктуру, — например, порт, который построили на Ладоге, — продолжает куратор. — Также вы видите фрагмент электрического кабеля, проложенного по дну Ладожского озера, и фрагмент железнодорожных рельсов железной дороги, проходившей по ладожскому льду, его нам предоставил Военно-морской музей».

Особое внимание на выставке уделено тому, как ленинградские специалисты и пищевая промышленность приспосабливали «сорняки» к употреблению в пищу. Для этой части экспозиции Ботанический сад вырастил щавель, одуванчик, пастушью сумку, сныть. Возле живых растений в витрине аудиогид расскажет о создании хвойного напитка против авитаминоза.

Спустившись на первый этаж, вы пройдёте мимо нагромождений вещей и стены с блокадными объявлениями: «Продается туалет красного дерева, екатерининский, в полном порядке. 2 кило хлеба», «За эвакуацию из Ленинграда одного человека любым способом даю рояль «Шрёдера», «Всем гражданам! Отвожу ихних покойников на саночках до кладбища и иные бытовые перевозки…».

В этом же зале выставлена двухкопеечная монетка: её подбросила мать, выбирая, кого из двоих сыновей она будет кормить, когда поняла, что пайка хватит только на одного ребёнка. Либо умрут все, либо выживет один.

«Сделав выбор таким образом, она и свой хлеб, и хлеб брата отдавала только одному сыну, — рассказывает куратор. — Мальчик выжил, он потом принёс эту монетку в музей «А музы не молчали…».

Много на выставке предметов, связанных с Ярославом Николаевым, — их предоставила внучка художника Татьяна Баронова, и они дополняют живопись, которую показывает Русский музей. Есть эскизы и портреты будущей жены художника Марии Петровой и даже сберкнижка Николаева: можно узнать, что в 1942 году он положил на неё пять рублей и не забрал. Удалось «Манежу» показать и графику из частных коллекций: рисунки Татьяны Глебовой, линогравюры Соломона Юдовина и другие вещи, также оттеняющие выставку в Корпусе Бенуа.

Захватывающая история у свадебного платья Варвары Мясоедовой, выставленного на первом этаже.

«Это платье сшито из ночной рубашки Марии Бенуа, — говорит куратор. — Варвара Мясоедова в 1943 году вышла замуж за Александра Фролова. Он был её одноклассником, и в блокаду они решили пожениться, причём Варвара сказала, что хочет венчаться. В период блокады к религиозным обрядам отношение было лояльное, однако для венчания нужно было платье. В семье жениха, глубоко в шкафу нашли ночную рубашку его бабушки, Марии Бенуа, жены Леонтия Бенуа, — а это были те самые люди, которые передали в Эрмитаж «Мадонну Бенуа». Ночная рубашка была шёлковая, конца XIX века, сёстры невесты перешили её в платье, чулки взяли у будущей свекрови, а вместо фаты у Варвары был оренбургский платок. Они поженились, и Варвара, к слову, прожила сто три года и каждый год надевала в годовщину свадьбы это платье».

Ещё один знаковый экспонат на первом этаже — варежки-«волки», длинные и тёплые, с мехом.

«Они принадлежали военному лётчику, который пришёл в филармонию на концерт пианиста Александра Каменского, — продолжает Юлия Сталь. — А там температура нулевая, и лётчик увидел, что пианист постоянно пытается согреть руки. После концерта он подошёл и подарил Каменскому свои варежки».

Заканчивается выставка в «Манеже» дубликатом знака «Город-герой» (оригинал в памятные даты отправился в Музей обороны и блокады Ленинграда, где выставлен с почётным караулом), после витрины вы вновь выходите к карте города и парящим под потолком серым дирижаблям, подсвеченным зенитными прожекторами.

Побывать на этой выставке можно до 12 мая.

К памятной дате музей обновил один из залов: теперь при входе на экспозицию вас встречает инсталляция — собирательный образ разрушенных пригородных дворцов — а по левую руку, в небольшом камерном зале, на выставке «Мы знали — этот день придёт» можно увидеть документы и другие артефакты, часть из которых музей показывает впервые.

«Мы сделали акцент на том, что даже в самое тяжёлое время были люди, которые верили что этот день, день освобождения, придёт, — говорит куратор обновленной экспозиции Денис Мастридеев, специалист научно-просветительского отдела музея. — Например, мы показываем эскизы памятника защитникам Ленинграда, которые делал архитектор Александр Немнонов в 1942 году. Он уже тогда был уверен, что такой монумент будет установлен в городе после победы. Эти работы мы в 2024 году показываем впервые. Александр Немнонов имел полное право на эвакуацию вместе с семьёй, в витрине вы видите справки, которые это подтверждают. Однако семью он эвакуировал, а сам остался здесь и был в городе весь период блокады».

В качестве напоминания о тех, кто не дожил до освобождения города, на выставке представлены личные вещи. Среди них — салфетка с вышивкой, работа пятнадцатилетней девочки, которой она решила себя занять в самое страшное время, зимой с 1941 на 1942 год. Борясь с постоянным чувством голода, она начала заниматься рукоделием, но не закончила работу, потому что умерла. Рядом — туфельки четырёхлетней девочки 1937 года рождения, которая скончалась от дистрофии в осаждённом городе. Её отец был на фронте и писал матери с просьбой сохранить хоть какие-то вещи дочки, и таким образом эти туфельки сохранились. Потом семья передала их в музей.

Куратор рассказывает о судьбах людей, которые можно проследить, изучив документы в витринах.

«Мы показываем письма офицера Красной Армии Соломона Мошенского и ленинградской девушки Зои, — приводит пример куратор. — Он с ней познакомился случайно, по переписке, когда кто-то из сослуживцев дал ему адрес. И написал ей, начав письмо словами: «Здравствуйте, незнакомка Зоя». Потом он описывает себя, и пишет очень хорошим слогом, легко и с юмором. Находясь на фронте под Ленинградом, Соломон Мошенский иронично пишет, какой он хромой, косой и так далее, и добавляет: если хотите, можете мне ответить, а нет — так нет».

Первое письмо Соломон написал Зое в апреле 1943 года. Девушка ответила, у молодых людей завязалась переписка, которая сейчас хранится в музее. Соломон даже признался Зое в любви, хотя ни разу её не видел. Одно из писем, которое есть на экспозиции, датировано 22 января 1944 года.

«В это время как раз шли бои за освобождение города, и Соломон уточняет, что пишет на немецкой бумаге немецкими чернилами немецким пером, — делится интересным моментом Денис Мастридеев. — Он пишет, что участвовал в освобождении населённого пункта, но, конечно, не говорит, какого именно, — цензура бы не пропустила. В одном из освобождённых домов он и нашёл письменные принадлежности, причём в письме описана даже схватка с немецким офицером, которого ему пришлось застрелить, потому что тот стрелял в него».

Через месяц Зоя получила от сослуживца Соломона открытку с сообщением о том, что офицер погиб. Письма, которые вы увидите на выставке, Зоя Шестакова (Чубарова) хранила до начала 90-х годов, а потом принесла в музей, и сейчас их показывают впервые.

«Интересная история связана с трубкой, которую вы также найдёте в витрине, — продолжает куратор. — Она принадлежала германскому офицеру, который царапал на ней названия городов, через которые он прошёл, — первым там указан Париж. Скорее всего, он шёл с группой армий «Центр», потому что в основном на трубке перечислены белорусские города. Потом владелец трубки оказался под Петергофом, и когда город освободили во время операции «Январский гром», художник Александр Трошичев, который работал в военной газете «Отважные воины 2-ой ударной армии», нашёл эту трубку и стал в свою очередь царапать на ней названия городов, через которые он прошёл. Последним в этом перечислении «туда и обратно» стал Берлин».

Александр Трошичев скончался в 1984 году, трубку в музей принесли его родственники вместе с его фотографиями и документами.

Выставка «Мы знали — этот день придёт» будет работать около года.

Анастасия Семенович, специально для «Фонтанки.ру»