37 000 поражающих элементов и раскуроченный холст: как в Русском музее восстанавливали работы из Таганрога

В Мраморном дворце открылась выставка живописи, графики и одной скульптуры из Таганрогского художественного музея «Спасённые шедевры. Русский музей — Таганрогу». Петербургские реставраторы трудились восемь месяцев после ракетной атаки по южному городу 28 июля 2023 года.

По словам музейщиков, от идеи помочь таганрогским коллегам до решения финансовых и оргвопросов прошли примерно сутки. Ещё до того, как вещи прибыли в Петербург, Русский музей настроился помимо устранения повреждений от взрыва провести комплексную реставрацию всех работ. Было непросто: некоторые художники стали для специалистов открытием, а повреждения и загрязнения не были похожи на те, с которыми в лабораториях сталкиваются в мирное время.

В залах Мраморного дворца на третьем этаже — яркая живопись Константина Коровина, Филиппа Малявина, таганрогских художников Серафимы Блонской и Александра Леонтовского. Графика (или, скорее, живопись на бумаге) Валентина Серова и Виктора Борисова-Мусатова, скульптура Христофора Геворкяна «Портрет мальчика». Свет тоже яркий, рассеянный, дневной, рамы у всех картин одинаковые и самые простые (это даже не рамы, а так называемые «обноски»). Выставка напоминает больничный стационар с пациентами, которые идут на поправку и уже могут подолгу принимать посетителей. Учитывая, в каком состоянии работы прибыли в Петербург, реставрация как никогда похожа на исцеление. В мирной музейной жизни труд реставраторов не так очевиден, но рассмотрев «Спасённые шедевры», нельзя не проникнуться его сложностью и масштабом. Теперь это — часть и без того насыщенной биографии экспонатов из Таганрога.

В 1908 году в Мариинском театре впервые за десятилетия возобновляли постановку оперы «Юдифь». Уже знаменитый Фёдор Шаляпин наотрез отказался петь (а то был его прославленный впоследствии образ Олоферна) в декорациях и костюмах 1860-х годов. Переговоры с Дирекцией Императорских театров продолжались год, пока наконец разработку новых костюмов не поручили Константину Коровину, а сценографию — Валентину Серову. Серов не был пристрастен к театральной живописи, но так как автором «Юдифи» был его отец, композитор Александр Серов, — художник согласился. Летом 2023 года серовский эскиз к «Юдифи», выполненный акварелью и гуашью, находился на постоянной экспозиции музея в Таганроге.

«Работа была под стеклом, которое, с одной стороны, защитило хрупкую бумагу, с другой — разбившись, повредило её, — рассказывает заведующая отделом реставрации живописи смешанных техник Русского музея Евгения Щукина (именно она реставрировала эскиз Серова и ещё две работы на бумаге, которые вы найдёте во втором зале выставки). — На бумаге было много порезов, и все утраты, царапины, вдавленности нам пришлось восполнять волокнами аналогичной бумаги, ни в коем случае не попадая на окружающие участки, чтобы не повредить авторский красочный слой».

Рядом с работой Серова — картины французского мастера XIX века Анри Шопена «Благословение Ревекки» и «Проводы Ревекки». На дореставрационных фото колорит монотоннее и темнее, а сейчас картины эффектно переливаются. Их «исцелила» ведущий художник-реставратор высшей категории отдела реставрации станковой масляной живописи Ольга Клёнова.

«Во время взрыва картины падали со стен, подрамники сжимались, из-за ударной волны все холсты получили сильнейшие провисания, — рассказывает Ольга Юрьевна. — Нарушилось натяжение, межслойные связи, то есть сцепка красочного слоя с грунтом, а грунта — с основой. Там был дикий хаос: произошёл огненный взрыв, окна выбило, стены и кровля оказались сломаны, провалился потолок. Картины прибыли к нам очень пыльными, и это была не такая пыль, с которой обычно имеют дело реставраторы. После взрыва вещи были в стеклянной пыли, крайне вредной для живописи, и она попала даже на тыльные стороны картин — за многими подрамниками нашли много мелких осколков стекла. При реставрации почти все картины сняли с подрамников, чтобы вычистить с обеих сторон и провести все работы: укрепление, прессование, выравнивание, устранение деформаций. Подрамники тоже нужно было вычистить: убрать стекло, грязь, цементную пыль. Три подрамника при взрыве сломались полностью, они просто складывались по диагонали — так было с работами Константина Коровина «Натюрморт» и «Терраса» и с «Маками» Серафимы Блонской. Ещё три подрамника мы заменили потому, что они хоть и были старые и авторские, но не отвечали нормам музейного хранения».

Кроме стеклянной и цементной пыли, картины пострадали от металлических поражающих элементов. По характеру повреждений реставраторы реконструировали даже то, по какой траектории они врезались в картины.

«Обломок ракеты был нашпигован тридцатью семью тысячами поражающих элементов, которые летели по спирали, — продолжает Ольга Клёнова. — Это было заметно по картине Коровина «Терраса». Она получила трёхточечный прорыв холста, его нити были перевиты — так мы поняли, что металлический фрагмент, который туда прилетел, барахтался вокруг своей оси уже в самом холсте. Получился огромный рваный прорыв с вытянутыми, размозжёнными нитями, которые реставраторам пришлось собирать буквально одну к одной, сначала расплетая, затем снова сплетая в нужном положении».

Картины Анри Шопена, которыми занималась Ольга Юрьевна, сильно пострадали при взрыве ещё и потому, что у них были уже сильно «перегоревшие» холсты.

«Перегорание» холста — это наше реставрационное понятие, — поясняет специалист. — Это сильное окисление нитей из-за того, что масло из грунта и красочного слоя пропитывает ткань, и полотно становится очень хрупким. Если это не мешковина, не грубый холст, а такой элегантный, как у Шопена, то он становится очень ломким. Если загнуть край такого холста, он отломится. Именно из-за хрупкости произошли такие разрывы на «Благословении Ревекки».

Работ Анри Шопена в Русском музее нет (одна картина есть в Эрмитаже), для Ольги Клёновой художник стал открытием. Так же, как и Серафима Блонская и Александр Леонтовский.

«Это таганрогские художники, которых там очень чтут, — поясняет реставратор. — Их работы совершенно потрясающие, но они были очень сильно загрязнены».

В зале с Шопеном, Серовым, Борисовым-Мусатовым, спасёнными «Маками» Серафимы Блонской есть и «Дама в белом» Александра Леонтовского — жемчужная, воздушная живопись, которая на дореставрационных фото сама на себя не похожа. В соседнем зале — «Девочки. Вербное воскресенье» Блонской и сильно пострадавшие при взрыве «Натюрморт» и «Терраса» Константина Коровина. Сейчас они тоже выглядят ярко, будто написаны недавно.

Рядом с картиной Серафимы Блонской — «Портрет мальчика» Христофора Геворкяна, который раскололся при взрыве.

При реставрации со скульптуры удалили сажу, камень расчистили и укрепили, восполнили обратимым клеем ушные раковины и, конечно, монтировали голову на место, — рассказал заведующий отделом реставрации каменной и гипсовой скульптуры Алексей Баруздин.

«Мы использовали обратимый клей — это субстанция, которую в любой момент можно удалить без повреждения для камня, — начал рассказывать он. — Этот клей не темнеет, не портит структуру камня. Сейчас он высох и застыл, но если возникнет необходимость — его можно вернуть в жидкое состояние. «Портрет мальчика» выполнен из отечественного мрамора, его отличие от итальянского в том, что он «молодой» с точки зрения геологии, и потому крупнозернистый. Эти зёрна мы укрепили, крошащиеся моменты были в нижней части бюста, где камень не отполирован. Посмотрите, лицо отшлифовано…»

Рассказывая об этом, реставратор очертил рукой лицо героя, и тут беседу прервала смотрительница: «Пожалуйста, не трогайте!» «Я всё понимаю, но я реставратор…» — удивился наш собеседник. «Мы уже за них отвечаем, нам передали эти работы», — настаивала смотрительница. «Фонтанка» заверила, что проследит, чтобы даже реставратор лишний раз не трогал бюст в музейном зале.

Выставка в Мраморном дворце продлится до 13 мая, затем вещи вернутся в Таганрог. Русский музей передал таганрогским коллегам реставрационные паспорта по всем работам, также дома живопись оденут в более «парадные» рамы.

Анастасия Семенович, специально для «Фонтанки.ру»