«Готова быть директором конторы по делам алкашей». Девушка, которой вменяют побои молотком, рассказала о своих мотивах

В конце мая петербурженка Александра Петрова оказалась в центре общественного внимания после стычки с соседом по двору. Мужчина в компании единомышленников выпивал на скамейках у пятиэтажки на проспекте Народного Ополчения. Как впоследствии объяснила Александра, компания подобралась не из тихих. На просьбу из окна прекратить галдеж и освободить территорию ответила недипломатично.

Тогда 26-летняя девушка вскипела и выскочила из квартиры. Дальнейшее запечатлела камера домофона.

В результате Александре пришлось объясняться с полицией, ей вменяют побои по 116-й статье и припоминают участие в телепроекте «Пацанки». Александра не хотела общаться с журналистами, но для нашего издания сделала исключение. Как все случилось, что бы она изменила, если бы могла, и как обстоят дела в проблемном дворе, девушка рассказала «Фонтанке».

— Александра, с чего все началось?

— Это было воскресенье. Я проснулась от криков этого человека, который в итоге написал на меня заявление. Он, судя по голосу, уже выпил и громко ругался с кем-то, возможно с соседкой с первого этажа. Я живу на втором, окна выходят прямо на эту скамейку. И он с компанией там постоянно сидит, выпивает и орет. Особенно им нравится так отдыхать летом. А я даже окна не могу закрыть из-за жары. Это может продолжаться часами, изо дня в день.

— Вы сразу побежали разбираться?

— Нет, конечно. Сначала я выглянула в окно и попросила его успокоиться. И вместе с друзьями уйти. Что это вообще? Сидят распивают прямо с утра. Это же неадекватное поведение в принципе. В ответ он начал меня жестко посылать, орать. Какие-то торпеды грозился мне в задницу засунуть. Словом, пошли вот эти непонятные пьяные угрозы.

— И что было дальше?

— Какое-то время я терпела, а потом не выдержала. Это же далеко не в первый раз происходит — крики, брань и хамство прямо под окнами. И никуда от них не спрячешься. Он всем своим видом показывал, что ни во что меня не ставит, потому что он — большой, сильный мужик, а я — какая-то там девочка. Я просто хотела, чтобы он уже ушел с этой лавочки и не возвращался больше. Никакие беседы и уговоры там не помогают.

— А что же остальные соседи?

— У нас живут в подъезде в основном пожилые люди, еще есть соседка — молодая женщина лет двадцати с ребенком. И две квартиры вот такие маргинальные, из которых постоянно выходят вот эти товарищи потусоваться. Они лавочки воспринимают как свой предбанник какой-то.

— После стычки с вами этот сосед ушел?

— Нет. Я попыталась его прогнать, но это не сработало. Вернулась домой. А потом в дверь позвонили полицейские. Я объяснила, что произошло, что этот товарищ просто вывел меня из себя. Полицейские общались очень вежливо. Мне показалось, что они и сами все понимают. Я ведь до этого инцидента много раз звонила в полицию из-за шумных сборищ с участием этого мужчины под окнами. Утром, ночью, в любое время суток во дворе могла собраться вот такая компания с алкоголем. Меня отвезли в отдел, я дала показания. На этом в тот день все закончилось.

— В какой момент вы поняли, что все серьезно и вам понадобится, например, адвокат?

— Когда эта история попала в СМИ и мне начали обрывать телефон журналисты. Вспомнили зачем-то, что я участвовала в «Пацанках». А это был вообще 2018 год, а теперь я — взрослый человек, который к этому всему не имеет больше никакого отношения. Я вообще считаю участие в этом проекте ошибкой молодости. Но все почему-то за него зацепились, начали какие-то выводы обо мне делать, раскручивать все это.

— А зачем вы участвовали в «Пацанках»?

— Мне это не нужно было, чтобы как-то исправиться или измениться. Я адекватная личность. Но у меня был очень грустный период — умерла моя близкая подруга. Я тяжело это переживала. И поэтому во все это влезла. На шоу я поняла, что это вообще не моя история, вокруг люди, к которым я никакого отношения не имею. Я пыталась уйти с проекта, но меня не отпускали. Единственным выходом было сделать что-то такое, чтобы меня выгнали, послать там всех.

— А что было не так с проектом?

— Мне пары дней хватило, чтобы понять, что все это какой-то неадекватный треш. Участниц специально разводили на дикое поведение, делали с ними что-то непонятное, а потом снимали, как они истерят и плачут. По-моему, это девочек травмировало гораздо больше, чем помогало им измениться. И мне, честно, очень надоело, что меня продолжают с этим всем ассоциировать, будто я какая-то разбойница мирового масштаба. Хочется, чтобы как-то эта печать уже отстала от меня.

— А как вы сейчас живете, чем занимаетесь?

— Я делаю татуировки и украшения ручной работы. У меня сейчас спокойная жизнь — была бы, если бы не постоянные нервы, нервы, нервы из-за криков под окнами. Живу одна с двумя котами. Иногда волонтёрю, спасаю бездомных котов из подвалов.

— Это правда, что конфликт с соседями у вас длится уже семь лет?

— Да. Тут просто уже невозможно жить. Район вокруг метро «Ветеранов», к сожалению, славится тем, что тут во дворах собирается и тусит всякий нетрезвый народ. Когда родители покупали здесь квартиру, этот момент упустили из виду. К тому же все родственники в этой части города. Я живу в этой квартире с 2016 года. И проблемы начались практически сразу.

— И именно с этим соседом, который написал заявление?

— Да. Летом 2017 года он уже сидел на лавочках во дворе с компаниями. Вел себя агрессивно.

— А у вас сохранились какие-нибудь протоколы или талоны-уведомления о том, что ваши обращения в полицию по поводу шума во дворе приняты?

— Нет, я просто звонила по 112, мне говорили, что наряд приедет, но ни разу никто не приезжал. Ко мне в квартиру после моих обращений ни разу никто не пришел. Один раз за все время я видела, как эта пьяная компания после моего звонка свалила куда-то в соседний двор, а под окнами проехала патрульная машина. Вот и все.

Хотя у меня есть видеозаписи с его участием с лета 2017 года, где он сидит на своей любимой лавке, пьёт пиво и матерится.

— Сосед, написавший заявление, предлагал вам примирение или выдвигал какие-то требования?

— Нет. Один раз, когда я после инцидента шла домой, они мне начали кричать: «А что, тебя отпустили уже?», «Мы тебя посадим!» — и еще что-то оскорбительное. Я не сильна в юридических вопросах. Но он ничего не просил. Изменилось только то, что теперь они подальше от дома сидят и пьют, в десяти метрах, на детской площадке. Сидят там теперь с баклажками и детьми. И все у них нормально. Мне немножко страшно теперь выходить из дома и возвращаться. Я не знаю, что им в голову придет.

— Это правда, что вы выскочили из дома с молотком для мяса?

— Я, честно говоря, даже не помню, что там было, схватила что-то, что под руку подвернулось. Я была в шоковом состоянии, даже не подумала, что делаю, мне хотелось одного — тишины. Я совершенно точно не хотела его убить или как-то травмировать. Хотела, чтобы он просто ушел. Понимаете, он семь лет орет под окнами. У меня уже сил нет. Скорее бы все это уже закончилось.

— Почему вы не стали общаться с журналистами сразу после инцидента?

— Мне трудно было переносить это повышенное внимание. В СМИ начали трясти эти старые выпуски «Пацанок», что-то раздувать. Я даже новости читать не хочу о себе. Адвокат меня тоже просил воздержаться от каких-либо комментариев, чтобы не сделать мне хуже, говорил, что иногда людей привлекают к уголовной ответственности только из-за «общественного резонанса» и в определенные моменты лучше сделать паузу. Но я согласилась поговорить, чтобы объясниться. Что я не чудовище какое-то.

— А кто-нибудь вас поддержал в этой ситуации?

— Мои друзья поддержали. Родители, конечно, в ужасе были, особенно мама. Но в целом все мои близкие меня поняли. Мне писали в Интернете слова поддержки, что «надоели эти синеботы» и все такое. И люди, которые с этим сталкиваются каждый день, тоже не знают, что с такими соседями делать. Адвокат из «Невской коллегии адвокатов», которого посоветовали мне знакомые, — Никулин Павел Сергеевич, очень милый и отзывчивый человек, настоящий профессионал, он серьезно меня поддерживает, а это очень помогает в условиях столь сильного психоэмоционального напряжения.

— Если бы вы могли повернуть время вспять, вы бы тогда, воскресным утром, поступили иначе?

— Я бы попыталась каким-то другим способом это разрешить. Не силой, а юмором, что ли. Кошачью какашку в них кинуть. Не знаю, помогло бы это или нет, но было бы хотя бы веселее.

— А почему вы не переедете?

— Я не могу решать какие-то вопросы с этой квартирой, это семейная недвижимость. Раньше здесь жила моя бабушка. Но теперь, видимо, мы с близкими будем думать в эту сторону. Мама очень просила быть осторожнее, чтобы не сесть. Я самый обычный человек, который поддался эмоциям.

— А по жизни вы человек вспыльчивый?

— Нет. Я человек добрый и максимально неконфликтный, ни с кем вообще не дерусь. Это просто было уже всё, край.

— А если бы у вас власти спросили, как эту системную проблему с шумными соседями во дворах решать, что бы вы ответили?

— Надо, наверное, делать какую-то специальную контору. Может, ловить их и в вытрезвители отправлять. Или куда-то, где они никого не потревожат, пока не перестанут орать. Люди ничего толком не делают. Другого досуга у них нет. Почему должны окружающие страдать? Занять бы их чем-то. Петербург — культурная столица, а в каком спальном районе во двор ни зайди, одна и та же картина. Валяются уже чуть ли не в центре. И все углы обгажены. Я за справедливость, честно. Я готова быть директором этой конторы по делам алкашей. Мне очень обидно, когда я все чаще слышу, что Петербург превращается в какое-то наркоманское и алкоголическое гетто. Наверное, если и был какой-то смысл в том, что со мной случилось, так это привлечь внимание к этой вот проблеме. Если уж отдыхают люди, пусть как-то культурно это делают, без воплей под чужими окнами. Или на просьбы соседей реагируют адекватно.

Многолетнее систематическое бездействие властей по предотвращению подобных ситуаций приводит к тому, что люди от безвыходности и незащищенности способны на самые крайние меры.

Особо хочу отметить, что Александра прекрасно понимает, что насилие — не способ решения каких-либо проблем, однако она на протяжении 7 (!) лет пыталась разговаривать с данным человеком, вызывать сотрудников полиции — и результата не было никакого.

О перспективах дела давать комментарии пока что воздержусь, так как это может помешать линии защиты.

Я пытался общаться с потерпевшим о возможности примирения, на что он сообщил мне, что он подумает, и записал мой номер телефона. До настоящего момента каких-либо звонков от него не поступало. Однако примирение сторон по 116-й — это достаточно частая ситуация, в связи с чем я допускаю, что оно будет. При этом оно возможно, безусловно, только при наличии согласия потерпевшего — которое до настоящего момента не получено.

Венера Галеева, «Фонтанка.ру»