Ахматова без чёлки: почему стоит идти на выставку к ее 135-летию в Фонтанном доме

В Фонтанном доме отмечают 135-летие Анны Ахматовой выставкой «Анна Ахматова. Подлинность судьбы». Кураторы сфокусировались на периоде с 1944 по 1966 год: личный дневник в бракованном томе собрания сочинений Лермонтова, пепельница (Ахматова курила до первого инфаркта), даже коряга, которая некогда возлежала возле дачи в Комарово. Фото информантов спецслужб, с которыми говорила Ахматова, и фото её родного брата, который охранял Дмитрия Шостаковича во время визита в США. Вот Ахматову встречают на Белорусском вокзале, куда она приехала из Парижа, а в Париж — из Лондона, где ей в 1965 году вручили диплом почётного доктора Оксфордского университета. Получилась история про чувство собственного достоинства в контексте, где «не всё так однозначно».

Архитектура выставки напоминает одновременно советский мемориал, вестибюль метро и немного кафкианский лабиринт. Архитектор Сергей Падалко по максимуму использовал на самом-то деле небольшой зал: проект организован центрически, и вход в эту «центрифугу» с залами-ячейками оформлен как напряжённо сужающийся коридор — зрители будто попадают в капсулу, где можно долго ходить по кругу. Отсеки разделены по темам: тут можно рассматривать черновики «Поэмы без Героя» (именно так — с большой буквы) под низко висящими лампочками, которые будто макнули в чернила, а можно оказаться в ахматовском «будуаре» с двумя супницами. Начинается же всё с изображений возрастной, но по-прежнему статной женщины. Так кураторы напоминают, что Ахматова не осталась в Серебряном веке.

«Здесь вы видите послевоенную Ахматову, то есть Ахматову без чёлки — такой она вернулась из эвакуации, — поясняет сокуратор проекта Павел Котляр. — Эта выставка — про Ахматову, которая регулярно лежит в больницах, про пожилую женщину, у которой случаются инфаркты. Это не тонкая высокая дама в дыму "Бродячей собаки", а грузная женщина, тем не менее сохраняющая свою царственность и принципы».

Авторы портретов Ахматовой — от Иосифа Бродского до корреспондентов СМИ. Ахматову часто снимали для медиа.

«Если посмотреть записные книжки Ахматовой, можно понять, какое на самом деле было внимание к ней, — продолжает куратор. — Её снимает фотограф ТАСС, она даёт интервью для телевидения. В начале 60-х годов она известна и, я бы даже сказал, живёт благополучно. Хоть у неё и нет, как у Пастернака, дачи в Переделкино».

Ещё в конце 1920-х годов директор Государственного литературного музея в Москве написал Ахматовой письмо с предложением купить её архив. Она запросила три тысячи двести рублей (по тем временам — пятнадцать средних зарплат), и с тех пор регулярно продавала свои документы — и это тоже не вяжется с привычным образом Ахматовой-изгнанницы.

В монументальной «капсуле» осмотр лучше начинать против часовой стрелки. В отсеке справа от входа — окно с накрест заклеенными стёклами и присыпанная щебёнкой гипсовая копия скульптуры «Ночь» из Летнего сада. Во время войны её укрывала в том числе Ахматова (можно вспомнить стихотворение 1942 года со словами: «Доченька! /Как мы тебя укрывали/ Свежей садовой землей./ Пусты теперь/ Дионисовы чаши,/ Заплаканы взоры любви…/ Это проходят над городом нашим/ Страшные сестры твои»).

Рядом крошечный зал на неизбежную тему отношений с властью: в окне «заблюрены» все стёкла, кроме одного, на котором крошечная аппликация в виде памятника Сталину. Памятник стоял в Шереметевском саду в 40–50-е годы, причём Сталин «шёл» в Шереметевский дворец. Павел Котляр в шутку называет зал «Сталин на груди Ахматовой». «Совершенно неочевидно, что у Ахматовой была медаль за доблестный труд в период Великой Отечественной войны, — говорит куратор. — А также медаль в честь 250-летия Ленинграда, на которой написано "Слава городу-герою!". Заметьте, что медаль соседствует с дипломом почётного доктора Оксфорда, который Ахматова получила в 1965 году, а в отсеке напротив — её оксфордская мантия». Павел ещё раз напоминает о хрупком балансе, который удалось удержать Ахматовой, о её стойкости.

Впрочем, «Подлинность судьбы» рассказывает не столько об отношениях с властью, сколько про переплетение судеб: разный опыт проживания XX века у «уехавших» и «оставшихся», рассинхрон в общении. На одном из фото в зале без окон — советская делегация, прибывшая в 1949 году в Нью-Йорк на конференцию в защиту мира. В ее составе — Дмитрий Шостакович, а рядом с ним телохранитель.

«Это Виктор Горенко, родной брат Ахматовой, — рассказывает сокуратор выставки и учёный секретарь музея Светлана Грушевская. — Он эмигрировал и всю жизнь провёл совершенно в другом контексте. В нашем собрании есть несколько его писем: он жил в Нью-Йорке и не представлял, что значит жить в СССР, поэтому в его переписке с Львом Гумилёвым были наивные вопросы вроде «почему ты не купил себе отрез ткани, чтобы сшить новые брюки».

Ахматова мало общалась с братом — постоянная переписка с человеком из Нью-Йорка была опасна, Виктор же недоумевал, почему она редко пишет. В музее есть письмо Виктора сестре от февраля 1966 года: он указывает, что получил телеграмму (даже не письмо) от третьего лица, что его сестра больна, и не знает, чему верить, лишь надеется, что она поскорее вернётся из больницы домой. Ахматова умерла 5 марта в санатории в Домодедово — через неделю после этого письма.

Другая деталь контекста — ахматовские списки. В «будке» на даче в Комарово Ахматова составляла список друзей, которым можно дать почитать книгу «Бег времени»: 61 человек, под номером 15 — «Иосиф» (имя зачёркнуто, значит, Бродский книгу от Ахматовой получил). Через какое-то время — ещё один список, на этот раз тех, кто навещал Ахматову в Боткинской больнице с 10 ноября 1965 по 18 февраля 1966 года (Бродский был).

Со «Сталиным на груди Ахматовой» соседствует «гвоздь программы» — зал, в котором свет из окна проходит через двери-витражи. Это оригинальные двери из последней квартиры Ахматовой на улице Ленина. Павел Котляр рассказал, как они оказались на выставке: «Мы пришли к правнукам Николая Николаевича Пунина. И в разговоре о том, какие вещи можно предоставить для выставки, братья Зыковы вспомнили про двери. Ахматовские двери с изображением дракона в квартире по-прежнему использовали по прямому назначению. В квартирах в таких послевоенных домах двери часто были со стеклянными вставками, а комната Ахматовой была рядом с кухней. И чтобы создать иллюзию некой изоляции, она попросила художника Леонида Зыкова — мужа Анны Каминской, внучки Николая Пунина, — нарисовать на кальке углём дракона, который был бы похож на дракона с кимоно, которое Николай Николаевич Пунин когда-то привёз ей из Японии». После выставки двери-витражи с драконом вернутся на своё место и вновь станут просто дверьми.

Пока же под витражами с драконом можно почитать дневник Ахматовой, который она вела в бракованном томе собрания сочинений Лермонтова. Обложка и несколько страниц в нём заполнены, действительно, Лермонтовым, а остальные листы были пустыми — на них и писала Ахматова. Такие «текстовые» отсеки на выставке чередуются с условными мемориальными реконструкциями ахматовского предметного мира. В одной из них вы найдёте две супницы, зеркало, телефон, вазу, книги.

«Перед началом войны Ахматова вручила Зое Томашевской чемоданчик-сундучок с вещами, которые завещала беречь, — говорит Светлана Грушевская. — И это были странные предметы: битая супница, мутное зеркало, какой-то флакончик. Это были вещи, которые занимали важное место в поэтическом мире Ахматовой, потому что в целом у неё был имидж человека, у которого не было быта, который не обрастал вещами. Всё, что ей дарили, она тут же передаривала, сохраняя только самое ценное».

Последний отсек, если идти против часовой стрелки, посвящён страху: из стены с нишами, напоминающей Квадратный Колизей (Дворец итальянской цивилизации, известное здание в Риме времен фашизма. — Прим. ред.), смотрят скульптурные портреты Ахматовой. Точёное лицо с острыми скулами, то же лицо, будто размытое и смотрящее вверх, фигура Ахматовой, составленная из рассыпающихся камней. Здесь куратор говорит об информантах спецслужб, с которыми Ахматова общалась, подчас зная, что они информанты (и предпочитая их тем, которых не знает).

Выходя из коридора, замечаешь проекцию трансляции из мемориальной комнаты музея, которую «разобрали» для временной выставки. Потом её, по словам музейщиков, соберут заново и немного иначе.

Анастасия Семенович, специально для «Фонтанки.ру»