Ковчег в мухоморовый горошек. В «Манеж» въехало собрание «Пушкинской, 10», вобравшее более полувека нонконформизма

С 9 июля по 8 сентября в Центральном выставочном зале «Манеж» показывают несколько десятилетий современного искусства Ленинграда — Петербурга. Коллекция, собранная арт-центром «Пушкинская, 10», недавно была передана «Манежу» и сейчас проходит оформление в госсобственность. Сохранение цельности собрания было условием его передачи. Вторым условием было проведение большой выставки, его демонстрирующей. И проект «Пушкинская-10. Ковчег XXI века» — именно она.

Бодрящее «мухоморовое» оформление выставки, вызывающее в памяти безумные орнаменты японской художницы Яёи Кусамы, захватило все внутреннее пространство «Манежа» и даже копию памятника Пушкину с одноименной улицы, вместе с лавочками воссозданную в аванзале. В гигантском красном кубе, установленном в конце зала, белые кружки заменили отверстиями, разросшимися до масштабов арки и светящегося шара. Интерьерами дело не ограничилось, и пятнистое буйство «выплеснулось» в уличное пространство позади «Манежа» в виде инопланетных зарослей. Тем временем другая «волна» захватила фасад на Исаакиевской, не оставляя шанса прохожим не заметить выставку.

На самом деле в выбор такого дизайна Сергей Падалко (он же здесь делал «Утопию Спасенную» Ли Бул и ряд проектов в Музее Анны Ахматовой) вложил отсылку к флагу «Пушкинской, 10», созданному в свое время художником Андреем Хлобыстиным.

Сама выставка построена как ковчег, заполненный контейнерами: на первом этаже они стоят в четыре ряда, формируя анфилады. Каждый из залов первого этажа посвящен одной творческой группе (внутри дизайн — нейтральный, не отвлекающий от картин и объектов).

«На первом этаже у нас представлены, во-первых, организаторы «Пушкинской, 10», они заслуживают отдельные экспозиции и они сами по себе художники, — рассказывает куратор выставки, заведующая Музеем искусства Санкт-Петербурга XX–XXI веков Марина Джигарханян. — Далее у нас Арефьевский круг, с него все начиналось практически. Неформальное искусство, неофициальное искусство. Потом митьки, которые оттуда выросли. Это по одной стороне. И вся история Газаневщины у нас по другой стороне. То есть это история, истоки».

Еще одно неожиданное (и, кстати, необязательное) пространство выставки — подвешенный гигантский серебряный куб в аванзале. Чтобы попасть в него, нужно слегка нагнуться, словно выросшая Алиса в стране чудес, — так ты попадаешь будто бы в сквер на Пушкинской улице, к памятнику поэту, — только тут он тоже приобретает мухоморовый окрас. Избыточность усиливают красные и белые воздушные шарики под потолком, заполнившие верхнюю грань куба. На его стены транслируются кадры самой улицы. Внизу стоят лавочки. Об их расцветке вы уже догадались.

«Это отсылка к легенде создания сквота «Пушкинская, 10», — комментирует Сергей Падалко. — По легенде, отцы-основатели, как-то изрядно выпив, прогуливались по Пушкинской улице и присели у памятника. А Пушкин своим взглядом указал на дом, который, как корабль, выступал в перспективе улицы. И вот тут-то они решили: здесь мы и будем жить и трудиться на благо будущих поколений».

Легенды легендами (все-таки не какое хочешь здание художники могли получить — дом должен был как минимум пустовать), но есть на выставке и другие спорные моменты. Это касается и подбора самих художников, и их соседства друг с другом. Отчасти это взгляд куратора, считающей, что не было такого четкого деления между искусством официальным и неофициальным, как теперь принято говорить, и потому уделившей немало пространства Ленинградской организации Союза художников. Но обиднее всего — проблемы с этикетажем: на открытии его местами вовсе не было, где-то он был перепутан (да так и остался). При этом какого-то основательного рассказа, с личными историями (хотя многие авторы живы), в сопровождение к каждой комнате-контейнеру нет. В итоге содержательность похода зависит исключительно от качества устного рассказа гидов-медиаторов «Манежа» и самоподготовки.

«Пушкинская, 10» вобрала в себя все движение неформального искусства нашего города, и аналогов этому нет нигде в России, — подчеркнула на открытии выставки Марина Джигарханян. — Это был не просто сквот — это было содружество, потому что основатели арт-пространства «Пушкинская, 10» поставили перед собой цель не тусоваться каждый сам по себе, а, наоборот, объединить художников. Более того, они проводили сподвижническую деятельность: они объехали весь Советский Союз, по мере возможности пытались привлечь в это арт-пространство очень разных художников. <...> Идея «Пушкинской, 10» настолько распространилась, что туда стали приезжать художники из различных бывших советских республик — из Грузии, из Азербайджана, из Белоруссии — у нас действительно они все на выставке представлены. <...> Нам хотелось показать движение вот этого неформального искусства, его развитие от и до».

Свой рассказ куратор начала с Арефьевского круга (Александр Арефьев, Рихард Васми, Валентин Громов, Владимир Шагин, Шолом Шварц) — именно в 1940-е годы в Ленинграде, по ее мнению, зародилось неофициальное искусство. Почти все эти художники были учениками средней художественной школы при Академии художеств — но были исключены из нее за «формализм».

«Это были голодные годы; эти бедные парни, только приехавшие из эвакуации, оказались нигде, — рассуждает Джигарханян. — И каждый из них старался каким-то образом устроить свою судьбу — почему в дальнейшем кто-то пошел в кочегары, кто-то пошел в дворники, кто-то пошел в маляры... А что они еще могли, собственно? Где они могли работать для того, чтобы существовать? И тем не менее это были, конечно, очень смелые ребята, потому что они продолжали быть художниками, им хотелось выражать себя в художественном творчестве, и поэтому они объединились в группу».

Рассказав об Ордене Непродающихся Живописцев и начале квартирных выставок, куратор перешла к следующему залу — митькам. Здесь, правда, оказалось, что с выставки (по причине плохой сохранности) убрали единственную картину Дмитрия Шагина, написанную им в 1991 году. Но при этом предлагается обратить внимание на Ию Кириллову — художественную «внучку» Малевича (ученицу его ученицы Евгении Магарил), принятую в «почетные митьки».

В следующем зале рассказ идет об основателях «Пушкинской, 10» — Юлии Рыбакове и Сергее Ковальском.

«Рыбаков, можно сказать, представитель советского символизма, сюрреализма, — показывает на его работы куратор. — И вся эта выставка как раз и говорит, что в Советском Союзе развивались все те направления, которые параллельно развивались и в западноевропейском искусстве».

Рассказ о Ковальском связан с его знакомством с единомышленниками и с его квартирными выставками конца 1960-х — 1970-х.

«Я застала его очень деятельным человеком, весельчаком, — вспоминает Марина Джигарханян и показывает на картину с крупной надписью «Ё-моё». — Это то, про что говорила Вербицкая в то время и что было очень важно: "Сохраните русский язык"».

Рядом — картина «Возвращение блудного сына», посвященная Евгению Орлову. Выпускник мореходного училища, Орлов учился в художественной школе и долгое время работал главным художником-оформителем в объединении «Сокол», занимавшемся ремонтом бытовой техники, где у него была мастерская.

«И первую выставку он устроил там, в объединении «Сокол». Правда, её быстренько прикрыли, хотя это было в воскресенье, но слухи стали распространяться, и директор объединения «Сокол» принес извинения, потому что понимал, что ничего в этом особенного нет. На какое-то время это все притихло, а потом он снова, уже познакомившись с Сергеем Ковальским, возобновил эту деятельность. Более того, он пошел с искусством в народ, в рабочий люд, и стал устраивать выставки в цехах — в субботу, воскресенье, когда цеха были закрыты».

Бывшего морехода Орлова и топографа Ковальского объединила, помимо творчества, еще и тяга к путешествиям.

«В поисках художников, чтобы организовывать выставку, они попали в Псково-Печорский монастырь, — объясняет куратор соседство экспонатов на выставке. — И в то время там служил архимандрит Алипий, очень известный человек. Он произвел на них такое сильное впечатление, открыв своими проповедями определенные миры, что Евгений Орлов стал очень воцерковлённым человеком. И вся его церковная живопись — это действительно от души».

Постепенно на выставке появляются скульптура и ассамбляжи — последнее связано с именем Вадима Воинова — также одного из инициаторов создания Музея нонконформистского искусства на Пушкинской, до этого работавшего старшим научным сотрудником в Музее истории города.

«Для него эти все ассамбляжи являются носителями какой-то энергии, какой-то идеи, — обращает внимание куратор. — Когда все эти предметы объединяются, появляется новый образ».

Галерея напротив посвящена во многом «газаневщине» (выставкам нонконформистов на официально разрешенных площадках — ДК им. Газа и ДК «Невский» в 1970–1980-е годы).

«Здесь тоже известные личности, — продолжает куратор. — Во-первых, Николай Сажин. Он был членом Союза художников, но это и один из патриархов андеграунда. У него была мастерская от Союза художников, но маленькая. А потом, когда Пушкинскую отремонтировали и привели в порядок, ему Орлов с Ковальским предоставили мастерскую, понимая, что у него очень много учеников».

«А вот, например, Владлен Гаврильчик — вообще удивительная история: советский офицер-подводник, — показывает Марина Борисовна картину в углу одного из залов. — Закончил, и ему захотелось стать художником. Он влился туда, учился у очень многих и стал создавать такие наивные, в стиле лубка, произведения».

Второй этаж выставки начинается со стерлиговцев — сложившейся в начале 1960-х группы единомышленников Владимира Стерлигова (также ученика Малевича), изучавших живописные системы Сезанна и Матюшина и считавших, что все в мире одухотворено божественным светом, а труд художника — духовная работа.

Так куратор подводит к художникам Товарищества экспериментального изобразительного искусства, образовавшегося в 1981 году из Товарищества экспериментальных выставок (которое в свою очередь было организовано участниками газоневских выставок в 1975 году). Его-то преемником в 1991 году и стал арт-центр «Пушкинская, 10».

«Когда Григорий Брускин был продан на «Сотбис» за большие деньги, Тимур Новиков сказал: «Нонконформизм закончился», потому что началась коммерция, — ответила Марина Джигарханян на вопрос журналистов о нынешних позициях «Пушкинской» в контексте культурной жизни Петербурга. — Сейчас другие времена, почему я говорю: это одержимые были люди, энтузиасты, у них задачи были совершенно другие. Не все такие, конечно, но все равно: они же продолжают работать на Пушкинской, объединяться, что-то устраивать, там же поэты тусуются, там же музей музыки — слава богу. Но вот эта трогательная романтика, конечно, ушла».

Хотя организаторы старались, рассказать обо всех неофициальных художниках Ленинграда даже на такой большой выставке оказалось затруднительно.

«В дар мы получили почти 5000 единиц хранения, на этой выставке 400 работ, — предупредила на открытии выставки директор «Манежа» Анна Ялова. — Нам было безумно сложно отбирать, потому что коллекция очень разная, очень интересная. Выставку мы тоже постарались сделать яркой, разной и интересной. У нас будет очень большая просветительская программа — лекции, мастер-классы».

Также в рамках выставки по выходным планируется проводить концерты и творческие встречи.

«У нас будет смена экспозиции нескольких блоков и пройдет временная выставка внутри временной выставки, — продолжила Ялова. — Конечно, мы рассказываем историю «Пушкинской, 10», но передать ее дух, ее драйв, безумную неудержимую энергию также было для нас очень важно».

Алина Циопа, «Фонтанка.ру»