Я к вам лозою прорасту: женские правила виноделия в байопике «Мадам Клико»

Биографическая драма британца Томаса Нэппера «Мадам Клико» снята по бестселлеру Тилар Маццео «Вдова Клико. История винной империи и ее императрицы» и рассказывает, как Барба-Николь Клико-Понсарден развивала бизнес, унаследованный после безвременной кончины горячо любимого супруга Франсуа.

Режиссер Нэппер известен в основном как многолетний ассистент Джо Райта, автора экранизаций «Гордости и предубеждения» и «Анны Карениной», поэтому неудивительно, что «Мадам Клико» (где Райт выступил продюсером) снята в аналогичном духе традиционной костюмной мелодрамы, респектабельной и часто сентиментальной, но предсказуемой и скучноватой. Не слишком выручает даже то обстоятельство, что действие происходит вроде бы в более веселой и жовиальной, чем туманный Альбион, Франции, а бизнес четы Клико по идее ассоциируется с праздничным настроением. Но создатели картины занимают в ролях французов чопорных англичан и с самого начала берут минорную ноту. Гроб с телом красавчика Франсуа (Том Стерридж) и черная траурная вуаль на голове 27-летней вдовы (Хейли Беннетт) возникают в кадре в первые же минуты, а мрачная, заупокойная виолончельная музыка не умолкает до самого финала, когда мадам Клико решительно отвергает новое брачное предложение.

Видимо, для авторов фильма было почему-то важно поставить жирную и многозначительную точку именно на этом твердом «нет», которое без малейшего колебания произносит героиня, а не на каком-нибудь позитивном, жизнеутверждающем эпизоде, связанном с ее бизнес-достижениями. О них сообщает финальный титр, но чувствуется, что винодельческие нюансы и революционные технологические озарения Барбы-Николь волнуют кинематографистов гораздо меньше, чем ее феминистическая эволюция от преданной мужней жены до независимой женщины, которая может дать отпор окружающей ее мизогинии французского истеблишмента. Но совсем без мужчин все-таки не обойтись: своим процветанием империя Клико во многом обязана торговому агенту Луи Бону (Сэм Райли) который догадался выйти на малоизученный русский рынок и сумел продать самому императору Александру I несколько бутылочек усовершенствованного Барбой-Николь «Вина кометы» 1811 года, знакомого русскому зрителю по «Евгению Онегину» (строчка «…и пробка в потолок, вина кометы брызнул ток!» вынесена на обложку русского издания книги Тилар Маццео).

Именно Луи Бон приносит мадам Клико первую пачку денег, после того как систематически терпящая убытки вдова уже вынуждена распродавать мебель и столовое серебро. Однако даже дерзкую авантюру по контрабанде французского шампанского в Россию в обход антинаполеоновских санкций авторы фильма ухитряются подать удивительно пресно. В этом фильме, похожем на выдохшееся полусладкое шампанское, вообще гораздо больше мелодраматических ахов и вздохов, чем конкретной производственной фактуры для людей, интересующихся историей виноделия и, в частности, внедренной вдовой Клико технологией ремюажа — без нее, как пишет Тилар Маццео в своей книге, гораздо более познавательной, чем фильм, шампанское никогда бы не стало самым известным в мире вином.

«Мадам Клико» находит Луи Бону занятие поувлекательней, чем винная контрабанда, — строить глазки героине. Постепенно выстраивается что-то вроде любовного треугольника между ним, мадам Клико и беднягой Франсуа, который является в постоянных флэшбеках. Там он выглядит мужчиной импозантным и интеллигентным (активным читателем Вольтера), однако в его томном взгляде иногда проскакивают тревожные искорки безумия. Оно, предположительно, и привело Франсуа к ранней смерти — тут фильм несколько расходится с официальной версией о брюшном тифе, но о подробностях остается лишь догадываться, например, по упреку вдовы, который она адресует свекру: «Франсуа молил о помощи, но мы его не услышали, поэтому он мертв». Говоря «мы», вдова слишком строга к себе: она-то как раз только и занимается тем, что прислушивается к каждому слову, срывающемуся с сахарных уст ее драгоценного супруга, человека не от мира сего, исповедующего весьма нестандартный, эзотерический подход к виноделию, которое он считает «случайной, беспорядочной алхимией» и учит жену петь лозам трогательные мелодии.

Хейли Беннетт с ее добрым и доверчивым лицом действительно похожа на девушку, которая готова петь виноградной лозе ласковые колыбельные и нежно гладить каждый листик (вопреки главному винодельческому афоризму «Лоза должна страдать»), а после смерти мужа будет метаться по винограднику, причитая: «Здесь ничего больше не будет расти, все поглотила оставшаяся после тебя пустота…» Но не очень получается совместить чувствительный образ героини фильма с той волевой бабусей в чепце и буклях, которую потребитель Veuve Clicquot привык видеть на плакетках.

Реальная вдова Клико, судя по всему, одержимая идеей довести свой продукт до совершенства, как любая акула бизнеса, была устремлена в будущее, завещав правнукам в конце жизни: «Мир находится в постоянном движении, и мы должны изобретать вещи завтрашнего дня». Героиня Хейли Беннетт, наоборот, устремлена скорее в прошлое, где остался ее муж. Хоть она и пытается взять себя в руки, собраться и в какой-то момент провозглашает, что «шампанскому нужна структура», а потом начинает бороться со слишком крупными пузырьками, но похоже, все это важно для нее лишь постольку, поскольку в винограднике воплотился дух ее мужа и «его мечта живет в каждой ягоде». «Мадам Клико» предлагает считать это своего рода психологической энотерапией, позволяющей вдове как-то справиться с утратой и поверить в счастливую загробную жизнь: «Мой муж не умер, он живет в своих лозах».

Лидия Маслова, специально для «Фонтанки.ру»