Русского музея телеграммы: как смотреть «Весть» в Корпусе Бенуа

Легко сделать выставку «для тусовки», но «Весть» должна быть народной, — сказал завотделом новейших течений Александр Боровский, предваряя открытие нового большого проекта Русского музея. Может показаться, что на волне успеха выставки Василия Сурикова «Остапа понесло»: музей показывает традиционную живопись вместе с новыми медиа (всё яркое и мигает), над выставочными щитами холодно светятся «космические» антенны — впору надевать шапочку из фольги. На самом деле «Весть» — зрительский проект, предполагающий скорее ситуативную игру, чем протяжённый фокус внимания. Это не выставка-ансамбль, а что-то вроде лабиринта, в котором зритель прыгает мячиком в коридоры и тупики.

Первый зал встречает непривычно низко расположенным «Девятым валом» (1850) Айвазовского. Напротив — графичный «Колокол» (2000) Шимона Окштейна, контрастирующий с романтическим колоритом мариниста, а в центре зала — скрученный в бараний рог (или в Башню Татлина, или в Вавилонскую башню) смартфон — работа Аристарха Чернышева и Алексея Шульгина «3G International» (2010). Мигают иконки приложений на гнутом «смартфоне», колокол тяжёл и статичен, возраст Айвазовского выдаёт кракелюр (на фоне молодых-то). Поначалу неловко — «Девятый вал», соседствуя с «интернационалом», не производит привычного вау-эффекта. Да и неплотный серый цвет выставочных щитов хорош как общий фон, но не раскрывает живопись; лучше так, чем промахнуться с цветовым акцентом, но невольно сожалеешь о «выравнивании» экспозиции именно за счёт живописи.

Архитектура «Вести», по словам автора проекта Анны Ильиной (среди работ которой — выставка «Зерцало» в Манеже), должна напоминать серверную: нейтральные цвета (серый и белый), зонирование лёгкими металлическими конструкциями. Впрочем, металлические рейки напоминают полки в отделениях «Почты России», а общее впечатление, учитывая «антенны» — как от пока не существующего бункера на Луне, куда весьма произвольно эвакуировали земные сокровища.

Письмо, послание, весть — предмет одновременно физический и, простите, метафизический. То есть выставка в Корпусе Бенуа неизбежно расслаивается на повествовательную часть и воздух, в котором носятся идеи; на многофигурные композиции, где кто-то пишет или читает письмо, и на более закрытые образы, которые каждый волен трактовать по-своему. И внезапно лучше выглядит вторая часть.

«Внезапно» — потому, что начинать осмотр, по задумке кураторов, следует с хитов музея. За Айвазовским следуют репинские «Запорожцы» (1880/91), причём, согласно замыслу Александра Боровского, картину показывают без рамы (получается, зритель тоже будто участвует в составлении письма султану). Рядом — «Письмо с фронта» (авторское повторение 1962 года) Александра Лактионова, и нельзя не заметить, как эти вещи драматически плохо выглядят вместе: стихийная удаль «чертовского народа» в дыму XVII века, всеохватность исторической картины (и аллюзия на актуальную войну, в случае «Запорожцев» — русско-турецкую 1877/78 годов) и подчёркнуто мирная камерная сцена с жёлтым, как масло, солнцем.

Важный аспект темы писем и посланий на выставке — их принадлежность обществу, тут письмо — дело коллективное, независимо от того, отправитель вы или адресат. Не случайно сквозной образ выставки, помимо очевидных телефонов и почтовых ящиков, — набатный колокол. «Доставка писем и газет на дом» (1960-е) Олега Ломакина, «Ящики» (2013) Александра Дашевского со взломанными почтовыми ящиками, «Старатели пишут письмо творцу Великой конституции» (1937) Василия Яковлева, «Вести из Кореи» (1952) Аркадия Пластова, «Курсанты выпускают стенную газету» (1938) Лактионова — всё это про послания к коллективу и от коллектива.

Другая сторона — неизбежное нарушение приватности при личном общении, об этом говорят поломанные ящики Дашевского, тема сплетен и слухов в разделе о дезинформации и «Коммутаторный зал центральной телефонной станции в Санкт-Петербурге в начале XX века» (1950-е) Веры Кашутовой. Даже «Ожидание» (1959) Юрия Пименова будто предлагает «подслушать» разговор: снятая трубка «смотрит» на зрителя. Для контраста можно вспомнить «Любовное письмо» (1669/70) Яна Вермеера, которое привозили в Эрмитаж больше десяти лет назад, и в целом очевидность личных границ героев подобных композиций «малых голландцев».

Чуть ли не самое тёплое прочтение темы «Весть» предлагает популярная, даже мемная работа Ореста Кипренского из Третьяковской галереи «Читатели газет в Неаполе» (1831). «Читатели» — четверо молодых мужчин в домашней одежде и собачка — не могут не обаять. В картине есть и жанровость, и комфортная экзотика, и смутно онегинская атмосфера XIX века до тяжёлой поступи реализма. Но кураторский текст уточняет, что эта «милота» — отклик на восстание в Царстве Польском 1930 года (герои читают именно статью о Польше), а современники искали в изображённых сходство с польскими эмигрантами. Дымящийся вулкан на фоне тоже напоминает, что беспечность не вечна.

В условиях доминирования «общественного» понимания «вести» лучше всего смотрятся вещи непрямолинейные, театрализованные: фото Владислава Мамышева-Монро в образе Любови Орловой «Орлова у телефона» (2000) или фотография Тима Парщикова «Снеговики» (2011) из серии «Горящие новости». Её по решению выставочного совета заменили уже после пресс-показа, однако на взгляд «Фонтанки» «Снеговики» были удачным акцентом. Горит газета, на первой полосе — заголовок из времён, когда Илья Ковальчук играл в НХЛ, а «читает» её снеговик, который, вероятно, тоже оплавится — есть нечто сардоническое в этом самосожжении за «скроллингом». Холодильник с телевизором внутри — Стас Багс, «Вероятно, я лишён шанса умереть от голода» (2024) — продолжает эту линию, связывая мотив облучения информацией с потреблением пищи. Как тут не вспомнить привычку есть под YouTube (от которой россиянам, видимо, придётся отказаться и вернуться к телевизору).

Работы, которые активно физически присутствуют в пространстве и рассказывают о таких же физических носителях, остались в первом крыле, а во второй части выставки вас встречает иконопись и сцены Благовещения. Возможно, с этого стоило начинать: всё-таки Благовещение ближе к теме, чем «Девятый вал». Тут же — мотивы, напоминающие удачную выставку ГРМ «Космизм в русском искусстве». Работы в этой части выставки — образы информационного потока, который нельзя потрогать: больше никакого коллективного чтения газет и писем турецкому султану, информацию полагается получать прямо из воздуха. Весть превращается в сигнал, мигающую лампочку. Здесь есть юмор (восемь глиняных табличек, имитирующих экраны смартфонов, работа Сергея Катрана) и окончательное размывание человека, деформированного, будто уносимого цифровым ветром (Иван Плющ, «Эпизод 1», 2011).

Воздуха в этих залах действительно больше, и больше вещей, располагающих к эмоционально необременительному залипанию: «Чаша» (2021) Recycle group (Андрей Блохин, Георгий Кузнецов), «Ноль» (2019/20) Аллы Урбан. Некоторым работам хочется дать ещё больше места — например, световую инсталляцию Ксении Горлановой «Любовь, эсхатология и машина» (2022) показывали на выставке дипломных проектов выпускников магистратуры Art&Science Университета ИТМО «Stage», и там, в объёме Домовой церкви на улице Ломоносова, она смотрелась как эффектный витраж, а в Корпусе Бенуа уже не производит такого впечатления.

С одной стороны, «Весть» — преемница тематических выставок ГРМ, которые объединяли работы из собрания музея по формальному общему признаку (природа в русском искусстве, что-либо другое в русском искусстве). Такие проекты получались рыхлыми, но всякий раз думалось, что не бывает плохих поводов смотреть хорошие картины; то, что они не складываются в ансамбль, банально не смотрятся вместе — так от этого можно абстрагироваться. «Весть» страдает ровно от этого же, но — и это главное — не везде.

С другой стороны, музей комбинирует по-новому (для себя), пробует, ищет формат, что сейчас совсем непросто. В космическом свете видно все трещинки старого искусства, материалы и техники местами вытесняют друг друга. Но даже если вы предпочитаете видеть Айвазовского в Академическом зале № 14 Михайловского дворца — не переживайте, он туда вернётся, а пока дайте «Вести» шанс.

Анастасия Семенович, специально для «Фонтанки.ру»