Скитания поэта, успех гражданина. Какие места Петербурга связаны с именем Николая Некрасова?

Николай Некрасов родился в Немирове Подольской губернии, а детство провел в Ярославской губернии, откуда и прибыл в Петербург 16-летним юношей в июле 1838 года — и прожил здесь около сорока лет. Он приехал один — без родителей и слуг. С отцовскими деньгами в кармане. Отец поставил сыну условие: поступить в Дворянский полк. Но мать и сын мечтали об университете. Отец, узнав, что сын собирается ослушаться, пообещал оставить его без денег, если он не подчинится. Сын ответил: «Если вы, батюшка, намерены писать ко мне бранные письма, то не трудитесь продолжать, я, не читая, буду возвращать вам письма». Отец прекратил присылать деньги. Годы скитаний закалили характер поэта и сделали из провинциала «литературного пролетария», понимающего не только пышную красоту имперской столицы, но и изнанку города. Барин, картежник, мечтатель с нежной душой, очарованный красотой мира, и успешный делец — образов у Николая Некрасова гораздо больше, чем «поэт» и «гражданин».

Мария Башмакова собрала для «Фонтанки» адреса поэта в Петербурге и рассказала, какими там были его дни.

Проект «(От)Личный Петербург», который «Фонтанка» развивает с комитетом по развитию туризма, вышел на финишную прямую: прямо сейчас вы можете проголосовать за лучшее культурное событие этого года, любимые памятники, места для прогулок вдвоем, экскурсии, лектории и кафе. Переходите на сайт и решайте, кто достоит награды!

Первые адреса Некрасова в Петербурге установить непросто, потому обратимся к автобиографическому роману «Жизнь и похождения Тихона Тростникова». Из текста следует, что заглавный герой и его спутники остановились не на постоялом дворе: «После семидневного путешествия мы наконец завидели Петербург. Расспросив ямщика, в какой части города дешевле квартиры, мы приказали ему ехать в Ямскую. Здесь заняли мы общую комнату в доме коллежского асессора Завитаева и перетащили в нее пожитки свои».

Как пишет доктор филологических наук Борис Тихомиров в статье «К вопросу о самом первом адресе Н. А. Некрасова в Петербурге», Некрасов въезжал в Петербург по Московскому тракту. Ямщик должен был отвезти его в район постоялых дворов в Ямской <слободе> (не улице), на набережной Лиговского канала у Глазова моста. Глазов мост был переброшен через Лиговский канал в створе Разъезжей улицы. Сегодня это место, где на Лиговском проспекте располагается станция метро «Лиговский проспект». Борис Тихомиров, ссылаясь на «Книгу адресов Санкт-Петербурга за 1837 год», полагает, что дом придворного камердинера 8-го класса Василия Завитаева, в котором остановился Некрасов, находился на углу Разъезжей улицы, около современного дома № 107 по Лиговскому проспекту.

На Разъезжей в молодости Некрасов квартировал несколько раз в разные годы. В октябре 1838 года в журнале «Сын Отечества» появилось его стихотворение «Мысль» с примечанием: «Первый опыт юного 16-ти летнего поэта».

«Забуду я сладость первой конфетки, забуду тот нелепый восторг, когда я увидел в "Сыне Отечества" первое мое стихотворение с примечанием, которым я был очень доволен...», — вспоминал Некрасов. Правда, за стихи ему не заплатили, а деньги, привезенные из дома, заканчивались. И осенью Некрасов снимает угол у отставного солдата во дворовом флигеле на Разъезжей улице (адрес не установлен). «Это было самое горькое время. Приходилось голодать буквально...» — вспоминал потом поэт. Его на мороз больного выгнал квартирный хозяин, присвоив себе вещи постояльца, который был ему должен за квартиру.

Бедняга окоченел бы на улице, но его пожалел и приютил нищий и привел в притон на 15-й линии Васильевского острова, где он и обрел временное пристанище. Тогда же Некрасов, измученный лишениями, принес клятву не умереть с голоду. Деревянной хибары в конце 15-й линии Васильевского острова давно уж нет.

На Разъезжую поэт вернулся через четыре года, пережив голод и нищету. Его новый адрес звучал так: «В Разъезжей улице в доме Головкина на углу Разъезжей и Гребецкой, в 3-м этаже». Дом Головкина числился тогда под № 25 по Разъезжей улице (сейчас — № 24, угол улицы Достоевского), а Гребецкая улица (потом — Ямская) — это современная улица Достоевского. Здесь поэт писал «Повесть о бедном Климе» — герое, которого раздавил Петербург. «Я дал слово, — рассказывал Некрасов впоследствии книгоиздателю Алексею Суворину, — не умереть на чердаке. Нет, думал я, будет и тех, которые погибли прежде меня, — я пробьюсь во что бы то ни стало. Лучше по Владимирке пойти, чем околевать беспомощным, забитым и забытым всеми. <…> И идеализма было у меня пропасть, того идеализма, который вразрез шел с жизнью, и я стал убивать его в себе и старался развить в себе практическую сметку».

Как пишет библиограф доктор филологических наук Соломон Рейсер в книге «Революционные демократы в Петербурге», в 1838-м Некрасов примерно год ютился у учителя греческого языка и латыни Петербургской духовной семинарии Д. Успенского, который взялся подготовить молодого человека к поступлению в университет. Горе-учитель пил запоем по нескольку недель, но в его доме Некрасов выучился, — правда, игре в преферанс. Каменный трехэтажный дом 66 по Невско-Рождественской набережной, в чулане которого ютился Некрасов, не сохранился.

25 июля 1839 года Некрасов держал экзамены по нескольким предметам на факультете восточных языков. Провалился. По совету профессора университета Петра Плетнева он поступает вольнослушателем на 1-е отделение (историко-филологическое) философского факультета и в сентябре 1839 года переезжает на Васильевский остров. Мемуарист Валериан Панаев в «Воспоминаниях» передал рассказ Некрасова о его университетских злоключениях: «Когда я истратил все деньги и профессор, у которого я жил и готовился в университет, пригласил меня удалиться от него, я попал в критическое положение и стал пописывать забавные стишки для гостинодворцев. Некоторое время я кое-как перебивался, но, наконец, пришлось продать всё скудное мое имущество, даже кровать, тюфяк и шинель, и остались у меня только две вещи: коврик и кожаная подушка. <…> Жил я тогда на Васильевском острову в полуподвальной комнате с окном на улицу. Писал я лежа на полу. Проходящие по тротуару часто останавливались перед окном и глядели на меня. Это меня сердило, и я стал притворять внутренние ставни, так, однако, чтоб оставался свет для писания».

За гроши он продавал свои стихи. Собрав немного денег, снял комнату на Васильевском острове, недалеко от университета. Как вольнослушатель, он должен был платить за обучение сто рублей в год, но был освобожден от уплаты: юноша попросил отца прислать на имя ректора «свидетельство о бедности».

В Архиве университета сохранился документ, в котором ярославский губернский предводитель дворянства свидетельствовал о том, что А. С. Некрасов «затрудняется в доставлении содержания сыну своему Николаю».

Сестра режиссера Александринского театра Николая Куликова актриса Александра Шуберт признавалась, вспоминая Некрасова в 1839-м: «Мне горько и стыдно вспомнить, что мы с маменькой прозвали Некрасова "несчастным". <…> Особенно жалким выглядел Некрасов в холодное время. Очень бледен, одет плохо, всё как-то дрожал и поеживался. Руки у него были голые, красные, белья не было видно, но шею обертывал он красным вязаным шарфом, очень невзрачным».

В молодости Некрасов писал водевили, которые ставились на сцене Александринского театра. Первый — «Шила в мешке не утаишь» — похвалила газета «Северная пчела». Водевили Некрасова ставились долгие годы.

В 1840-м на месте Нового Эрмитажа на Миллионной, 35, стоял «Шепелевский дом», и жил там на втором этаже Василий Жуковский. К нему-то в 1840-м Николай Некрасов и явился: показать первые стихи — сборник «Мечты и звуки». Жуковский, которого юный дебютант запомнил «седеньким согнутым старичком», сказал: «Если хотите печатать, то издавайте без имени; впоследствии вы напишете лучше, и вам будет стыдно за эти стихи».

Второго Пушкина из Некрасова не вышло, но юноша прислушался к учителю своего кумира: на титуле изданного сборника стояли лишь инициалы «Н. Н.». Неистовый Виссарион в «Отечественных записках» разгромил книгу, в которой «...нет поэзии, нет дарования, истертые чувствованьица, общие места...», а «посредственность в стихах нестерпима». Несмотря на горькую неудачу, Некрасов не отказался от литературного поприща. Он занялся литературной поденщиной: сочинял азбуки и сказки, переводил с французского (которого не знал), писал рецензии, рекламные афиши, составлял письма и прошения для крестьян. Журналист Иван Панаев в «Литературных воспоминаниях» писал о том, как Некрасов «впоследствии скупал и истреблял» свою книгу «Мечты и звуки». Он же запомнил пророческие слова Белинского о Некрасове: «Некрасов пойдет далеко... Это не то, что мы... Он наживет себе капиталец!».

«Жительство имею: в Свечном переулке в доме купца Щанкина, близ Лиговского канала», — рекомендуется Некрасов в 1840-м. Каменный дом значительно перестроен и надстроен. Некрасов жил здесь один в молодости — около месяца. Здесь он готовился к экзаменам на юридический факультет. Рядом с домом Щанкина жались деревянные домишки. Место глухое, малолюдное. Злачное. О низовой — неприглядной — жизни Петербурга Некрасов знал не понаслышке: падших женщин он нередко выводил героинями своих произведений.

В молодости поэту довелось пожить на Невском проспекте, 49, угол Владимирского проспекта, на третьем этаже. Сегодня дом № 49/2 на углу Невского и Владимирского проспектов ничем не напоминает тот дом, в котором жил Некрасов. Возможно, в этом доме написан «Провинциальный подьячий в Петербурге».

С Невским связан интересный эпизод. Однажды поэт Афанасий Фет шел по солнечной стороне Невского проспекта лицом к Московскому вокзалу. И увидел картину, которая его возмутила. «В глаза мне бросилась встречная коляска, за которою я, не будучи в состоянии различить седока, увидал запятки, усеянные гвоздями. Напомнив стихотворение Некрасова на эту тему, я невольно вообразил себе его негодование, если б он, подобно мне, увидал эту коляску. Каково же было мое изумление, когда в поравнявшейся со мною коляске я узнал Некрасова», — вспоминал Фет. Именно Некрасов писал в стихотворении «Карета» о каретах с гвоздями, которые втыкали против непрошеных пассажиров-зайцев, которые вскакивали на запятки и калечились.

Будучи известным издателем и поэтом, Некрасов стал обеспеченным человеком, а в едких сатирах клеймил «ликующих, праздно болтающих». Печаль о голодных не мешала ему вести барский образ жизни: в его природе уживались азарт и хладнокровие, потому любил охоту и карты, в чем знал толк. Критик Александр Скабичевский писал: «Помилуйте, певец народного горя — и вдруг большую часть жизни был окружен полным комфортом, сладко ел и пил, играл в карты…». Достоевский дал имя пороку своего коллеги в «Записках о русской литературе»: «Миллион — вот демон Некрасова!».

В другом здании по Невскому проспекту — доме купеческого сына Ивана Яковлева (Невский, 99 — современный № 96) — Некрасов жил до лета 1845 года. Дом тогда не был еще угловым, так как Надеждинскую улицу (ныне улица Маяковского) проложили до Невского только в конце 1850-х. Этот малоизвестный адрес поэта указал в своих воспоминаниях писатель Дмитрий Григорович: «Он [Некрасов] жил в доме каретника Яковлева за Аничковым мостом и занимал в нем небольшую квартиру; в одной из комнат было большое угловое итальянское окно, смотревшее на Невский». Именно здесь Некрасов и Григорович читали в конце мая всю ночь со слезами на глазах по рукописи еще не опубликованный роман Достоевского «Бедные люди». Вскоре после этого Некрасов на всё лето уехал на родину, в Ярославскую губернию, а вернувшись, поселился уже по новому адресу, в Поварском переулке.

«К Владимирской <церкви>, в Поварской переулок, в дом Тулубьева» — этот адрес Некрасов указал в письме к сестре в 1845-м. Каменный дом, в котором квартировал поэт, сохранился. Сегодня это Поварской, 13. Квартира № 7 была на четвертом этаже. Здесь в маленькой бедной квартире почти без мебели Некрасов работал над «Петербургским сборником», который открыл нового Некрасова — яркого поэта и издателя. В Поварской переулок Некрасов возвращался. Здесь в несохранившемся доме Трубникова (Поварской, 17, угол Колокольной улицы) написано много стихотворений. Например, «Деловой разговор», цикл «На улице», «Блажен незлобивый поэт», стихи панаевского цикла.

Набережная Фонтанки, 19, доходный дом княгини Урусовой — первый адрес редакции журнала «Современник», выкупленного Некрасовым и Панаевым у Плетнева. Квартира была просторной и удобной. Годы петербургских мытарств позади, Некрасов — известный в городе редактор, соиздатель знаменитого журнала, составитель нескольких сборников.

В соседнем доме, № 17 (исторический адрес — дом Федорова, № 14), жил Виссарион Белинский — человек, встречу с которым Некрасов считал «спасением». Некрасов часто публиковал рецензии на литературные новинки. Их заметил Белинский и удивился: всякий раз их автор успевает написать то, что сам он еще только собирался написать. Некрасов оказался критиком резким, ехидным и близким Белинскому по воззрениям. Они свели знакомство, и начались литературное ученичество и многолетняя дружба. Именно Белинскому Некрасов посвятил строки: «Учитель! Перед именем твоим позволь смиренно преклонить колени!».

В становлении Некрасова Белинский сыграл важнейшую роль. Сам же критик, подружившись с Некрасовым и разглядев дарование «истинного поэта», иллюзий насчет гармоничности его слога не питал и, присмотревшись, поражался: «Что за талант у этого человека! И что за топор его талант!». Впрочем, узнав младшего коллегу по перу ближе и как собеседника, и как литератора, и как партнера по картам, он признает: «Да знаете ли вы, что вы — поэт, и поэт истинный?». Это было сказано о знаменитом стихотворении «В дороге»: история крестьянской девочки, которую воспитали в господском доме барышней, а потом отдали в жены мужику. Именно Белинский первым рассмотрел, что помимо творческого дарования, Некрасов обладает коммерческой жилкой — редким для сочинителя дарованием. Именно Некрасов обеспечил Белинскому возможность в последние годы жить достойно, зарабатывать деньги и лечиться за границей.

Основанный Пушкиным журнал «Современник» зачах. Николай Некрасов и Иван Панаев арендовали его у прежнего издателя Петра Плетнева. Некрасов превратил «Современник» в лучший русский журнал своего времени. У Некрасова была хватка и «чувство рынка». Вскоре среди авторов «Современника» оказались лучшие писатели: Тургенев, начинающий Достоевский, Герцен, Огарев, Гончаров, потом Островский и молодой Толстой... Тираж «Современника» рос, редактор стал состоятельным человеком и мог жить на широкую ногу. В доме Краевского на Литейном в течение 10 лет размещалась редакция журнала «Современник», двадцать один год — редакция газеты «Голос», в течение сорока с лишним лет — редакция журнала «Отечественные записки», которые после закрытия «Современника» возглавил Некрасов.

«Белинский привел его к нам, чтобы он прочитал свои "Петербургские углы"», — рассказывала Авдотья Панаева. «Реальность» этого текста «коробила слушателей», автор был сконфужен. К лету 1846 года двадцатипятилетний Некрасов — уже редактор нашумевших альманахов «Физиология Петербурга» и «Петербургский сборник».

В августе 1857 года Некрасов и супруги Панаевы переехали в дом владельца журнала «Отечественные записки» Андрея Краевского на углу Литейной и Бассейной улиц (с 1918-го — Некрасова). Авдотья Панаева была официально замужем за Иваном Панаевым, соредактором журнала «Современник», но со временем стала гражданской женой Некрасова. Панаевы и Некрасов снимали общие квартиры в доме на Литейном. Это последняя петербургская квартира поэта, в которой он прожил 20 лет. Сегодня там мемориальный музей.

Единственной законной женой Некрасова была простолюдинка Фекла Викторова. Они встретились, когда поэту было 48, а ей — 23.Некрасов назвал ее Зиночкой, да так и вошла она в историю — Зинаида Николаевна Некрасова. Она самоотверженно ухаживала за поэтом, когда у того обнаружили рак прямой кишки, не спала ночами два года подряд. Поэт обвенчался с Зинаидой дома за восемь месяцев до смерти — еле живой, вокруг аналоя его водили за руки. Николай Некрасов умер 8 января 1878 года (27 декабря 1877 года по старому стилю) в квартире на Литейном. Здесь он написал «Размышления у парадного подъезда», работал над поэмами «Русские женщины», «Кому на Руси жить хорошо». Тут же, будучи смертельно больным, создал цикл «Последние песни», последнюю поэтическую книгу.

Дом на Литейном, 39, был виден из окон квартиры Некрасова. В нем располагался департамент уделов министерства государственных имуществ и казенная квартира министра Михаила Муравьева, получившего прозвище Вешатель во время жестокого подавления польского восстания 1863 года.

Авдотья Яковлевна Панаева то осеннее утро она запомнила хорошо. Холодное и дождливое. У нарядного особняка напротив толпились крестьяне. Швейцар, выметая лестницу, прогнал их. Они укрылись за выступом подъезда и переминались с ноги на ногу, прижавшись у стены, и мокли под дождем. Панаева и рассказала Некрасову об этой сцене. Он подошел к окну в тот момент, когда дворники и городовой гнали крестьян, толкая их в спину. Часа через два прочел ей стихотворение, известное нам со школы как «Размышления у парадного подъезда».

В один из самых своих тяжелых дней Некрасов отправился в здание, стоявшее на месте нынешнего на Фонтанке, 13: здесь располагался в то время Английский клуб, он выходил фасадами и на набережную, и на улицу.

Полторы недели до этого, 4 апреля 1866 года выстрел террориста Каракозова, метившего в Александра II, оглушил общественность. Каракозов промахнулся, но реакция властей не заставила себя ждать. Граф Михаил Муравьев-Виленский был назначен председателем Верховной следственной комиссии по делу о покушении. «Современнику» грозило закрытие. Некрасов, желая спасти свое детище, решил прочесть оду графу Михаилу Муравьеву, то есть, как бы сейчас сказали, «прогнуться». В стихах описаны заслуги графа, которому теперь «вся Россия бьет челом», и они оканчиваются просьбой: «Виновных не щади». Но унижение было напрасным. Муравьев, невзирая на оду, «в лице Чернышевского, Некрасова объявил войну литературе, ставшей на ложном пути». «Современник» закрыли. Некрасова стали презирать и «свои», и «чужие» как «предателя». Началась травля. Афанасий Фет назвал Некрасова продажным рабом, отлученным от храма поэзии. Даже на смертном одре, вопя от боли, поэт сокрушался об этой чудовищной ошибке и просил прощения.

Предполагалось, что Николай Некрасов будет погребен на «Литераторских мостках» на Волковом кладбище, где лежат близкие ему люди — Белинский, Добролюбов. Но 29 декабря 1877 года, через два дня после смерти и накануне похорон поэта, выяснилось, что он изменил свою волю. Некрасова по его желанию похоронили на привилегированном в то время Новодевичьем кладбище.

Несколько тысяч человек провожали поэта в последний путь, несмотря на лютый мороз. Дубовый гроб с золотым позументом был украшен цветами. За ним ехал траурный катафалк с малиновым балдахином, а затем длинная вереница экипажей заканчивала торжественное шествие. Федор Достоевский в речи на могиле поставил Некрасова высоко — «вслед за Пушкиным и Лермонтовым». Но толпа зашумела — и голос из толпы крикнул, что Некрасов был выше Пушкина. Несколько голосов подхватили и крикнули: «Да, выше!».

Мария Башмакова, специально для «Фонтанки.ру»

Автор благодарит за научную консультацию доктора филологических наук Бориса Тихомирова.