«Людей я испортил». Бывший глава муниципалитета Швец — о том, как «либералы» всё не развалили

По итогам муниципальных выборов в этом году в Петербурге почти не осталось оппозиционных или считающих себя независимыми от власти депутатов, а тем более — советов депутатов. Всё было иначе в 2019-м, когда по итогам голосования местными депутатами избрались активисты и оппозиционные политики. Им удалось занять несколько муниципальных советов, но пять лет в таком составе сохранились не все.

В МО № 72 в Купчино тогда победили активисты из «Партии роста», муниципалитет после этого сильно выделялся на фоне всего другого города. «Фонтанка» поговорила с бывшим главой этого округа Павлом Швецом.

— Давай вернемся на пять лет назад: тогда ты стал депутатом и затем главой муниципалитета № 72. С какими идеями ты тогда приходил в муниципальную власть?

— Наверное, нужно начинать не с 2019 года, а с 2014-го или даже с января 2012 года, когда я начал работать помощником Оксаны Дмитриевой. С ней мы познакомились, когда я победил в политтурнире старшеклассников, который она проводила в районе в 2000 году. С тех пор я звонил ей каждые выборы и предлагал помочь. В 2011 году я работал членом избирательной комиссии, она после выборов мне позвонила и предложила стать ее помощником — так я переехал в Москву. А через некоторое время после начала работы она сказала: «Собирай команду и иди на выборы, сможешь попробовать себя на муниципальном уровне, это интересно».

— Это было в 2014 году, когда вы выборы проиграли.

— Нам не удалось собрать большую команду, потому что еще не было наработанных серьезных связей в районе. Но мы к этому моменту уже создали группу «Новости Купчино». Тогда это была еще очень маленькая группа. Мы задумывали ее как платформу для общения с людьми и поиска активистов. Я в ежедневном режиме работал редактором. Выкладывал всякие материалы про Купчино, знакомился с краеведами. Тогда я для себя поставил задачу стать проводником между активными, неравнодушными людьми, которые что-то придумывают в районе, и властью, потому что мне было понятно, как она изнутри работает, а для большинства жителей казалась диким лесом.

В 2014 году мы пошли на выборы в муниципалитет «Купчино». У нас было пять кандидатов, нам удалось зарегистрироваться и даже кампанию провести. Но тогда на выборах было голосование по почте. И мы, естественно, благодаря этому все пролетели. Сейчас в 2024 году трехдневные выборы для нас стали аналогом того голосования по почте.

После проигрыша все пять лет мы очень активно интересовались, что делают муниципалитеты, потому что оказалось, что это реальный инструмент влияния на жизнь в районе. И когда муниципалитет совсем никакого интереса не проявляет к этой жизни, то получается всякая фигня («Новости Купчино» тогда активно следили за жизнью депутатов и рассказывали, как они перерезают ленточку, чтобы открыть лестницу, и ходят в боулинг за муниципальный счет). С одной стороны мы следили за муниципальными закупками, с другой стороны интересовались краеведческими движухами, сами создавали какие-то инфоповоды. У нас образовалось комьюнити, которое постоянно обрастало новыми людьми. «Новости Купчино» со временем стали таким Первым каналом во Фрунзенском районе.

— Сколько сейчас подписчиков?

— 80 тысяч подписчиков. Мы стали главной информационной платформой, а я человеком, который всё, что происходит в районе, для городских журналистов комментирует. Никакого опыта в 2014 году еще не было, а вот через пять лет, к следующим выборам, я ощущал себя уже более серьезно…

— К 2019 году вы понимали, что вы хотите сделать и как?

— Да, работа в муниципалитете стала продолжением всей нашей общественной деятельности. И конечно, надо отметить 2018 год, когда мы защищали от застройки парк Интернационалистов (там хотели построить ТЦ с океанариумом). Мы провели огромную общественную кампанию, пытались организовывать референдум. Так удачно совпало, что в городе сменился губернатор. И мы ему как бы на блюдечке преподнесли эту проблему, которую он перед выборами торжественно решил. Он снял напряженность в районе, а мы получили поддержку жителей. Хотя в Петербурге такая корреляция не работает, и если ты проблему решил, это не значит, что ты избираешься депутатом. В идеальном мире должно быть так.

— А почему у нас так система не работает? Потому что люди не ходят на выборы?

— Нет, потому что политический процесс в России намного сложнее. Без каких-то договоренностей и политической поддержки выиграть выборы невозможно. Я говорю не о том, чтобы просто стать депутатом. А про возможность получить контроль над муниципалитетом. Я даже и не знаю, было ли вообще в истории Петербурга еще что-то подобное, что получилось сделать у нас.

— Были и другие муниципалитеты оппозиционные, которые провели свои команды. Например, «Гавань».

— Я бы сказал, что для меня это главное разочарование. Мои союзники возглавили муниципалитет и ничего не смогли за 5 лет показать, потому что погрязли в проблемах с местной администрацией, а по итогу у них еще и развалилась команда. Но даже в этих условиях они могли сделать больше, ну хотя бы анонсы заседаний и трансляции с них они вполне могли бы делать.

У нас сначала же была идея сделать альтернативный совет муниципальных образований из пяти муниципалитетов, где победили независимые депутаты. В их числе, кстати, была и «Гражданка» — еще один муниципалитет, где избралось большинство оппозиционных депутатов, и между ними случился конфликт. Мы только один раз собрались во Владимирском округе (его глава Денис Тихоненко — единственный, кто переизбрался в новый созыв, подписавшись в поддержку Александра Беглова и собрав команду, в том числе из кандидатов от «Единой России»).

— Что за пять лет в 72-м муниципалитете удалось сделать?

— Самое главное — это публичность. Нам удалось муниципалитет развернуть к людям и показать, какой он может быть открытый. У нас не было охраны и нет вертушки, а дверь главы муниципалитета всегда была открыта. То есть ты можешь просто прийти в муниципалитет и зайти ко мне в кабинет. Это очень необычно для людей при взаимодействии с чиновниками. Потому что в ту же районную администрацию попасть — это целый квест.

— Сейчас двери в муниципалитете закрыли?

— Да, у главы прием по понедельникам с четырех до шести по предварительной записи.

— А что вам дали открытые двери?

— Мы стали проводить публичные заседания, слушания в прямом эфире, со всеми анонсами.

Мы создали группу в соцсетях.

Вместо «Новостей Купчино» я переключился на группу муниципалитета и стал ее редактором. Я общался там с людьми напрямую — для жителей это было необычно, что можно просто написать и в любое время 24/7 ему ответит глава муниципалитета. У людей много недоверия к власти, когда что-то делают тайно. А там, за закрытой дверью, может быть, ничего ужасного не происходит.

Единственная точка соприкосновения людей и власти — это общественные слушания. На них люди приходят и очень эмоционально вываливают все свои проблемы — получается скандал. И для чиновников это становится проблемой, они эти слушания пытаются делать в рабочее время или совсем не сообщать о них. А когда ты настолько открываешься людям, что они могут любой свой вопрос задать в любое время, у них этой негативной энергии не возникает совсем. У нас в итоге жители почти не участвовали в публичных мероприятиях: у них не было необходимости, ведь свои вопросы они могли решить, написав или мне, или в чат при группе. Я однажды напечатал свой мобильный на первой полосе муниципальной газеты на 30 тысяч экземпляров — мне позвонил один человек. И это главный итог — нам удалось вернуть доверие людей.

— А с чем люди приходили? У вас же не так много полномочий было, чтобы их проблемы решать.

— Муниципалитет встроен в разные уровни взаимодействия со всеми органами власти. Есть совет в районной администрации, множество штабов по разным вопросам. Там в принципе собираются все представители всех служб. Там можно было любого поймать, поменяться контактами. И я ни разу не почувствовал, чтобы кто-то прямо как-то противодействовал или отказывал в том, чтобы совместно проблемы жителей решать. Руководители районные всегда были к нам открыты.

— То есть вы были единым окном для того, чтобы люди могли туда прийти со своими проблемами?

— Я именно так настраивал сотрудников: мы публичная власть, по какому бы вопросу человек к нам ни обратился, мы должны ему помочь, а не говорить «идите лесом, это не наши полномочия». И сначала это было сложно. К нам пришли сотрудники из другого муниципалитета, где был формат более закрытого общения. Кто-то даже сразу уволился, когда вот увидел такой стиль взаимодействия, были истерики, люди плакали. Это сложно — это заставляет тебя работать не с 9 до 18, а погружаться и эмоционально в том числе.

— Есть еще что-то, чем вы гордитесь, что удалось сделать за пять лет?

— Наверное, надо сказать про благоустройство. Мы стали применять какие-то вещи, которые нетипичны для современного благоустройства, и экспериментировать. Например, где-то выращивали дикоросы и лопухи. С нами даже собирались судиться за то, что мы частично газоны не косим. Город считает, что на 15 сантиметров отросла трава, значит, надо покосить. Пришлось ходить на совещания в район, убеждать и доказывать, что это формальный подход. Ведь, например, с травой скосят и полевые цветы, которые людям нравятся.

— Вы что, совсем траву не косили?

— Косили, конечно. Просто в городе очень формальный подход к коммунальному хозяйству. Есть норматив, что и когда нужно делать: с такого и по такое число косим, чистим, поливаем. Муниципалитет маленький, и это позволяет более гибко управлять этими вещами, приспосабливаться к интересам конкретного двора.

Мы же начали с того, что привлекли социологов, обсуждали с жителями, что они хотят изменить. И одно из моих достижений как раз в том, что нам удалось сломать классическую цепочку благоустройства. В городе же обычно происходит как? Есть заказчик, скажем, районная администрация, она решает, что надо благоустроить двор, пишет в комитет по градостроительству, получает задание на благоустройство. Дальше заключается контракт, и потом, буквально за неделю до оплаты, организуют слушания. Жители узнают о том, что планируется сделать, в самый последний момент, когда всё готово и ничего поменять невозможно. И возникают конфликты. Жители говорят, что им то не нравится и это, а хотят они вообще третье. Заказчик и проектировщик им отвечают, что это уже невозможно.

Мы сначала сделали исследование в округе и только потом уже начали проектирование. В одном дворе у нас получился совершенно фантастический результат. Мы там собирались строить детскую площадку, а люди в ходе опроса сказали, что площадка им не нужна, а нужна тихая зона отдыха. Если бы мы весь путь прошли, то нам уже деваться было бы некуда. В другом дворе, кстати, когда делали детскую площадку, к нам пришел житель и принес фотографию этой площадки 30-летней давности с детьми — мы во время работ по благоустройству уже заказали дополнительное оборудование и поместили картинку в стереоскоп.

К сожалению, ничего грандиозного нам не удалось сделать, потому что бюджет у муниципалитетов крошечный. Город сделал механизм субсидирования под конкретные проекты, чтобы бесконтрольно не отправлять деньги в муниципальную кормушку. Нам сказали: делайте классные проекты, подавайте на конкурс. Мы сделали и получили субсидию. Но это было единожды. А потом, когда мы начали кампанию против КРТ (реновации), выигрывать перестали: любые такие конкурсы, где в комиссии сидят чиновники, очень подвержены политическому влиянию. А без субсидии ничего ты сделать не можешь; у города за это время бюджет вырос в 10 раз, а муниципалитета остался таким же.

— Одно из полномочий муниципалитетов — это праздники. У вас получились сделать из своих мероприятий запоминающиеся события: то вы календарь 3 сентября переворачиваете дружно, то выставку ретроавтобусов организовываете, кино смотрите под открытым небом. И, как я понимаю, это получилось в том числе за счет изменения подхода к финансированию праздников?

— Дело не в этом. Когда мы только изучали муниципальные закупки, еще перед тем, как стать депутатами, мы увидели, что в городе многие муниципалитеты просто покупают билеты на концерты для жителей. Часто это еще и происходит у каких-то сомнительных ИП. Мы тогда занимались защитой парка Интернационалистов и говорили о том, что у нас в Петербурге, в отличие от Москвы, парки не используют как общественные пространства, у нас это просто зеленые насаждения — поляна, где растут кустики, стоят скамеечки и ничего не происходит. А мы хотели парк Интернационалистов, который находится в нашем округе, наполнить мероприятиями: заниматься спортом, петь, танцевать, кино смотреть.

У нас была гигантская программа по спорту: фитнес, йога, спортивные танцы, соревнования по петанку. И второе — это культурные мероприятия. Когда ты покупаешь билеты и куда-то людей на автобусах везешь, это очень дорого. В пересчете на одного жителя получается, что намного дешевле организовать мероприятия самостоятельно. И мы стали делать много маленьких праздников и несколько крупных фестивалей. Весной делали ретрофестиваль. Потом нам повезло, и Билли Новик организовал у нас в парке джазовый фестиваль. Мы хотели за счет муниципалитета его делать, но они получили грант фонда культурных инициатив. Это летнее мероприятие. А осенью — «Купчинский кочан».

Спортивные мероприятия стоили нам 2% бюджета всего, а культурные — около 15%.

Чтобы организовывать всё это, нужно очень немного денег, хотя мы знаем о муниципалитетах, где в 10 раз больше тратится, в том числе и на покупку билетов. Собственно главу администрации соседнего муниципалитета — «Купчино» — за мухлеж с билетами и задержали.

— Вы совсем не покупали билетов?

— Нет, конечно, мы покупали билеты, например на новогодние шоу. Такое мероприятие невозможно своими силами организовать. Но в основном мы старались придумать что-то на территории округа — даже по патриотике. У нас же в районе был оборонительный рубеж, сохранились доты, но их никто до этого не задействовал почему-то. Мы создали музей на улице Димитрова, он скоро станет мемориальным комплексом. Дот, который прямо рядом с муниципалитетом, мы подготовили, не вложив ни копейки бюджетных денег, и водили туда вместе с краеведами экскурсии для школьников. Стоит это копейки, а соседние муниципалитеты по этой же программе тратят сотни тысяч, чтобы свозить детей на танковый полигон, где люди зарабатывают деньги на патриотике. Мы же открывали дот, рассказывали про него и те события, а потом мы кипятили самовар и поили всех чаем с печеньками.

— То есть можно выявить формулу эффективного муниципалитета — это открытость и вложение своей энергии в креатив?

— И что-то необычное придумывать тоже непросто. Нам в этом очень помогало комьюнити купчинское: мы очень вовлечены в краеведение, знаем историю мест, и мероприятия из этого рождаются. Так «Купчинский кочан» появился. Здесь же был совхоз и выращивали капусту. Мы посоветовались с людьми и спросили, как назвать осенний праздник, и они сами придумали это название. А один раз было так. Астрономы сообщили, что будет затмение солнечное, мы решили устроить мероприятие. Сходили в поликлинику, в отделе рентгенологии набрали снимков с переломанными костями и позвали людей смотреть на затмение.

Пока это не завирусилось, я ничего не знал про песню «Третье сентября». В какой-то момент у нас возникла идея сделать небольшой праздник и приколоться. Мы взяли колонку, самовар, распечатали этого Шуфутинского на принтере и календарь. В итоге получился серьезный праздник, который по всей России прогремел.

— Организация стоила пару тысяч?

— Первого мероприятия, да. Потом, конечно, это уже стало серьезное мероприятие, мы стали готовиться и даже подрядчика привлекать. За свой счет ведь тоже не всегда получается всё делать — это не только деньги, но время и силы сотрудников. Но это всё равно стоило недорого.

— За всё это время к твоему муниципалитету оппозиционный лагерь предъявил фактически одну претензию: вы раздавали повестки во время мобилизации.

— История с повестками — это действительно то, что предъявляла мне и тусовка демократическая, и публично постоянно все вспоминают. Если с точки зрения закона смотреть, то глава местной администрации возглавляет призывную комиссию. Муниципалитет имеет прописанные на бумаге взаимоотношения с военкоматом. В законе написано, что военкомат может привлекать государственных муниципальных служащих для решения своих задач. Именно поэтому нас тогда собрали в районе и сказали: «Ребята, есть такая государственная задача, нужно раздавать повестки». Мы с юристами сели и поняли, что нет никаких оснований отказать военкомату в предоставлении сотрудников.

Мои коллеги отложили свои рабочие обязанности и пошли в рабочее время разносить повестки. Да, действительно, несколько раз я при этом присутствовал, потому что мне важно понимать, чем занимаются люди, как реагируют на это жители. Полиция нам сказала, что участвовать в этом не будет, — а по квартирам ходили женщины, у которых никаких даже средств защиты не было. Если реально задавать вопрос, сколько людей получили из рук муниципалитета повестки, то это единицы — в рабочее время почти никого не было дома.

— Почему ты не пошел на выборы?

— Сейчас попробую объяснить. В момент, когда приняли закон о КРТ и мы начали кампанию против него, уже шла СВО. Многие оппозиционеры уехали из России, то есть активных спикеров в городе почти не осталось в городе. И так получилось, что я стал одним из главных спикеров по теме КРТ. Представителем жителей: наш округ состоит в основном из панельных домов, и закон в первую очередь реализуют здесь.

История с КРТ стала для городских властей крупным публичным провалом, а нынешний созыв парламента запомнится жителям именно этим: за неделю был принят закон о сносе их домов. До этого в городе была система сдержек и противовесов, были общественные институты, которые влияли на принятие публичных решений. А после 2019 года их с каждым годом становилось всё меньше. Власти почувствовали, что могут, не советуясь, за неделю принять этот закон. И после неудачи стало понятно, что его противников под любыми предлогами не пустят на выборы. Поэтому мы с товарищами посовещались и решили, что я уйду в тень, чтобы не быть раздражающим фактором. Глава муниципалитета с такой политической позицией — совершенно непроходная фигура в нынешний период. Но наши активные жители в выборах участвовали.

— Местные жители считают, что ты пошел на повышение?

— Да, и меня это очень удивляет. Я не проводил политический ликбез с людьми все эти пять лет. Нам хотелось показать, что мы можем эффективно решать хозяйственные проблемы. Постоянно ведь говорят: либералы-демократы придут к власти, всё развалят (и так и продолжают говорить, например, про муниципалитет «Смольнинское»). Поэтому я старался не политизировать повестку, но открыто со всеми общался. И теперь многие действительно считают, что раз я не пошел на выборы, значит, буду в правительстве работать или где-то еще. Почему-то то, что происходит на муниципальном и районном уровне, они не соотносят никак с событиями в городе и стране. А у нас одни сидят в тюрьме, наблюдателей, с которыми я начинал, фактически уже и нет, градозащитное движение пытаются разогнать. Было ощущение, что мы белые вороны, единственные в городе остались. Было бы странно думать, что такой муниципалитет, как наш, может сохраниться.

— И жители еще, наверное, на выборы не пришли.

—Да, так случилось во всем городе. У нас был расчет, что мы выдвинем людей из панельных домов и всячески это будем подчеркивать. И жители проголосуют за своих соседей, которые в будущем оповестят их о том, что ждет их дома: муниципалы в первую очередь имеют доступ к информации, участвуя в районных совещаниях, в том числе по реновации. Мы выдвигали председателей советов домов. Одна из них пришла на выборы в последний день и увидела, что никто из ее соседей не пришел, а они ей каждый день звонят и свои проблемы решают. Думаю, это из-за апатии и недоверия к выборам и власти в обществе. Я еще общаюсь с наблюдательским сообществом — от них знаю, что было очень мало тех, кто следил за выборами. Кто-то вышел из комиссий, потому что не видел в этом больше смысла. И это понятно: раньше глава ЦИК Элла Памфилова поддерживала этих людей и прислушивалась, а теперь регулярно их упрекает.

— Дела передаете новым избранникам?

— Когда мы приходили в 2019 году в совет, перед нами было выжженное поле: ни проектов, ни бюджета. Сейчас мы подготовились, понимая, что может случиться, что мы проиграем. Мы составили программу на три года, проекты. Первое заседание в новом составе проводили 16 сентября. Когда оно закончилось и избрали нового главу, я выносил последние вещи из кабинета.

У меня там лежало бревно декоративное, и я с ним на плече шел по коридору. Тут меня догоняет новая глава Лилия Судьина (врач и в прошлом специалист по лазерной эпиляции. — Прим. ред.) и говорит: «Хочу с вами познакомиться». Я обрадовался, предложил передать дела и пройтись по округу. Договорились на через неделю. Приехал — а ее нет. Потом она приехала, посмотрела на меня и сказала, что без своего зама никуда не пойдет. Я просидел до вечера под ее дверью и уехал. Телефон она свой отказалась дать. Так она и сидит за закрытой дверью: ни со мной не общается, ни с жителями. А людей я испортил, приучил к хорошему. Они ведь теперь ждут, что придет новая глава и скажет: «Здравствуйте, меня зовут так-то, я пока мало что знаю, но хочу во всем разобраться. Жду от вас помощи в этом, прошу понять и простить».