Каша из топора: как Владимир Мирзоев осовременил «Преступление и наказание»

В онлайн-кинотеатре «Кинопоиск» стартует сериал «Преступление и наказание», где режиссер Владимир Мирзоев переносит действие романа Федора Достоевского в XXI век. Актуализация книги 1866 года потребовала не только смелых стилистических решений, но и вольного обращения с некоторыми сюжетными линиями и неожиданной трактовки персонажей, знакомых многим поколениям российских школьников.

Представляя сериал на светской премьере в Петербурге, Владимир Мирзоев дал небольшую подсказку к пониманию образа амбициозного студента юрфака Родиона Романовича Раскольникова (Иван Янковский): «Это типичный работник одиннадцатого часа» — и предложил публике заглянуть в Евангелие. Совет действительно мудрый: прочесть 20-ю главу Евангелия от Матфея, в которой метафорический Иисус нанимает работников для своего небесного виноградника, гораздо проще, чем освежить в памяти целый роман «Преступление и наказание» и уж тем более нашпигованных теологическими дискуссиями «Братьев Карамазовых» — а они имеют к новому сериалу прямое отношение.

Дело в том, что главная и, в общем, плодотворная драматургическая находка Мирзоева — это идея «пересадить» в «Преступление и наказание» того самого черта, с которым до изнеможения спорил Иван Карамазов. В сериале черт наделен самыми широкими полномочиями, это такой драматургический ферзь, который может перемещаться по сюжету как угодно, возникать в любое время в любом месте, перевоплощаться по мере надобности в любых персонажей, провоцировать их на сюжетно необходимые действия и вести с ними в меру интеллектуальные беседы. Так что еще в первой серии возникает сомнение, кто является главным героем этого «Преступления и наказания» — Раскольников или его неотвязный и всемогущий черт.

Борис Хвошнянский — прекрасный выбор на роль черта, поскольку актер от самой природы смахивает на оперного Мефистофеля («есть в нем что-то мефистофелевское», как сказал бы Федор Павлович Карамазов) и вполне соответствует описанию Достоевского, наделившего черта «не очень сильною проседью в темных, довольно длинных и густых еще волосах» и «стриженой бородкой клином». Правда, одет мирзоевский демон не в поношенный и старомодный коричневый пиджак, а гораздо элегантнее и богаче, в черный бархатный жакет. Но в диалогах черта с Раскольниковым и другими персонажами сценаристы Анастасия Мирзоева и Александра Жанова спокойно следуют букве Достоевского и используют готовые диалоги из «Братьев Карамазовых». Не кто иной, как черт глумливо озвучивает «сверхчеловеческую», «наполеоновскую» философию Раскольникова, пока убийца с жалким видом мечется по старухиной квартире в поисках тайника с драгоценностями: «Кто крепок и силен умом и духом, тот над всеми властелин. Родион Раскольников, студент. Кто много посмеет, тот над всеми будет прав. Он же». Не хватает этому черту разве что рогов и копыт, и хотя в первых четырех сериях их нет, совсем не трудно представить их появление в дальнейшем — они смотрелись бы вполне органично в фантасмагорической стилистике сериала, наполненного визуальным символизмом: то какая-то несчастная собачка прохромает через весь экран на трех лапках, то крысы закопошатся на столе у семьи Мармеладовых, то белая лошадь в кровавых порезах явится Раскольникову в его очередной галлюцинации.

В первой серии, после титра «Западная Сибирь. Поместье Свидригайловых», зритель, перенесшийся в многогектарное имение с роскошным дворцом, может невольно вспомнить сериалы Константина Богомолова про гламурных домохозяек и содержанок (не исключено, что Мирзоев местами сознательно пародирует эту буржуазную богомоловскую эстетику). Стилистическое сходство усугубляется тем, что одна из постоянных актрис Богомолова, Юлия Снигирь, тут инфернальничает на всю катушку в роли жены Свидригайлова Марфы Петровны. В ее демонстративном и несколько театральном поведении есть что-то и от экзальтированной Настасьи Филипповны из «Идиота», и от решительных женских персонажей «Братьев Карамазовых».

Таким образом, Мирзоев, хоть и рискует удивить консерваторов некоторыми не предусмотренными первоисточником поступками героев, где-то на глубинном уровне все-таки улавливает странный лихорадочный дух «достоевщины» и сплавляет своеобразную амальгаму из разных творений писателя, подмешивая к ней в режиме микродозинга и еще кое-какие литературные ингредиенты. Иногда эта алхимия приобретает даже и юмористический оттенок, скажем, в эпизоде знакомства господина Лужина (Никита Тарасов) с матерью (Юлия Марченко) Дуни Раскольниковой (Любовь Аксенова) жених, обводя взглядом висящие на стене фотографии Камю, Мандельштама и Хармса, испуганно спрашивает: «Это всё родственники ваши? Вот этот мужчина наверху, извините, какой-то своеобразный… Взгляд у него какой-то недобрый».

Первое, что неизменно поражает и чуть ли не гипнотизирует каждый раз, как открываешь роман «Преступление и наказание», — Достоевский быстро заставляет читателя почувствовать, в каком невменозе постоянно живет Родион Романович и какая пузырящаяся бредовыми идеями каша беспрестанно варится у него в голове. Это неуравновешенное, полуобморочное состояние Раскольникова режиссер Мирзоев и актер Янковский передают убедительно. В сериал там и сям вставлены как бы музыкальные клипы или видеоколлажи, смонтированные параллельно с основным действием и создающие сюрреалистический эффект многоканальности восприятия. Скажем, когда Марфа Петровна танцует со Свидригайловым (Владислав Абашин) на балу в своем сибирском поместье, в это время Раскольников вдруг оказывается уже за решеткой и водит палками по ее прутьям с перекошенным лицом, а потом и того лучше — пляшет голый на столе в пустом зале суда, как можно судить по меблировке. И в этот же момент кровь щедро хлещет на тисненные золотом обои в квартире старухи-процентщицы, хотя с точки зрения обычной, линейной сюжетной хронологии убийства старухи (Ёла Санько в нарядном цветастом тюрбане вместо промасленной крысиной косички на голове) еще не произошло.

Сама ключевая сцена убийства (хотя в динамичном сериале это далеко не первое душегубство) удалась хорошо, натуралистично. Иван Янковский берет новую актерскую высоту и входит в поистине шаманский транс, издавая нечеловеческие звуки, которым трудно подобрать словесное описание, а перед тем, как решить вопрос с некстати подвернувшейся сестрицей Лизаветой, издает совершенно леденящее гудение, как фашистский бомбардировщик «юнкерс» в советских военных фильмах. Звукорежиссер Виктор Тимшин позаботился, чтобы хрустяще-чавкающий звук топора, превращающего алчную старушку в кровавое месиво, добрался до самых зрительских печенок. Правда, художники по костюмам и ассистенты на площадке не обратили внимания, что когда Раскольников подкрадывается к жертве сзади и замахивается, на нем кирпично-красное худи, а после удара в следующем кадре — герой уже в желтоватом, на котором, понятное дело, кровь заметнее. Возможно, это чудесное мгновенное переодевание — тоже какой-то хитрый психоделический прием, подчеркивающий галлюцинаторную природу происходящего (Раскольникову мерещилось, что он в красном, а он на самом деле в желтом!). Но даже если это банальный недосмотр, то мощного эмоционального воздействия сцены и сути происходящего он не отменяет, и, пожалуй, можно прокомментировать его еще одной цитатой из ехидного черта: «Кто на большее может плюнуть, тот у них и законодатель».

Лидия Маслова, специально для «Фонтанки.ру»