«Дети, у которых папа убил маму». Как студенты-вожатые становятся для детей из рехабов и колоний второй семьей

По словам студентов, солидная доля лагерей в Ленобласти предназначена для детей в тяжелой жизненной ситуации и «льготников». Так что если ты идешь учиться на вожатого, то более чем вероятно, что работать нужно будет как с детьми из многодетных и неполных семей, так и с беженцами, детьми с серьезными психологическими проблемами или выпускниками детских колоний и интернатов. «Например, были дети, у которых папа убил маму. Или дом разбомбили, а папа ушел на СВО. Или те, кого привозят в лагерь на социализацию — после колоний», — рассказывают вожатые.

На подготовку вожатого уходит полгода — новобранцам рассказывают об особенностях детской психологии педагоги и эксперты. Отдельный блок в обучении — самый сложный уровень — дети от 13 до 17 лет, которые уже успели получить уголовку. «Не все к такому готовы. Нужно иметь определенный характер и жизненный опыт. Со сложными детьми быть милым вожатым не выйдет. Это ребята, которые снимают номера с машин, которые уже пробовали наркотики. И когда я рассказываю новеньким о том, что было у меня на сменах, они сначала не верят. А потом, уже в лагере, приходят и говорят: „Вот теперь до меня дошло“».

После курсов сдается экзамен в профильных учреждениях, как правило — при педагогических вузах. Когда на руках «корочка» — ты сертифицированный педагог и можно ехать на первую смену.

Вожатый как «старший на районе»

На первый взгляд, лагерь для детей в тяжелой жизненной ситуации или, как говорят вожатые, ТЖС мало отличается от обычного детского лагеря. Зарядки, вечерние свечки, соревнования, отрядные игры. Отличается уровень цензуры и педагогические методы. На особенно сложных отрядах вожатый — это что-то вроде «старшего на районе». «Педагогического образования у меня нет, но я сам из регионов. И то, что я примерно рос в таких же компаниях, как и эти ребята, повлияло на меня и помогло мне работать с такими детьми. Понятное дело, матом мы не ругаемся. Но с совсем тяжелыми, которые сделали что-то плохое, невольно превращаешься в гопника с района: по-другому информацию они не воспринимают», — рассказывает вожатый Никита.

В первую смену Никите, одному из вожатых, достался самый младший отряд. На тридцать два ребенка вожатых было трое. И работать с ними было сложно не потому, что они менее самостоятельные, а потому, что малыши шести-десяти лет прямо говорят, что думают.

— Обычно более взрослые дети фильтруют то, что рассказывают. Ты постепенно их узнаешь и постепенно втягиваешься. А тут к тебе подходит маленькая девочка и говорит: «Здравствуйте, ко мне сегодня приедет Серёжа. Это новый муж моей мамы. Надеюсь, он не умрет, как мой папа». И очень сложно не пропускать это через себя, особенно когда тебе восемнадцать лет и ты первый раз приезжаешь. Потому на маленьких детях все вожатые плачут — и парни, и девушки.

Похожие ответы вожатые получали, когда на свечках просили детей из младших отрядов ответить на вопрос «О чем я мечтаю?» «Хочу, чтобы была жива бабушка», «Хочу, чтобы родители больше не дрались», «Хочу, чтобы мама быстрее прилетела из Австралии и нас забрала» — а мама из Австралии не прилетит, семью она бросила, и вожатые это знают. «И эта наивность — она вгоняет в ступор, в шок, в ужас», — рассказывают они.

В таких лагерях для детей часто есть определенные послабления. Например, бывает, что на смену буквально приехал подросток из рехаба — если ему запретить еще и курить, то он просто сбежит из лагеря. Так что пару раз в день таких детей отпускают по согласованию с администрацией и предварительно проверяют, чтобы те баловались максимум сигаретами, а не чем-то похуже. «У меня был такой мальчик в отряде — Кузя. На самом деле, замечательный ребенок. Полтора года уже не употребляет, ходит на собрания. Ему разрешали курить, мы это называли „ходить смотреть ежиков“», — рассказывают вожатые.

Тем не менее дети поголовно привозят с собой электронки, сигареты и алкоголь, так что за этим нужно тщательно следить. «Одно дело, если они пронесут какую-нибудь бутылку пива и выпьют ее впятером, другое — если водку и все напьются. А вы не представляете, как работает творческий детский мозг, когда он хочет выпить на смене водку. У меня были девочки, которые в коробочку сока, в отверстие для трубочки шприцом переливали. В шампунь. И причем они умные — у себя не прячут. Закапывают, передают по отряду», — рассказывают вожатые. По их словам, чтобы полностью вынести из отряда всю «запрещенку», нужно потратить две недели.

— Я детей стараюсь не обыскивать — на доверительной ноте с ними работать. Потому что если начинать со шмона, то контакта с ребенком не будет. Для него новая среда и без того стресс, а тут еще и стоит какой-то студент и указывает, что ему делать. Приходится разговаривать так: попадетесь — вам конец, нет — молодцы, значит, у вас работает мозг, — поделился Никита.

Был в лагере случай, когда мальчик умудрился ночью сбежать через узкую форточку — тогда он забежал в корпус вожатых со словами: «Я обдолбался, догоняйте», рассказывают вожатые. «Это была зима, он несется в тапочках и трусах, я — за ним. Десять минут я его ловил. Поймал, привел на медосвидетельствование. Проверили — ничего нет. Просто парень решил так пошутить», — вспоминает Никита. У него в отряде была девочка, которая слишком близко к сердцу приняла ссору с возлюбленным и пыталась наглотаться таблеток.

Дети-беженцы и дети военнослужащих

Специфика таких лагерей не только в том, что налаживать контакт нужно по-особенному, но и в том, что именно можно и нельзя говорить детям. Например, вожатые вместо «мама» и «папа» используют «родитель» или «опекун», чтобы лишний раз не делать больно ребенку, который потерял семью. Слова «папа» избегают чаще — в Ленинградскую область многие дети едут по путевкам для семьи ветеранов СВО.

Приезжают и дети из новых регионов и Курской области. Так что никаких подъемов с громкой музыкой и зарядки с кричалками — они реагируют на громкие звуки. По словам вожатых, бывает, что доходит и до панических атак. «Проблема в том, что многие лагеря находятся недалеко от населенных пунктов. Где и зоны для шашлыков, и турбазы, так что очень много салютов. Поэтому часто приходится детей успокаивать», — рассказывает одна из вожатых.

В основном дети-беженцы очень закрытые, так что их приходится долго «раскрывать и включать в процесс». «Нужно проговаривать, что все дети здесь с особенной судьбой, и каждому по-своему тяжело. Поэтому нужно делиться, нужно разговаривать», — объясняют вожатые.

«Он забил вожатого арматурой»

Даже самые опытные вожатые иной раз сталкиваются с ситуацией, когда они просто не знают, что делать с ребенком. Никита за три года отработал уже десять смен, но на одной из последних смен он столкнулся с тем, к чему его ни жизнь, ни курсы явно не готовили.

— Ко мне привели мальчика. Его из прошлого лагеря выгнали из-за того, что он забил вожатого арматурой. Не насмерть, конечно, и историю эту замяли, иначе сразу бы приехала прокуратура. Но всё же. У него была электронная сигарета, которую он подкладывал маленьким и потом говорил, что это они у него украли. Выбивал из них деньги, бил. У него не было с собой тапочек, а тут я узнал, что у него день рождения. Купил ему какие-то смешные розовые, а он на моих глазах их специально разорвал и выкинул в мусор. Причем у него замечательная мама — работает детским психологом. Просто иногда бывает так, что ребенок вырастает ужасным человеком. И ты ничего с этим не сделаешь.

Особенность таких детей еще и в том, что они очень крепко привязываются за время смены, так что им бывает вдвойне болезненно возвращаться в среду, в которой они живут. «Причем это работает в обе стороны — вожатые тоже могут привязаться. С тобой 21 день живет ребенок, ты всю его историю через себя пропустил. У многих просыпается материнский инстинкт, так что такое нужно фильтровать и пресекать», — рассказывают студенты. Причем если ты идешь работать в лагерь, то вожатым ты становишься не на 21 день, а на всю жизнь.

— Ребенок тебя может встретить где-то на улице. И ты должен понимать, что ты педагог и надо этому статусу соответствовать, подавать пример, прилично себя вести. Это целая наука, — подчеркнула одна из студенток.

Бывает, что недолюбленные девочки в вожатых влюбляются — тогда к ним отправляют педагога-девушку, чтобы та вежливо, по-женски поговорила. В отрядах постарше часто доходит чуть ли не до семейной терапии. Лагерь, лето, медленные танцы, дети в пубертате — разумеется, у многих начинаются отношения. А примера здоровых отношений между мужчиной и женщиной у них никогда не было.

«У них перед глазами папа бьет маму. И даже если он понял, что бить маму плохо, а значит, и девушек бить нельзя, то другого он не понимает. Например, мальчик оскорбляет, унижает девочку. Главная отговорка — ну я же ее не бью, я не такой плохой, как мой папа. С другой стороны, есть девочки, которые к такому обращению дома привыкли. У меня были ситуации, что мальчик на смене ударил девочку по лицу. И мы с ней долго разговаривали: я ей объяснял, что мужчина так делать не должен. Потом ей то же самое объясняла моя напарница. И в таких вопросах это всегда мужское-женское — объясняет сначала вожатый-парень, потом — девчонка. Как надо, а как не надо», — рассказал Никита.

«Ты для них как папа»

В лагерях для таких непростых детей много терапевтического — вожатые становятся одновременно и педагогами, и психологами. Причем многие из методов работы — самодеятельность в чистом виде. На одной из смен они с детьми брали старую посуду, писали на ней, что их гложет, а потом разбивали. На другой — рисовали граффити на заброшках. Бывает, когда дети совсем поникшие, закрытые в себе и в семейных проблемах, вожатые делают послабления — договариваются с администрацией и проводят ночные квесты.

— Повеселил их, а главное — показал, что они мне небезразличны. Они видят, что я пошел, договорился, устроил, чтобы им было классно. А для этих детей мало кто делает хоть что-нибудь. Так что для них такие мелочи дорогого стоят. Сесть, поговорить, дать свою куртку. Я этим летом работал все три месяца, тех, кого привезли на три смены подряд, я даже стриг сам. Ты для них как папа, — поделился Никита.

Нужно понимать, что за работу вожатым платят довольно мало. Если на лето устроиться на работу в ту же кофейню или в доставку, заработать можно кратно больше, чем если жить в лесу с детьми с непростой судьбой и пытаться за 21 день что-то в них вложить. Вожатые свою мотивацию объясняют по-разному: для одних — адреналин, для других — желание хоть как-то повлиять на чью-то судьбу и сделать ее немного легче.

— Если ты научил ребенка завязывать шнурки, то, скорее всего, он тебя никогда и не вспомнит. А если ты научил его постоять за себя, полюбить себя — это другой разговор. Мы не можем их исправить или перевоспитать. Мы как таблетка — не меняем детей, а показываем им другую жизнь. Для них это важно. Да, с такими детьми очень тяжело, но если найти к ним подход, то они очень много отдают в ответ. Эту детскую любовь ничем не заменишь — мы для них становимся буквально мамой и папой. А я очень хочу стать хорошим отцом. Наверное, поэтому я сюда и пришел, — поделился Никита.

Милена Солдатенко, «Фонтанка.ру»