Ленинград обэриутов, история лжи, великие еретики и внезапная польза математики: нон-фикшн этой осени

Осень — самое горячее время в книжном мире. Между началом учебного года и огромной ярмаркой Non/fictio№, которая традиционно проходит в первые дни зимы, издатели достают из рукавов самые крупные козыри, запускают в производство самые интересные новинки. И раз большая часть осени позади, самое время посмотреть, что же хорошего нам предлагают прочесть в этом году. Да и подарками к Новому году при нашем-то бешеном росте цен лучше начать запасаться заранее. «Фонтанка» рассказывает о самых интересных новинках нехудожественной литературы этой осени на любой вкус.

Вернер Херцог — режиссёр, документалист-экспериментатор, исследователь человека в экстремальных условиях и яростный искатель правды. Он снимал документальное кино в джунглях, в Антарктиде, в жерле вулкана и с душевнобольным в главной роли, его бесчисленное множество раз обвиняли в подтасовках и вымысле, одни его боготворят, другие яростно ненавидят. Кто ещё смог бы написать книгу-ответ на большой философский вопрос: что такое правда? Херцог исследует механизмы подлога и обмана — и коварство самых неоспоримых фактов. Рассказывает о грандиозных фальсификациях — и о глубоких чувствах, которые они вызывают.

Есть ли в человеческой природе что-то вроде готовности принять ложь? Осознание своей смерти заставило нас пуститься на поиски утешения, чтобы обуздать страх перед неизвестностью. Мы тешим себя перспективой вечной жизни в раю. Готовность к самообману — неотъемлемая часть нашей жизни. Бесконечная тьма того времени, когда мы еще не родились, кажется, ускользает от нашего взора, но тьма бесконечности, которая придет после, приводит в ужас. Стоит заметить, что именно религии создали этические категории и придали устойчивость хрупкому человеческому существованию.

Незаметный человек с окраины Петербурга уже много лет ведет в сети «ВКонтакте» группу под названием «Павел Назим. Инженерная графика». Картинки из неё, похожие то на советский плакат, то на причудливый виммельбух или орнамент для набивки на ткани, немедленно разлетаются по Сети. Многие вспомнят его усталую офисную белку с облезлым хвостом, еле-еле выползающую из офисной двери с табличкой «Начальник отдела кистей».

Детское по основной своей направленности издательство «Гудвин» наконец сделало большой альбом творений Назима. Иллюстрации внутри тщательно распределены по главам, каждая из которых открывается авторским описанием, достойным великих концептуалистов вроде Виктора Пивоварова:

По моим наблюдениям, самыми популярными растениями в России являются береза, ель и огурец. С березой все понятно — это, как говорится, и символ, и душа нашей страны. Я бы все официальные документы в России издавал на бумаге, стилизованной под бересту. Елка тоже очень заходит народу, и не только в душу, но и в дом. А вот с огурцом непонятно… Однако все мои рисунки, на которых изображен огурец, непременно становятся популярными. Можете проверить — они действительно хороши. В заключение можно сказать, что с точки зрения размножения растения большие молодцы и в отличие от животных придумали несколько способов: споры, семена, клубни, отводки, усы и еще много чего другого. Хорошо, что люди до такого не додумались, а то представьте себе какого-нибудь придурковатого Гаврилу Гаврилыча, который от скуки с помощью усов сидел бы да плодил Гаврилычей себе на потеху. Но природа мудра и знает, кому что можно позволить, а кому что нет.

Поэт и литературный критик Шубинский уже выпускал биографию Даниила Хармса (она называлась «Жизнь человека на ветру» и выдержала несколько переизданий). В этой книге он ставит перед собой более амбициозную и крупную цель: составить карту мест, где бывали все члены ОБЭРИУ – объединения реального искусства, в которое входили большие поэты Хармс, Введенский, Заболоцкий, Вагинов и Олейников.

Его Петербург — город мрачного абсурда, Ленинград от конца нэпа до начала блокады, призрачный, где улицы меняют имена быстрее, чем скверы сбрасывают листву. Вместе с героями Шубинского мы побываем в самом сердце жестокого и неспокойного мира, в котором они умудрялись любить и смеяться, пока жестокий век не сдул их с ладони, как пух одуванчика..

И вот мы наконец достигли цели — дома 11 по нынешней улице Маяковского (бывшая Надеждинская), в который в 1925 году переехала семья старого народовольца Ювачева.
Если мы дадим на секунду волю воображению, при входе во двор нас сразу встретит призрак — высокий молодой человек в гетрах и крохотной кепочке, похожий на англичанина, выгуливающий таксу по имени Чти Память Дня Сражения При Фермопилах. Это уже не юный Даня Ювачев, а поэт Даниил Хармс. Так он стал называть себя примерно в 1924 году.

Улица, которая сперва называлась Средней Полковой Першпективой (здесь и на примыкающих улицах находились казармы Преображенского полка), а около 1800 года получила полуофициальное название Шестилавочная, была проложена еще при Анне Иоанновне и шла от Малой Итальянской (ныне Жуковского) до Кирочной.
Название «Надеждинская» возникло в 1852 году. Есть версия, что оно связано с Александринской женской больницей, открытой в 1844–1848 годах в доме 12. Больница эта была предназначена для «женщин всякого сословия, страдающих тяжелыми хроническими болезнями без надежды на выздоровление и в обыкновенные больницы не принимаемых». Таким образом, она давала надежду тем, кто ее уже утратил.

Действительно ли Средние века были такими непроглядно мрачными, грязными, ледяными и невежественными, как мы привыкли думать после школьного курса истории? Правда ли, что великих мыслителей и провидцев жгли на кострах исключительно за их научные открытия и страсть к познанию мира? Кто такой на самом деле инквизитор — злобная садистская фигура, с дьявольским хохотом бросающая факел к ногам мученика науки, или кто-то более адекватный?
Преподаватель, историк средневекового образования и католической церкви Игорь Лужецкий однажды захотел найти ответы. Так появилась эта книга.

Как-то в детстве в одной из книжек для среднего школьного возраста я прочитал, что Кошон, глядя на костер святой Жанны, плакал. Отчего же плакал епископ Бове? Кто-то говорит, что то были слезы о мученице, которую он не сумел спасти, кто-то утверждает, что плакал он от радости, что смог спалить колдунью проклятых арманьяков. Мне же кажется, что если он и плакал, то исключительно от стыда за то позорище, которое должно было быть идеальным процессом.

Но давайте по порядку. Пьер Кошон должен был в ходе инквизиционного процесса осудить Жанну как колдунью. Такова была воля Джона Ланкастера, герцога Бедфорда. Здесь нам важны два момента. Первый связан со словом «инквизиция», второй — со словом «колдунья». Начнем со второго, он проще.

Итак, кто такой колдун? Это человек, добровольно и сознательно вступивший в связь с дьяволом и отрекшийся от Святого крещения. От дьявола он получает сверхъестественную силу, долголетие, удачу, способность видеть будущее (нужное подчеркнуть кровью), а дьявол получает его душу. Все как обычно, ничего нового.

Есть такая тенденция — думать, что раз компьютер считает лучше человека, то и все вычисления, а значит, и математика в целом, — теперь дело машин, которые справляются лучше глупых двуногих. Это опасное заблуждение берется развенчать Иэн Стюарт — британский математик, теоретик катастроф и соавтор самого Терри Пратчетта (они написали вместе несколько энциклопедий Плоского Мира). Стюарт приводит остроумные примеры из буквально всех областей науки и жизни, чтобы напомнить: математика — это не только и не столько вычисления, это способ познания, умение находить в мире четкие структуры. И в этом понимании она устареет ещё ох как не скоро.

В 1736 году великий математик Леонард Эйлер обратился к забавной небольшой головоломке, связанной с кёнигсбергскими мостами. Он заинтересовался ею потому, что она, похоже, требовала геометрии нового типа, которая меняла обычные представления о длинах и углах. Но он никак не мог предвидеть, что в XXI веке предмет, начало которому положило его решение, поможет множеству пациентов найти почку для пересадки и тем самым сохранить жизнь. Для начала отметим, что даже идея пересадки почки показалась бы в то время чистой фантазией, а если и нет, то связь ее с той головоломкой точно выглядела бы нелепицей.

Как устроена индустрия YouTube-боев? Чем они отличаются от боев по системе ММА, когда и почему все заинтересовались Макгрегором и Нурмагомедовым? Откуда на плохих видео каких-то драк чуть ли не за гаражами, снятых на трясущийся телефон или самую дешевую камеру, миллионы просмотров, и кто вкладывается в организацию подобных развлечений? Когда бои без правил успели стать отдельной индустрией у нас и в мире? Спортивный журналист Алексей Алёхин скоро выпустит в издательстве Individuum первую историю боев без правил в России, и кажется, «Слову пацана» придется потесниться. Предзаказа на книгу еще нет, но в издательстве уверили, что она успеет выйти до конца осени.

Профи-бои во многом захватывают тем, что ты можешь увидеть, как боец ломается в поединке или, наоборот, после трепки, нокдаунов, пролитой крови переламывает ситуацию и находит способ победить. Этим отчасти объясняется, почему, в отличие от других видов спорта, здесь повторы набирают бóльшую аудиторию, чем прямой эфир. «В боях процесс часто важнее результата, а каждый зритель выискивает в происходящем что-то свое, — говорит ТВ-продюсер и организатор боев Андрей Баздрев. — Важно не только кто победил, но и целое сочетание факторов: психологическое противостояние, стиль и эстетика, которая может относиться и к выходу бойца — музыке, визуальному ряду на экранах, униформе, — и к его технике нанесения ударов и манере ведения боя. И эта внутренняя драма может не отображаться в счете судей, но если смотришь бои достаточно долго, то ты все видишь.

Елена Нещерет, специально для «Фонтанки.ру»