Смену власти в Абхазии Россия может и не заметить. Политолог Виноградов оценил риски большого кризиса в республике

МИД России рекомендовал воздержаться от поездок в Абхазию. Туристам советуют «проявлять повышенную осмотрительность, не приближаться к местам беспорядков, а при возможности — выехать из страны». Минэкономразвития обратилось к туроператорам с предложением приостановить продажу туров в Абхазию и не штрафовать тех, кто хочет отменить уже приобретенные туры. Ассоциация туроператоров России (АТОР) 18 ноября сообщила, что отмены начались еще на прошлой неделе, а 15-17 ноября, когда противостояние между оппозицией и правительством в Сухуме достигло пика, число аннуляций туров выросло втрое. Причем россияне отказываются в 95% случаев от летних поездок уже следующего года. Ну и зимние вечера в Гаграх, наверное, отменяются.

Политолог Михаил Виноградов в своем телеграм-канале комментирует эти события и задает «вечный абхазский вопрос»: «Кто из них хунта?» «Фонтанка» попросила Михаила Юрьевича ответить на него и объяснить, что на самом деле происходит в Абхазии.

До хунты не дойдет

В российской романтической интерпретации на постсоветском пространстве ведется борьба сил добра и зла. Сила добра — понятна, зла — понятна. Россия поддерживает добро. Но из-за того, что разные абхазские кланы по очереди пользуются сочувствием России при очевидной ограниченности рычагов воздействия на нее, то я думаю, что и нагнетание семантики повестки до слова «хунта» не произойдет, это была шутка, апелляция к периодическим всплескам романтики в нашем обществе.

Дело в том, что события в Абхазии проще не замечать — как все непонятное, они быстро забываются. В целом тема Южного Кавказа перестала быть для официального дискурса темой конкуренции, борьбы сил добра и зла. Это ведь где-то там, на периферии, мы все равно не очень можем повлиять на нее, поэтому лучше не вовлекаться в выматывающие идеологические баттлы.

«Революционная Абхазия»

В нынешнем кризисе есть несколько факторов, которые продиктованы характерными для Абхазии особенностями. Первый — естественная периодическая смена власти, причем меняется она, как правило, в ходе локальных революций. Это происходит каждые 4-5-6 лет. Началось в 2004 году, когда Россия первый раз пыталась поставить Рауля Хаджимбу вместо Владислава Ардзимбы. И такой киргизский, что ли, сценарий для Абхазии все время повторяется.

Второй. Абхазия отличается от Южной Осетии тяготением к автономии и готовностью довольно прагматично использовать в своих целях идеализм, выраженный в российской внешней политике вообще, а на постсоветском пространстве особенно. Здесь Абхазия скорее напоминает Белоруссию, которая говорит много слов о великой дружбе, но сильно не торопится к сближению и ведет себя подчеркнуто автономно.

Третий фактор, способствующий кризису, — некоторая неопределенность целеполагания в отношениях России и Абхазии. Да, есть общая проблема размытости сформулированных целей внешней политики России. Вооруженный конфликт 2008 года представлялся как защита от тирании Саакашвили, а когда в Грузии поменялась власть на потенциально более понятную для России и готовую произносить комплиментарные слова в ее адрес, прежнее целеполагание размывается. Появились другие враги вместо Грузии, и в Абхазии это чувствуют. Любые разговоры о реинтеграции в Грузию, даже если за ними ничего не стоит, вызывают в Абхазии понятную тревогу: абхазское население составляло в советское время меньшинство в республике — грузин было заметно больше. Поэтому любой призрак возвращения беженцев, которое в этом случае подразумевается, конечно, чреват изменениями в социальной ситуации и расстановке сил среди элит. В Абхазии это довольно остро воспринимается.

«За что боролись?»

При том идеализме внешней политики России, о котором я говорил, время от времени периодически случаются приступы попыток ее прагматизировать. И тогда возникают вопросы: что не так с российским бизнесом в Абхазии? За что мы боролись и за что платим? Но поскольку, в общем, картина мира абхазских элит не менялась и готовности к допуску российского бизнеса там не было и нет, сегодняшняя ситуация видится как расчет переждать приступ этой российской инициативы, с одной стороны. С другой, использовать его в своих внутренних конфликтах — они никуда в Абхазии не исчезают, тем более когда есть элементы кризиса интеграции с Россией. То есть Абхазия получила и получает от России, что хотела, а готовности к какому-то дальнейшему продолжению отношений нет.

А для России тема Абхазии все равно остается на периферии, особенно в условиях моно-повестки последних двух с половиной лет ее внимание неизбежно отвлекается от постсоветских стран. Это уже привело к фактическому сворачиванию российской миротворческой миссии в Карабахе, к ее неудаче и завершению Карабахской войны жестким силовым путем.

Понимание, что России сейчас не до Абхазии, в республике присутствует и делает поводок более длинным. При этом говорить о каком-то публичном российском проекте в отношении Абхазии тоже сложно. Не только потому что сейчас не до него, но и, я думаю, в силу не очень понятной бизнес-модели. Мы же понимаем, что тот же Сочи стал всесезонным курортом не благодаря развитию туризма, а благодаря большим внешнеполитическим событиям, в том числе Олимпийским играм, хорошему финансированию. В случае Абхазии таких событий не ожидается. И всесезонным курортом она вряд ли полноценно может стать. А рентабельность сезонного курорта всегда довольно спорная.

Более того, всплески нестабильности в Абхазии инвесторов тоже отпугивают, потому что вопрос «Кто в Абхазии власть?» периодически возникает. А отсутствие ответа на него, естественно, тревожит российский бизнес, ибо обнуляет все возможные обязательства. Поэтому вполне вероятно, что кризис закончится как-то цивилизованно, как прежде и заканчивались абхазские кризисы. Смену власти, если она случится, что для Абхазии привычно, Россия может и не заметить, как не замечала отчасти предыдущие столкновения. В условиях ограниченных возможностей Абхазии для дрейфа в какую-то сторону, ее очевидной политической изолированности, они не казались критическими событиями.
Вероятность того, что это как-то рассосется, сегодня выше, чем то, что Россия бросит все силы и внимание на Абхазию, займется проблемами целеполагания и будет рефлексировать на эту тему.

Записала Ирина Багликова, «Фонтанка.ру»