Враги науки, диссиденты и «настоящие американцы». О чем пишут в книгах, получивших премию «Просветитель»?

Старейшая и единственная в России крупная научно-популярная премия «Просветитель» вручается уже семнадцать лет. В ней две основные номинации — за естественные и точные науки и за гуманитарные науки. Традиционно денежный приз получают не только победители, но и финалисты в каждой из номинаций. Так интересные и полезные книги на самые разные темы становятся более известными читателям.

В финал прошли книги семи издательств — о космосе, корейцах, американцах, деторождении, климате, православной иконе, движении хиппи в СССР и псевдонауке. Как ни странно, в этом году в коротком списке премии не было ни одной книги про нейросети и искусственный интеллект.

Больше всего финалистов издано «Альпиной»: семь из шестнадцати. И три из этих семи в итоге взяли главные призы. Кстати, получить премию можно и не за свежие новинки: главное, чтобы книгу все еще можно было свободно купить.

«Фонтанка» рассказывает, о чем рассказывают книги, которые в этом году «Просветитель» награждает призами от сотни тысяч до миллиона рублей.

Мария Кондратова, «Кривое зеркало жизни. Главные мифы о раке, и что современная наука думает о них». Альпина нон-фикшн, 2019, 16+

Когда супруги Кюри открыли радий, многие думали, что с его помощью будет навсегда побежден рак. Это оказалось не совсем так, однако исследования продолжались, и в наши дни именно Институт Кюри — мировой лидер по молекулярной онкологии. Мария Кондратова признается, что до приглашения в институт не очень интересовалась этой темой, но прошло меньше трех лет на новой работе — и у нее оказалась готова книга о раке, развенчивающая самые популярные мифы об онкологических заболеваниях и подходах к их лечению. Основных мифов оказалось шестнадцать, но на их обсуждении Кондратова не останавливается. Для нее нежелание клеток опухоли вести себя так, как положено нормальным живым клеткам, — интересная загадка, через решение которой можно приблизиться к тайне самой жизни.

В древности наружные онкологические опухоли лечили прижиганиями и мазями, а внутренние не лечили вовсе. При тогдашнем уровне развития хирургии это было в высшей степени человеколюбивое и разумное решение. Опухоль, конечно, убивала больного, но делала это относительно медленно, в то время как хирургическое вмешательство в отсутствие антисептиков и обезболивания почти наверняка гарантировало быструю и болезненную смерть.

В XVII веке в Европе распространилось представление о раке как о паразите, пожирающем тело больного, что привело к появлению нового необычного метода терапии — к опухоли стали прикладывать куски сырого мяса. Считалось, что это дает передышку пациенту, так как паразит временно прекращает грызть его тело и переключается на предложенную подачку. Некоторое время рак по аналогии с чумой и проказой считали заразным заболеванием и онкологических больных пытались изолировать от общества, но, к счастью, это заблуждение просуществовало недолго.

Иван Курилла, «Американцы и все остальные: истоки и смысл внешней политики США». Альпина нон-фикшн, 2024, 16+

Иван Курилла — ученый-американист со специализацией именно на внешней политике Штатов. В своей новой книге он начинает с истоков — то есть с мечты первых поселенцев о совершенном государстве, — и последовательно показывает, к чему привела эта мечта, через какие сложности прошли разнородные первые эмигранты из Старого Света, пока не сложились в новую нацию, как формировались отношения с соседями и врагами, кто в итоге «настоящему американцу» может стать другом, а кто — врагом, и, наконец, зачем нам здесь читать о проблемах заокеанских государств?

Курилла подчеркивает, что не писал полную историю становления американцев как народа и даже задачи показать внешнюю политику США во всей ее полноте и непрерывности у него не было. Цель этой книги — обозначить новый подход к изучению Штатов, при котором американцы определяются не через себя самих, а через значимых Других — принципиально, диаметрально противоположных людей, которым «настоящими американцами» точно никогда не стать. В разное время образ Других менялся, и Курилла предлагает читателю понаблюдать, как именно.

Представления жителей США о себе включают не только набор сущностных черт, характерных для «настоящих американцев», но и четкое определение тех, кто не входит в их общее «мы», а также выбор Других — народов, чьи черты описываются как противоположные собственным, что позволяет постоянно использовать их для сравнения. В книге нам предстоит проследить изменение состава этого «мы», а также смену значимых Других, с которыми соотносили себя жители Америки на протяжении нескольких веков.

Кстати, тот факт, что описание самих себя является политической проблемой, был если не впервые открыт, то особенно остро осознан в Соединенных Штатах, изначально созданных из тринадцати колоний с очень разным укладом и различными представлениями о целях и принципах своего существования. Внутренний раскол, принимавший разные формы, был важной чертой американской нации с самого ее возникновения. В последующие столетия в результате массовой иммиграции преимущественно англосаксонское население Америки стало сначала «слепком Европы», а потом и всего мира, с поправкой на то, что иммигранты хотели видеть в США улучшенный вариант оставленной родины, развивая в американском обществе черты, противоположные тем, что они считали социальными язвами родины.

Антон Долин*, «Плохие русские. Кино от „Брата“ до „Слова пацана“», 18+

Один из самых популярных кинокритиков после отъезда из страны решил исследовать, как голливудский образ «русского злодея» повлиял на отечественных киношных героев и злодеев, как строится мораль у главных героев самых кассовых российских фильмов и почему антигерой в массовом кино чаще всего куда обаятельнее всех положительных персонажей вместе взятых. Книга открывается главой о «Брате» как начале новой эры в российском кино, а заканчивается уже оценкой обстановки в 2023 году. Долин отмечает, что специально сосредоточился не на авторском фестивальном, а на самом массовом и развлекательном кино, потому что именно последнее отражает и поддерживает самые живучие стереотипы.

Россия 1990-х одновременно была самой киноманской страной в мире и самой безразличной к любым иерархиям и правилам, принятым в любом кинематографе какой бы то ни было страны. Не случайно Тарантино, чей вкус сформировался в кинотеатрах бесцензурной поры, на просмотрах B-movies вперемешку с шедеврами, а потом в демократичных видеосалонах, стал любимым режиссером россиян. И воспринят был исключительно как певец циничного криминального жанра (его предшественников из Нового Голливуда или Сэма Пекинпу знали и смотрели немногочисленные синефилы, широкой публике были ближе боевики с Чаком Норрисом и Брюсом Ли).
Российское кино в эту странную пору выживало благодаря не прокату, которого почти не было, а прежде всего телевидению — пагубная зависимость от него, проявившая себя в полной мере уже в 2000-х и 2010-х, сформировалась именно тогда, — и фестивалю «Кинотавр», где у режиссеров и продюсеров была уникальная возможность показывать свои фильмы на большом экране профессиональной аудитории.

Книга коллектива авторов под редакцией А. Ю. Даниэля «Энциклопедия диссидентства: СССР, 1956–1989». Новое Литературное Обозрение, 2022, 16+

Этот фундаментальный труд сначала вышел в Польше в 2007 году, но за почти полтора десятка лет, пока его переводили и дорабатывали, изменился и пополнился новыми статьями. Задача авторов — не определить и ограничить, а собрать исторический материал и сохранить память о сложных исторических временах и людях в них, которые выбрали быть несогласными с официальной политикой действующих властей — в широком смысле несогласными, потому что узких понятий диссидентства существует много, в каждой стране свое.

Самой сложной проблемой, связанной с отбором персоналий для разделов и глав Словаря, было определение самого понятия «диссидент». Этот термин не имеет общепринятых дефиниций в науке, а в публицистике и в обыденной речи употребляется в самых различных и очень часто размытых смыслах. Кроме того, спектр этих смыслов значительно варьируется от одной национальной культуры к другой.

Специфику национального диссидентства определяло множество разнообразных факторов: дистанцирование от политической активности, или тесная связь с политической оппозицией, или даже принятие на себя ее задач (как в Польше), соотношение между диссидентской активностью и интеллектуальным и культурным нонконформизмом, сочетание внутрисистемных, открытых внесистемных и подпольных проявлений оппозиционности. Важную роль играли и национальные особенности политических режимов: действия и высказывания, которые считались в одном обществе диссидентскими и могли вызвать репрессии, в другом таковыми не считались; да и интенсивность и суровость репрессий заметно отличались в разных странах и в разные эпохи. Поэтому сформулировать достаточно общее определение, учитывающее специфику каждой страны и при этом не разрушающее тематическое единство Словаря, было чрезвычайно трудно.

Стюарт Ричи, «Наукообразная чушь. Разоблачение мошенничества, предвзятости, недобросовестности и хайпа в науке». CORPUS, 2024, 12+

Перевод Алены Якименко, редактор — Екатерина Владимирская

Говоря о противодействии злоупотреблениям и заблуждениям, авторы научно-популярных книг чаще всего рассказывают о мошенниках и шарлатанах, главная цель которых — одурачить доверчивое неученое население и как-нибудь по-быстрому обогатиться. В крайнем случае развенчивают живучие антинаучные заблуждения вроде того, что от рака помогает сода, а прививки убивают организм вернее болезней. Стюарт Ричи выбрал принципиально другой подход: он рассказывает — и увлекательно! — о проблемах в самой научной среде. Главные «злодеи» его книги — усталость, привычка и небрежность. Он вскрывает злоупотребления внутри научного сообщества, подчеркивая, что очень часто ошибки совершают настоящие ученые со всеми мыслимыми регалиями и степенями признания. Можно было бы назвать эту книгу «Исповедь недобросовестного ученого», но не меньше, чем признанию ошибок и несовершенств, Ричи уделяет внимания подробному анализу, как система на самом деле должна работать и почему все сложилось так, как сложилось.

Поскольку ученые так сильно сосредоточены на попытках убедить своих коллег, что подразумевает прохождение результатов исследования через этап рецензирования и дальнейшие шаги вплоть до публикации, им очень просто позабыть о настоящей цели науки — приближать нас к истине. А поскольку ученые еще и человеческие существа, способы, которыми они стараются убеждать друг друга, не всегда в полной мере рациональны и беспристрастны. Если мы не будем особо внимательны, научный процесс может пропитаться несовершенствами самого человека.

Эта книга посвящена тому, как мы уделяли недостаточно внимания научному процессу, тому, как мы в итоге очутились в ситуации, когда научная система не только не учитывает человеческие слабости, но еще и усиливает их. В последние годы стало донельзя очевидно, что рецензирование отнюдь не гарантирует аккуратности и надежности, как ему положено, а публикационный процесс, который должен быть оплотом науки, превратился в ее ахиллесову пяту.

Стивен Уокер, «Первый: новая история Гагарина и космической гонки». Альпина нон-фикшн, 2024, 12+

Перевод Натальи Лисовой

Редакторы: Игорь Лисов, Вячеслав Ионов

Сначала Уокер, долгое время работавший с огромным массивом интервью и рассекреченных архивов с обеих сторон, хотел снять документальный фильм о космической гонке Штатов и Союза, но получилась эта книга. Несмотря на обилие аббревиатур, имен и цифр, текст читается как художественный и выстроен как репортаж журналиста, привыкшего держать внимание публики яркими описаниями, броскими параллелями и напряженной динамикой текста. Именно поэтому книга попала в номинацию «Гуманитарные науки», несмотря на все обилие чисто технических подробностей.

Уокера как писателя и режиссера-документалиста интересует в этой истории человек. Страхи, сомнения и внутренние дилеммы, сами образы участников программы, совпадающие или противопоставленные, все это занимает в книге больше места, чем устройство ракет и содержание медицинских тестов на устойчивость. Чтобы воссоздать ту бурю эмоций, Уокер взял восемнадцать интервью у участников гонки с советской стороны и одиннадцать — у американцев. Дочь Гагарина Елена даже написала предисловие к книге.

В Америке сейчас вечер 11 апреля. Миллионы людей наверняка смотрят телевизор, где молодой новый президент Джон Кеннеди и его эффектная жена Джеки рассказывают о том, как трудно им воспитывать маленьких детей, Кэролайн и Джона, в Белом доме. В одном из районов Нью-Йорка — Уэст-Виллидж — никому не известный 19-летний Боб Дилан готовится к своему профессиональному дебюту в клубе Gerde’s Folk City, где он должен открывать концерты Джона Ли Хукера. Главное сообщение в вечерних выпусках новостей — о первом дне суда в Иерусалиме над Адольфом Эйхманом, бывшим офицером СС, обвиненным в преступлениях против человечности за участие в убийстве шести миллионов евреев.

А тем временем в нескольких тысячах километров к востоку Гагарин сидит пристегнутый к креслу, пока снаружи затягивают последний болт люка. Он ждет, один в своем крохотном шарике, и насвистывает песенку о любви. Офицеры и инженеры в подземном бункере менее чем в сотне метров от ракеты слышат его в наушниках. Через несколько минут он либо станет первым человеком в истории, которому удалось вырваться за пределы Земли и увидеть ее из космоса во всем великолепии, либо примет жуткую смерть. В случае успеха к закату солнца он станет самым знаменитым человеком на планете и победителем в жестокой идеологической схватке с США и их союзниками. В случае неудачи почти никто не будет знать о том, что такой человек вообще когда-то существовал.

Елена Нещерет, специально для «Фонтанки.ру»

*Антон Долин признан Минюстом РФ иноагентом.