«Гражданское общество — слово ругательное». Как бизнесмен Леонов с сигарой поднял народ на Шуваловский парк

Деловой человек взялся за капремонт Шуваловского парка. Понимая, что богатый — не герой коллективного сознания, из меценатства он соорудил компанию. Получилось новое прочтение образа купца Лопахина из «Вишневого сада». Плюс наезд на активного обывателя.

— Я не являюсь образом, который воспринимается по-доброму и хорош народу — состоятельный человек, живу в парке — нет доверия к таким людям в широких массах. Нет и быть не может. Люди думают: «Какого черта, для чего он всем этим занимается? Видимо, хочет захватить парк, вырубить его, как вишнёвый сад, и застроить все дачами», — формулирует свое понимание обобщенного представления о мире петербургский бизнесмен Никита Леонов.

— Когда ты решил заняться парком? — начинаю, как положено, не вворачивая обращение «вы», так как знаю Леонова более 30 лет.

— О Шуваловском парке впервые узнал случайно, наверное, в конце 2001-го. К 2010 году мы реконструировали дом. Я из промышленности и достаточно организован. Ощущение твоей территории — оно для меня имеет важное значение. Для кого-то своя территория — это коммунальная комната. Там порядок, а то, что в самой квартире — бардак, это нормально. Для кого-то вся квартира, для других — дом с участком. Мне же комфортно жить, расширяя и расширяя зону ответственности. Если говорить про парк, а не просто про то, как мы там разгребали старые завалы мусора, то все началось в 2013 году.

— Как выглядел бардак?

— Все было жутко убито, и я решил привести в порядок разбитую аллею от улицы Шишкина до входа в дворцовую часть. Это 400 метров. Нагнали техники, месяц там всё ковыряли, засыпали, трамбовали, сделали шикарно. Это не асфальт, это парковая дорога, водоотведение. Но по окончании Институт токов высокой частоты, а он формально отвечал за аллею, получил штраф и предупреждение от комитета по охране памятников, ведь работа не была должным образом согласована, запроектирована и так далее. Вот ты спрашивал фотографии той разрухи, так я же не готовился к отчету, мне не надо что-то доказывать — они не сохранились.

— Посмел из грязной канавы сделать ручей?

— Да. И тогда я понял, что нужно создать некое общественное объединение, какую-то группу граждан.

— Зачем?

— Во-первых, к богатым нет доверия — я уже сказал, а первого достаточно. Создал совет, подтащил туда людей, так или иначе связанных с парком. Кто-то по долгу службы, как глава муниципального образования, или архимандрит Нектарий, который восстановил сгоревшую, разрушенную готическую церковь в 90-е годы на средства благотворителей.

Как при организации любого дела, которое по сути называется бизнесом, нужна структура и система, дублирующая производство. Многие вещи ты не можешь один окучить.

- Даже если есть деньги?

— Не так. Производство и деньги — разные вещи. Деньги — это привлечение средств. Это делается на 99% из моих средств. А вот дальше идет контроль за деньгами, за расходованием и систематизация экономического учета. Это делает моя супруга. Есть производственная деятельность, то есть непосредственно ремонт, стройка, реставрация и так далее. За это отвечаю тоже я. Есть человек, мой управляющий, кто отвечает за снабжение. Покупает щебень, контракты с поставщиками металлоконструкций, аренда какой-то техники, трамбовок, тракторов. Есть непосредственно, кто ручками все делает. Это бригада Михаила Исмаилова, и он с несколькими рабочими все эти работы выполняет. Есть блок пиара, это группы «ВКонтакте», есть блок, занятый связью сообществ, экскурсиями для взрослых, экскурсиями для детей, выставками, изданием книг, брошюр, посвященных парку. Все это совершенно разные сферы деятельности, но вот возьми любую приличную бизнес-структуру, и там все эти элементы, эти функции — они будут. Без этого цивилизованно работать невозможно.

— Сколько сегодня участников этого предприятия?

— Я думаю, что десятка полтора конкретных лиц и они структурно находятся в системе общественного совета.

— А те, кто в группе «ВКонтакте»? Это народные массы, согласные, охраняющие предприятие?

— Вопрос забавный. Я не думаю, что меня кто-то может охранить. Но они не просто записались в группу, ставят лайки — хорошие или бредовые отзывы — это всё современный мир, это мишура. Главные те, кто содержательно взаимодействует с нами, является нашими союзниками.

— Союзник не похож на человека обыкновенного?

— Да. У нас это воинская часть и пожарная, директора школ, куда мы в библиотеки передавали материалы по парку — картины, открытки древние. Музей в школе, куда переместили архивы института. Музей ЛЭТИ, куда передали огромную советскую картину академика Вологдина, великого русского электротехника, ковавшего броню для русских танков во время Великой Отечественной.

Церковно-приходская школа и архимандрит Нектарий, восстановивший из руин храм — визитную карточку парка. Например, люди, занимающиеся соседними пабликами, близлежащими к парку, — Суздальскими озерами. Все они так или иначе оказались вовлечены в этот процесс. Да и владельцы кафе, арт-пространств парка. Я вначале считал, что это дохлое дело, что это никогда не может стать каким-то бизнесом, чтобы просто людям кофе налить, дать пирожок и так далее, а оказалось, стало. И они тоже помогают парку. И вот таких людей оказалось очень много.

— Как смотрит на все это власть?

— А как власть на это должна смотреть? Ведь есть же простая история с властью. Ей не надо рассказывать свои проблемы. Это очень плохо работает, потому что у них самих туча проблем. Вот они только тебя и ждут! Ты приходи с тем, что интересно ей. Свою просьбу оберни в ее конструкцию. Понимаешь?

Тридцать лет за парком вообще никто не смотрел. Теперь рядом огромный район — Северная Долина и людям есть где гулять. Власть тоже бы это сделала когда-то, но мы это делаем быстрее. Поэтому они тоже стараются помочь. Например, КГИОП — абсолютно рациональная структура и практически всегда они на нашей стороне. Более того, является еще и мостиком к другим комитетам и к другим ветвям власти.

— То есть они врубаются и пытаются облегчить тебе жизнь?

— Ну, при власти сильно много регламентов и надзора со стороны всякого рода прокуратур и счетных палат, поэтому они все равно вынуждены учитывать свои регламенты, свою политику, свой документооборот, поэтому это не всегда происходит стремительно с точки зрения оформления документации, но это практически всегда позитивно. Вообще-то, всегда позитивно, потому что мы правильно ставим вопрос перед ними.

— Власть рефлексирует на тех, кто против? Всегда же есть несогласные.

— Группа эта, слава богу, немногочисленная. В обществе доля маргиналов процентов 15, у нас, наверное, тоже самое. Поэтому сказать, что они наводят страх-страх на власть, это неправда, но они создают дискомфорт власти. Слушайте, чиновники — они на самом деле замученные, забеганные, — я имею общение с членами правительства. Порой вообще непонятно, какая мотивация у них так носиться с нами, а им эти несогласные набрасывают жалобы, крики, да еще в таком невнятном, неработоспособном виде. Это просто вызывает раздражение.

— Сколько раз ты пожалел, что впрягся?

— Не жалел, хотя … Сейчас объясню. Недавно немножко пожалел — подумал, что беру на себя очень неблагодарную функцию изменения сознания людей. А она правда очень неблагодарная. КПД ее близится к нулю. Ты вместо парка начинаешь заниматься каким-то бредом — ты пытаешься поменять человека. То, что делал Владимир Ильич Ленин.

— Да вы себя несёте не вровень с Черчиллем, а уже с Лениным.

— «Фонтанке» нужно всегда отвечать честно.

— Сознание людей нужно менять, чтобы увеличить помощь предприятию-парку?

— Мне помощники-то особо не нужны — я нарезаю задачи с учетом имеющихся у меня ресурсов. Во многом неудача общественных организаций, разного рода объединений в России связана с тем, что люди совершенно не с той стороны подходят к вопросу. Надо начинать с другого.

— Записываю.

— Если нет ключевого инструмента — денег, у тебя другие инструменты практически не будут работать. А у нас в России часто как? Собралась кучка, как в советское время на кухне собирались, а сейчас собираемся где-то на площадке и начинаем разглагольствовать, как достичь того или иного результата. Давайте — в суд пойдем! Да ни единого шанса у вас нет выиграть, потому что это не уголовный суд, основанный на свидетельских показаниях, а на документальной базе. Ты хочешь что-то сохранить? Так, принеси квалифицированную, оплаченную, подготовленную экспертизу соответствующих органов и положи на стол в суде, тогда у тебя шансы появятся. А за эту экспертизу надо заплатить, а ты даже об этом и не думаешь. Ну дорогой, тогда ты вообще не заходи сюда, это просто болтовня. Поэтому начинать надо с поиска спонсоров.

— Можно ли заставить людей жить по плакату — «Не туши окурки о Шуваловский парк»?

— Я не это хочу, нет. Колхоз мне не нужен, с колхозом трудно управляться. С определенных пор я задумываюсь над проблемой баланса прав и обязанностей. Людей убеждают, что они равны. Конституцию откроешь — там больше тридцати статей, которые обеспечивают права граждан, и всего три статьи об обязанностях. Всего три. Это колоссальный дисбаланс. Мы строим общество иждивенцев. У них есть туча прав, но отвечают они всего тремя статьями. Извините, но началась СВО и люди, которые получали тридцать статей Конституции о правах, побежали из страны. Вот тебе и баланс. Если ты за свою деятельность не отвечаешь, а просто ставишь вопрос, то результата добиться очень сложно. Хочешь, чтобы что-то было, ты сам лично за это должен ответить. А не так, как наши уважаемые градозащитники, благодаря кому, например, Конюшенное ведомство 15 лет стоит неотреставрированным. Ну-ка, друзья дорогие, предъявить-ка вам счетчик, размер ущерба за 15 лет, — при этом тексте Леонов встал со стула и начал ходить по кабинету, как Ленин в Смольном.

— Может товарищу Леонову двинуть в ЗакС, в Госдуму?

— Да ну, Женя, дай спокойно умереть без думы. Если бы только с Конюшенным ведомством …

— Дай спокойно умереть без думы — в заголовок выносить?

— Да как хочешь. Вон — аватарку с телефона возьми и вперед (автор так и сделал), — отмахнулся он и попер дальше: «Все эти общественные организации, все это гражданское общество, оно чем занимается? Митингами! Для меня сейчас это слово ругательное, потому что люди хотят всё знать, всё хотят контролировать, но чтобы делали за них кто-то другие и ответственность несли тоже кто-то другие. Так не работает жизнь». Немного выдохся и выдохнул: «Можешь задавать свой следующий вопрос».

— Каким техническим образом ты пытаешься донести эту азбуку и до скольких людей?

— Ну, слушайте, я же человек непубличный, я очень редко даю какие-то комментарии даже в группе. Но стараюсь быть открытым и как человек достаточно прямой, в парке ко мне очень много людей подходит. Я четко расставляю, так сказать, акценты, например, то, что объекты культурного наследия получают конкретных собственников, то это очень хорошо. Потому что кончается бардак, пока они находятся у государства. У государства не может быть достаточно денег, поскольку культура не первоочередная задача государства, важная, но не первоочередная. У государства не может быть достаточно денег, чтобы все эти объекты культурного наследия сохранять. Особенно в таком городе, как Ленинград, пусть Петербург. Да, это определенный компромисс. Да, это приспособление под новые нужды. Но без этого не обойтись. А общество крайне негативно реагирует на подобные мероприятия. А к чему это приводит? Опять же к безответственности.

Вот эти же дворцы в парке разрушаются, и есть уже некая оголтелая группа, недовольная тем, что там старые советские корпуса, совершенно не относящиеся ни к каким памятникам… да, их снесут и в ровно в таких же габаритах сделают апарты. Но зато восстановят все исторические здания, отреставрируют. Или будем еще 50 лет ждать, пока, может быть, у государства найдутся руки и деньги? Несут всякий бред, мол, пусть город организует общественное пространство. Вот это уровень сознания! Вот его пытаюсь сместить хоть как-то рационально.

— Тема будущего?

— Ты же не кидаешь себя в омут с головой, ты кусок привел в порядок, окучил, дальше привязываешь следующий кусок, а все, что уже приведено в порядок, — четко функционирует и не требует какого-то большого пригляда. Действуем эволюционно. Не путать с революционно.

— Статистику к аналогичному периоду прошлого года ведешь?

— Мы 7 лет убирали парк от тридцатилетних завалов, а сейчас просто каждый год поддерживаем то, что вновь засохло, упало, ураганом сломало и так далее. Точно так же с дорожками, с гидросистемой, которая приведена в порядок — где-то заилили каналы, вызвали трактор, прочистили, наладили. Естественно, мы развиваемся. Мы занимались гидротехническими сооружениями, чистили пруды, восстанавливали канавы, дренажи. Мы занимались санитарными рубками, то есть мы занимались такими вещами, больше напоминающими благоустройство. В какой-то момент мы себе прирезали восстановление утраченных объектов парка. Утраченных, для которых нужно восстанавливать, реставрировать. И сделали в 2020 году Березовый мостик, в 21-ом беседку Гриб, в 24-ом закончили реставрацию Туфовой арки. Сейчас мы начали работу, уже согласовываем документы и готов проект по восстановлению еще двух объектов — Каменная лестница, Каменная скамья. Закончим и пойдем дальше.

Раньше мы, например, книг не издавали, сейчас мы их издаём — брошюры, посвящённые Мусоргскому … Тьфу ты, — Римскому-Корсакову — он венчался у нас. Скоро выйдет серьёзная книга серьезного краеведа Глейзера про Шуваловский парк. Раньше мы экскурсии не проводили, теперь у нас системные экскурсии. Были просто для посетителей, потом стали от всяких организаций-предприятий просить, потом мы сделали для еще одной дамы, она с детьми маленькими занимается.

— Экскурсоводы получают за услугу?

— Да, я плачу по четыре тысячи, раньше три платил.

— Во сколько все это тебе встало?

— Не считал, но у меня до каждой копейки учет.

— Все же.

— Я не готовился к этому … Десятки миллионов.

— С учетом прошлых цен, курса доллара и так далее — с 2013 года, примерно за десять лет — миллион долларов?

— Плюс-минус.

— Если бы в 2013 году ты знал, во что это выйдет?

— Во-первых, у меня не было тогда такого свободного ресурса для благотворительных задач, поэтому шел постепенно. Потом у меня улучшались возможности. Ну нравится мне это. Отстань.

— А если тебя вынуть из этой конструкции, предприятие рушится?

— Скорее, да. Или резко сократятся возможности.

— Получается, что это предприятие патологически зависит от лидера?

— Ну, слушайте, успешность или не успешность вообще предприятий, и как бизнесов, и как культурных, и так далее, она во многом патологически зависит от лидеров. Выдерните, не знаю, из Эрмитажа Пиотровского — Эрмитаж никуда не денется, но зависим ли он от Пиотровского? Конечно.

— В благотворительности роль лидера кратно увеличивается.

— Да. Я знаю кучу благотворительных программ, рухнувших из-за смены, смерти или отъезда благотворителей.

— И как только бизнес вынимается, это все к черту рушится?

— Абсолютно, верно. Всем должна заниматься структура. Одинокий голос человека — тоньше писка.

— Вопрос из сказки: ты можешь написать приказ — запретить «протестующим» Шуваловского парка писать жалобы и так далее. Подписываешь?

— Нет. Конечно, нет. Зачем? Для этих людей любое сопротивление только увеличивает их агрессию. Игнорирование значительно эффективнее действия.

— То есть внешне это выглядит демократически, а в действительности ты все равно действуешь как бизнес.

— Конечно. Более того, если гипотетически это будет действительно представлять угрозу делу, мы найдем возможность оказать другого рода противодействие. Ты отвечаешь за дело, вкладываешь, а тут — на! — не вполне адекватные тебе мешают. Конечно, придется убирать их на обочину.

— Если масштабируем до уровня Империи, то давление на несогласных — входит в понимание термина «бизнес».

— Империя — это не бизнес. В бизнесе есть три акционера, один или сто, а в нашем государстве 143 миллиона акционеров. Но чем отличается бизнес от государства? В бизнесе эти акционеры несут сами ответственность за свои решения, а в государстве такого нет. Вот эти 143 миллиона не несут ответственности. Не несут. Понимаете? И вот эта проблема диспропорции — она меня очень интересует. Я не понимаю. Все граждане равны и у всех есть одинаковые права, и общество рефлексирует, когда какой-то чиновник использует свои возможности. А как иначе? Они имеют большие права, потому что они несут на себе большие обязанности. На них взвалено значительно больше обязанностей, неважно каких. То есть априори по Гегелю возникает дисбаланс. Неважно, что написано в Конституции. Это всегда должно балансировать. А у нас как? Дай нам все. Все должно сделать государство — сопли утереть, погладить, почесать. На каком основании? Я же налоги плачу! И подавляющему большинству, даже тем, кто платит налоги, и тем, кто до наведения порядка в налоговой системе от этих налогов бегал, даже в голову не приходит, что всех налогов, которые они за свою жизнь собрали, на пятьсот метров приличной дороги не хватит. А ты хочешь, чтобы все вокруг для тебя было. Ну это бред. Государство и бизнес — нерелевантные вещи.

— Сколько раз с 2013 года тебе сказали спасибо?

— Много, много. Я иду в парк, собираю мусор, каждый раз два, три, четыре человека подходят и говорят спасибо.

— То есть народ православный за тебя. И он тебе прощает твоё богатство.

— Слушай, ну что же значит — прощает? Я не считаю себя виновным, и поэтому не собираюсь у них просить прощения.

— Получается, ты миришь золото и бедность.

— Я хожу с мешком и палкой-хваталкой. Единственным символом моих денег является толстая сигара в зубах.

Евгений Вышенков, Фонтанка.ру