«Сталин не поверил, что это мог сделать убийца-одиночка». 90 лет назад в Смольном застрелили Кирова

1 декабря 1934 года в 16:30 в Смольном раздался выстрел. Бывший мелкий партфункционер Леонид Николаев застрелил руководителя ленинградской партийной организации, члена политбюро Сергея Кирова. Считается, что это убийство стало прологом Большого террора.

О том, почему до сих пор нет единого мнения о причинах покушения, личности убийцы, самом Кирове и других загадках этого преступления, «Фонтанке» рассказала директор музея-квартиры Сергея Кирова Татьяна Сухарникова.

— Татьяна Анатольевна, спустя девяносто лет можно с уверенностью сказать, что это было — выстрел одиночки или спланированная Сталиным провокация?

— Все «кировские комиссии» убедительно приводили нас к противоположным выводам: то утверждали, что это дело рук Сталина, то НКВД, то это выстрел одиночки.

Важно изучить все обстоятельства, при которых произошло покушение, но думать, что Сталин сидел и потирал руки в ожидании убийства Кирова — «сейчас я развяжу террор», — не совсем правильно.

— Но ведь известно, что ему присылали протоколы допросов убийцы и он вносил в них правки, дескать, Николаевым руководили зиновьевцы. Для чего ему это было нужно?

— Действительно, нет никакого сомнения, что Сталин не только контролировал ход следствия, но и влиял на него. Более того, сформулировал обвинительный приговор. Он не поверил, что действовал одиночка; Сталин увидел в деле кровавый заговор оппозиции, своих давних политических противников. Еще в 1927 году Зиновьев, Каменев и особенно Троцкий представляли реальную угрозу его власти. Убийство Кирова обернулось не только огромным резонансом внутри страны. Оно имело еще некоторые внешнеполитические последствия. Следствие НКВД установило факт двукратного посещения Николаевым латвийского консульства, где его принимал генеральный консул Латвии Георг Биссенекс. В ночь на 2 декабря Биссенекс срочно покинул Ленинград и выехал за пределы СССР. Его имя упоминается в обвинительном заключении 28–29 декабря 1934 года.

Полагаю, что Сталин с момента начала расследования не мог допустить утечки информации о том, что произошло на самом деле. Поэтому обстоятельства гибели Кирова до сих остаются малоисследованными.

Существует версия, что, кроме Николаева, на месте покушения был еще охранник Борисов — это уже третье лицо на месте преступления. По официальной версии, он будто бы отстал в коридоре от Кирова и этим воспользовался Николаев. Но в связи с дополнительными исследованиями, проведенными в 2005 году, официальная версия никак не вяжется с выводами криминалистической экспертизы. Картина покушения выстраивается иная.

— Намекаете на шерше ля фам?

— Да, Мильда Драуле, жена Николаева, которую допрашивали сотрудники УНКВД спустя пятнадцать минут после выстрела в Кирова. Но что бы ни произошло на месте преступления, будем помнить, что был убит руководитель ленинградской партийной организации, член Центрального комитета партии, член политбюро, один из десяти самых влиятельных лиц в стране. Сталин не поверил, что это мог сделать убийца-одиночка.

— А при чем тут латвийское консульство?

— Отец Мильды по национальности был латыш. Он был младшим в семье, а по законам Латвии земля передавалась по наследству старшему сыну. Поэтому ему пришлось перебраться в Лужский район и наняться управляющим поместья. Здесь у него родилось трое детей — сын и две дочери. Всем им он дал хорошее образование, Мильда окончила гимназию и все-таки «ударилась» в революцию. Причем впоследствии она тщательно скрывала свой гимназический аттестат, поскольку он мог выдать ее не рабоче-крестьянское происхождение.

К началу тридцатых семья какое-то время оставалась жить в доме управляющего, но дом был передан местному колхозу, всё имущество было распродано, а с ним и корова. По факту родители Мильды Драуле превратились в бедняков, и больше ничто не напоминало их былую принадлежность к «эксплуататорам».

При этом у отца Мильды сохранилось латвийское гражданство, паспорт и родственники в Латвии. Когда Николаев был уволен с работы, семья стала испытывать денежные затруднения. Тогда, в сентябре 1934 года, он с паспортом отца жены пошел в латвийское консульство, чтобы узнать, не полагается ли им какая-то часть наследства от заграничных родственников. Об этом визите он оставил пометки в своей записной книжке.

Также был он и в германском консульстве, но подробности этого визита нам неизвестны. О том, с кем он беседовал в латвийском консульстве, он рассказал на допросах. В принципе, я думаю, это соответствует правде. В записной книжке Николаева есть краткая запись, что там ему предложили написать антисоветскую статейку для публикации на Западе и он в этот момент испугался.

Примечательно, что после убийства Кирова латвийский консул срочно покинул Ленинград и больше не возвращался.

— Убийца с оружием прошел все посты в Смольном незамеченным. Может, это был банальный бардак?

— Не думаю. До 1932 года Николаев работал в Смольном и прекрасно знал, какие учреждения где расположены, как организованы посты охраны комендатуры.

В Смольном было два действующих входа, по которым можно было подняться на третий этаж — в секретарское крыло. Это центральный вход, на нем нельзя было миновать пост комендатуры. По официальной версии, Киров поднялся на третий этаж, свернул в левое крыло и начал движение к своему кабинету в малом коридоре. А Николаев уже находился на третьем этаже, когда туда поднялся Киров, и пошел за ним следом.

Но был еще и второй секретарский вход в левом крыле Смольного. Сохранился документ, согласно которому этот вход открывался и закрывался ключом, а ключи могли быть не только у сотрудников секретариата, но даже у парикмахера.

— Смольный в то время напоминал современный офисный центр — каких только организаций в нем не было, на его территории даже держали свиней…

— Всё правильно. В нем располагалось достаточное количество различных учреждений. Второй этаж занимал Ленсовет, общества. Только в 1935 году, когда были пересмотрены принципы охраны областного комитета партии, их стали в срочном порядке выселять.

— Эдвард Радзинский в своей книге про Сталина пишет, что Николаев на втором допросе сказал следователям странную фразу: «Мы же договорились». О чем они договорились?

— Он не думал, что его жену тоже арестуют. Когда узнал об этом, то стал биться в истерике, отказался от дачи показаний, порвал протокол. Он ожидал чего угодно, но только не того, что это ударит по семье.

На суде Николаев был потрясен, когда ему вынесли смертный приговор. Во время следствия Николаева убеждали признаться, что он был участником зиновьевской оппозиции, действовал не один, и это признание сохранит ему жизнь.

Его вынуждали давать показания, на него оказывалось сильное давление, и, по некоторым данным, оно было не только психологическим, но и физическим.

Известно, что время процесса к нему в камеру подсаживали сотрудников, так как было опасение, что он может покончить с собой. Это был такой истерический тип, от него чего угодно можно было ожидать.

— Следствие продолжалось всего двадцать пять дней. Это нормально?

— Нет, ненормально по простой причине: все судебные процессы, связанные с терроризмом, согласно изменениям в УПК от 1 декабря 1934 года, должны были рассматриваться в течение десяти дней. Следствие завершилось 28 декабря, о его продлении принималось специальное решение.

— В суде были адвокаты?

— Нет. Не было адвоката. Не было и кассации. Приговор приводился в исполнение незамедлительно.

— Ну хоть последнее слово у Николаева было?

— Да, он произнес заключительное слово.

Но что интересно, это было специальное выездное заседание коллегии Верховного суда СССР. Оно проходило в Доме офицеров на Литейном. В зале присутствовала, как понимаете, далеко не широкая общественность.

Вместе с Николаевым судили еще тринадцать бывших комсомольских работников, все они были членами «зиновьевской оппозиции», и их обвинили в причастности к убийству Кирова. Все эти люди реабилитированы, не реабилитирован только Николаев.

Судьба семей этих людей сложилась трагично: лагеря, дети выросли без родителей.

— Если вернуться к Мильде Драуле. Жена убийцы была любовницей Кирова?

— Я могу задать встречный вопрос: а доказательства есть?

— А как же тогда ее работа в Смольном и то, что ей помогали с получением трехкомнатной кооперативной квартиры?

— Совершенно верно, это косвенное доказательство, что Мильда могла быть объектом внимания Кирова. Однако в следственном деле, которое хранится в архиве ФСБ, нет ни одного намека на то, что они были знакомы. Нет этого и в протоколах допросов.

— Это легко можно убрать…

— Так я и говорю, что это косвенное доказательство. Кстати, в деле Николаева также отсутствует информация о его жене и ее контактах с Кировым. Это свидетельствует о том, что эту линию полностью исключили из предварительного следствия. В этом смысле следственное дело абсолютно стерильно.

— Разве НКВД не следил за первыми лицами?

— Немного не так. Задача оперативного отдела НКВД состояла в организации охраны первых лиц во всех ее аспектах. Деятельность оперативного отдела определялась различного рода циркулярами, приказами, рапортами и служебной перепиской. В этих документах фиксировали состав группы выездной охраны Кирова, их командировки. Другое дело, что эти документы носят секретный характер.

Оперативные данные об организации охраны Кирова, данные о тех, кто присутствовал на встречах с ним, могли двигаться дальше, доходить до Москвы.

Знал ли Сталин об «амурах» Кирова? Хороший вопрос, но я не думаю, что Киров был откровенен с ним. Известно, например, что Киров улаживал отношения Сталина и Надежды Аллилуевой во время их ссор. Она приезжала в Ленинград, останавливалась у отца, и Киров был в курсе этого. То же самое было, когда Яков, сын Сталина, рассорился с отцом, приехал в Ленинград и одно время жил здесь. Киров встречался и с ним, и с отцом, чтобы помирить их. Это всё было приватно. Но так, чтобы Киров сказал: «Коба, знаешь, у меня жена больная, и я влюбился в молодую» — такое невозможно представить. Я не думаю, что он мог быть настолько откровенным со Сталиным.

— Есть сведения, что Киров не чурался изысканного женского общества и якобы в особняке Кшесинской устраивались целые вечера для него с дамами. Насколько это достоверно?

— Одно могу сказать — это несусветная глупость. Киров понимал, что он всегда на виду. Например, в 1934 году в Ленинграде принимали челюскинцев, и по этому поводу в Большом Петергофском дворце организовали банкет. Киров довольно скоро уехал с него, поскольку на столе были не только закуски, но и горячительные напитки, и народ быстро разгорячился. Известно, что пьяных людей Мироныч не жаловал, сказывалась детская травма в виде сильно пьющего отца, который выгонял детей и жену на мороз и безбожно избивал его мать.

Я не представляю, чтобы он приезжал в особняк Кшесинской «прожигать жизнь» с балеринами. Это исключено. Другое дело, что в его личной жизни могли присутствовать и присутствовали женщины, однако это не становилось предметом достояния общественности. Его личная жизнь была достаточно закрытой. Кроме того, любые слухи пресекались.

— Если вернуться к облику Кирова, то как можно объяснить, что он отдал в детдом родную дочь?

— Эту историю можно трактовать двояко. На сегодняшний день не удалось доказать: родная она или приемная? Это случилось во Владикавказе в Гражданскую войну. Город брали то белые, то красные. Киров ушел в подполье, затем возглавлял военно-революционный совет 11-й армии на Кавказе, а Мария Львовна, его жена, по одним воспоминаниям, взяла на воспитание девочку, потому что ее мать, партийного работника и еврейку, расстреляли белые. Потом ее отправили в детский дом, но не простой, а для детей партийных работников.

Есть вторая версия, ее тоже не стоит исключать. Когда Киров воевал в Астрахани, а Мария Львовна оставалась во Владикавказе, захваченном белыми, то вполне возможно, что у него был роман, и появилась девочка. Именно про нее в 1944 году во фронтовой многотиражке писали, что дочь Кирова освобождает город его имени — Кировоград.

Что касается самого Кирова, то есть воспоминания по этому поводу. Он считал, что заводить детей, учитывая степень занятости, было бы безответственно. Эта сентенция, которой он поделился с близкими людьми, имела и психологическую подоплеку: Мария Львовна, его жена, и ее две сестры никогда не имели детей, сам же Сергей Миронович, осиротев в семь лет, воспитывался в приюте, это оставило горький след в его памяти.

— Те, кто жил в советское время, хорошо помнят особое отношение к Кирову: на портретах приветливое лицо, широкая улыбка, всегда подчеркивалась его популярность в партии. Он на самом деле пользовался такой поддержкой или таким его сделала пропаганда?

— В то время рабочие делили всех на «свой» и «не свой». Свой Киров — Мироныч, был выходцем из той же среды. Зиновьев таким не был: толстый, рыхлый, с бабьим голосом. Киров был «свой», потому что всё знает и горя хлебнул.

Не стеснялся никакой аудитории, мог собрать митинг и очень здорово пропагандировал, чтобы рабочие выполнили план, взяли повышенные социалистические обязательства. Любой вопрос он мог объяснить рабочим простым и понятным языком. Ему верили, за ним шли, и это был харизматичный руководитель.

Другое дело, как мы сейчас к этому относимся. Если почитать его речи, то, господи, какая же это барабанная дробь! Но тогда и не были нужны высокие смыслы, высокая философия.

Идеализировать Кирова, конечно, не надо, но основная партийная и рабочая масса не только поддерживала его, но и считала своим лидером.

— Правда, что когда Сталин приехал в Ленинград на следующий день после убийства, то на перроне вокзала он первым делом ударил кулаком в лицо начальника кировской охраны Медведя?

— Медведь, начальник УНКВД по Ленинграду и ЛО, крепкий, здоровый мужчина, выше Сталина на голову. Так что дотянуться до его лица было непросто. Куда страшнее оплеухи был сталинский гнев и ярость. Не думаю, чтобы он настолько плохо владел собой, чтобы бить по лицу в присутствии охраны.

— Почему Медведь получил минимальный срок?

— Люди, отвечающие за организацию охраны первых лиц и допустившие гибель Кирова, были осуждены на три года за халатность. Медведь получил три года лагерей, отбывал срок на Колыме, где занимал руководящие посты в системе «Дальстроя».

— То есть родственников Николаева, которые вообще ни при чем, расстреляли, а тут — халатность?

— Руководство ленинградского НКВД расстреляли в 1937–1938 годах, в разгар политических репрессий, это уже другая история.

Что касается родственников Леонида Николаева, то малоизвестен факт, что после его задержания дополнительные силы ленинградской милиции были брошены на розыск его родного брата Петра, который к тому времени дезертировал из Красной Армии. Он был задержан только на третий день, давал показания.

Из армии он дезертировал, вероятно, из-за слабого здоровья и неприязни к армейской дисциплине. Его дело было выделено в отдельное уголовное производство. В ходе допросов он показал, что ненавидит советскую власть.

— Почти сразу после убийства в народе появилась частушка «Эх, огурчики-помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике»…

— Реакция была разной.

— Историки пишут, что несколько человек было расстреляно за распространение слухов о внебрачных отношениях Кирова. Так и было?

— Тогда это формулировалось как «распространение контрреволюционных слухов», что влекло за собой суровые уголовные наказания. Конечно, это была трагедия. Людей арестовывали, обвиняли в террористической деятельности. Первыми акциями устрашения стали публикации в газетах, расстрельные приговоры над так называемыми террористами в Москве, Ленинграде, Киеве и Харькове. В общей сложности по этим приговорам было расстреляно 144 человека. Это был акт возмездия. Впоследствии все они были реабилитированы.

— Их всех обвинили в участии в убийстве Кирова?

— В террористической деятельности. Это был, можно сказать, акт запугивания.

— Правда, что Николаев был так нескладен, что руки были ниже колен?

— Про руки не знаю, возможно, это могло показаться из-за его небольшого роста — где-то 154 сантиметра. Он был непропорционально сложен. Сохранившиеся фотографии полугрудные, нигде невозможно увидеть его в полный рост.

Вероятно, своей непропорциональной фигурой производил неприятное впечатление. При этом он имел богатую шевелюру, а при разговоре мог обрызгать собеседника слюной. В общем, ни у кого не вызывал симпатию.

Николаев родился в неблагополучной семье: отец — хронический алкоголик, мать — неграмотная, работала уборщицей в трамвайных вагонах. Кроме него, еще были дети. Жили они в какой-то трущобе на Выборгской стороне.

У Леонида была тяжелая форма рахита, и мать таскала его на спине в больницу, потому что он не мог ходить. Затем на два года его поместили в больницу. В своем дневнике он писал, что его отправили на грязи в Эстонию, помог благотворительный фонд, и после он уже пошел в школу. К одиннадцати годам он более или менее был на ногах, но учеба давалась ему с трудом. Он был крайне неначитанным ребенком, такое, знаете ли, дитя маргиналов.

— Типичный Шариков?

— Можно и так сказать. При этом он был невероятно честолюбив. Когда началась революция, он сразу понял, что комсомол — это хорошая возможность получить работу и паек. Стал прибиваться к компаниям комсомольцев, они продвигали его по служебной лестнице.

Но честолюбие у него было такое, что если бы узнал, что жена ему неверна, он и из этого поимел бы выгоду. А вот характер у него был склочный, поэтому с ним никто не мог сработаться, и если появлялась вакансия в другом учреждении, его быстро переводили туда.

— Как же симпатичная Мильда вышла за него замуж?

— Дело в том, что в 1924 году Николаева направили в Лужский район поднимать комсомольскую работу. Там он и познакомился с ней. Она тоже была невысокого роста и, по всей видимости, увидела в Николаеве человека, приехавшего из бывшей столицы, человека с перспективами. У него было жилье в Ленинграде, он работал в Выборгском райкоме, значит, какой-никакой начальник.

Сохранились дневниковые записи Николаева, где он пишет, как они познакомились, обсуждали какие-то статьи, потом стали оставаться вдвоем всё чаще… В архиве есть даже интересная фотография, на ней большой деревянный дом и подпись: «Это место нашей первой брачной ночи».

В Ленинград они уже вернулись вдвоем. Сначала жили в квартире, которую ему дали как комсомольскому работнику, но в конечном итоге переселились к его матери. Там жили еще две сестры, брат. Семья, надо сказать, была неблагополучная, любили выпить, погулять.

Квартиру Николаеву так и не дали, но появилась возможность приобрести кооперативную на Лесном проспекте. На вступительный взнос они потратили деньги, вырученные от продажи отцовского имущества в Лужском районе. Причем это была не однокомнатная и не комната в коммуналке, а целая трешка в Батенинском жилмассиве. Их сын Маркс Драуле вспоминал, что одну из комнат называли кабинетом отца.

Правда, в квартире не было горячей воды и ванной комнаты, но всё равно это была очень хорошая квартира.

— У Николаева и Мильды Драуле было двое детей — Маркс и Леонид. Как сложилась их судьба?

— Крайне непросто. Отца арестовали на месте преступления, Мильду в Смольном, есть первый протокол ее допроса — в 16:45. В это же время на их квартире на улице Бабурина устраивают засаду, в ней находились дети и бабушка. Маркс потом вспоминал, что им привозили еду в пакетах.

2 января 1935 года, согласно документам, их забрали и отправили сначала в детский распределитель, а потом в детский дом, но в разные группы, потому что Марксу было семь лет, а Леониду три годика.

Мне удалось найти Маркса Леонидовича, он проживал в Амурской области. Кстати, он умер совсем недавно, три года назад. Я послала ему карточки учета детей из детского дома, они составлялись на каждого ребенка. Он был потрясен тем, что в графе «родители» было написано, что они отказались от него. Он никак не мог в это поверить.

Когда ему исполнилось шестнадцать лет, воспитательница предложила ему сменить фамилию, но он отказался, так и остался Драуле. Он с младшим братом сразу был зарегистрирован на фамилию матери.

Он рассказал мне, что во время блокады их детский дом эвакуировали в апреле 1942 года. Сначала они попали на Северный Кавказ, потом в Киргизию и осели только в Узбекистане. Я спрашивала его: как к нему относились, все-таки сын репрессированного? Он говорил, что не чувствовал ничего особенного.

После войны ему не разрешили вернуться в Ленинград, и он сначала работал автомехаником в Узбекистане, обслуживал вертолеты, потом перебрался в Амурскую область. Его младший брат вышел из детского дома позднее, но его следов не удалось найти ни Марксу Леонидовичу, ни мне. Вероятно, он сменил фамилию.

— Ваш музей-квартира сохранился не столько как кировский, сколько как отражение эпохи?

— Я ни минуты не жалею, что все эти годы пыталась не только сохранить музей, но и сделать его посещаемым, открытым для обсуждения самых острых тем. Дело не в Кирове, он маркер времени, а в нем очень много отражается — и трудовые победы, и репрессии, и необычный прорыв в образовании и культуре.

— Что характерно, музея Жданова нет…

— Потому что он не стал тем человеком, к которому бы шли.

Для меня музей Кирова, как окно в Ленинград двадцатых-тридцатых годов. Я как рожденная в Ленинграде люблю распахнутые окна.

Беседовал Андрей Морозов, специально для «Фонтанки.ру»