Вице-премьер Дмитрий Чернышенко 24 декабря отчитался о том, что с апреля 2025 года все российские школы начнут перед зачислением детей иностранцев тестировать их на знание русского языка. Закон об этом Госдума приняла в начале декабря, но что делать с теми детьми, кто не сдаст экзамен, в нем ничего не говорится.
Суть закона, одобренного Госдумой 11 декабря, во внесении изменений в две статьи федерального закона «Об образовании». Во-первых, единственная до сих пор существовавшая причина, почему ребенка могли не взять в школу, — отсутствие свободных мест — дополнилась обязательным требованием сдачи языкового экзамена для ребенка без российского гражданства.
Во-вторых, меняется порядок приема детей-иностранцев в образовательные учреждения. Если ранее декларировалось, что «иностранные граждане обладают равными с гражданами РФ правами на получение дошкольного, начального общего, основного общего и среднего общего образования», то теперь это равное право они смогут реализовать, только подтвердив — бесплатно — знание русского языка, достаточное для освоения указанных образовательных программ. На этом изменения заканчиваются.
Порядок проведения экзаменов, согласно закону, отдается на откуп Министерству просвещения. Стоит ожидать, что именно это ведомство даст ответ на вопросы, сколько попыток будет даваться иностранному ребенку на сдачу экзамена и как он сможет к нему готовиться. Например, будут ли заранее публиковаться тренировочные и примерные задания, как это сейчас происходит с ЕГЭ и ОГЭ.
А вот какое ведомство будет решать, что делать с детьми, которые этот экзамен не сдадут или вовсе не пойдут на него, в Госдуме ничего не сказали.
«Фонтанка» попросила экспертов в области педагогики прокомментировать законодательное нововведение и оценить его перспективы — насколько они помогут в сложившейся ситуации.
Василий Середа, доктор медицинских наук, профессор СПбГУ, директор Социально-реабилитационного центра для несовершеннолетних Российского Красного Креста (РКК) на Руставели:
— Вице-премьер Дмитрий Чернышенко сообщил 24 декабря, что в России с 1 апреля 2025 года начнется тестирование детей мигрантов на знание русского языка для приема в школы. Это оправданная мера, потому что если учителя вынуждены очень много внимания уделять этим детям, страдает большая часть класса.
У Министерства образования пока нет методических рекомендаций по поводу проведения тестирования. Мы не знаем, в чем оно будет заключаться, по каким критериям будут составляться тесты. Школы и сейчас проводят свое тестирование. Но в свете принятого нового федерального закона оно должно быть другим, утвержденным неким ведомственным постановлением Минпросвета, которое получат все заинтересованные учреждения. Думаю, до 1 апреля все должны как-то подготовиться к этому.
Правда, мне пока непонятно, что будет происходить с детьми, которые тестирование не прошли, а их родители уже имеют регистрацию, платят налоги. Детей оставят без обучения? Скажут: «Отправляйте ребенка на родину»? А если там нет ни бабушек, ни дедушек, родителям придется уезжать вместе с ними?
В моем понимании нужны центры адаптации для этих детей, в том числе для подготовки к школе. Не могут же они на улице остаться — в таком случае мы обрекаем их на бродяжничество, «сбивание в свои анклавы»? Что им остается — становиться находкой для каких-то ваххабитов или других преступных сообществ? Что будет с этими детьми?
На самом деле в предыдущих постановлениях правительства, в указах президента по миграционной политике до 2030 года всё подробно расписано, в том числе в этих нормативных документах регламентировано и создание центров адаптации и для самих мигрантов, и для членов их семей — значит, и для детей.
Важно еще понять, чего мы хотим достичь введением тестирования — отбора детей в школы, создания системы адаптации и обучения русскому языку детей мигрантов? Если задача отсечь нелегалов, то, естественно, и их дети не получат регистрации, то есть не смогут пройти тестирование (их к нему, скорее всего, не допустят) и попасть в школу. На родину их можно отправить, когда отправят родителей, значит, они могут оставаться здесь с теми рисками, о которых я уже упомянул.
Если мы действительно хотим помочь школам не перегружать классы большим числом детей, не знающих русский язык, надо открывать какие-то подготовительные отделения — возможно, при тех же школах или при центрах социальной защиты населения. Возможно, миграционная служба создаст какие-то свои центры адаптации для таких детей. На сегодняшнем этапе всё это непонятно.
В нашем Социально-реабилитационном центре для несовершеннолетних Российского Красного Креста (РКК) на Руставели завершилась месяц назад программа для детей-инофонов, которую мы с 2023 года реализуем с помощью гранта от комитета по межнациональным отношениям Петербурга. Люди уже звонят, спрашивают, когда мы откроемся снова. Наши специалисты на своем опыте убедились, насколько важна помощь в адаптации детям и их родителям: в освоении языка, в знакомстве с культурой и городом, в психологической поддержке.
Насколько я знаю, в бюджете Петербурга заложены деньги на такие программы адаптации. Но конкурс еще не объявлен, как правило, он проводится в апреле–мае. Как раз на апрель запланировано тестирование. Думаю, что будет большой наплыв детей, потому что и сегодняшнее школьное тестирование им пройти трудно: на родине (в Таджикистане, Узбекистане) русский язык преподается слабо — один, максимум два урока в неделю.
Валерий Монахов, заведующий кафедрой ЮНЕСКО по педагогическим наукам РГПУ им. Герцена
— Когда не владеющие русским языком дети, нередко в немалом количестве, оказываются в классах, — это большая проблема для школ. Поэтому я полагаю, что запрет на их прием заставит искать пути, каким образом этим детям дать образование, чтобы они могли овладеть языком и интегрироваться.
Достичь этого можно разными способами. Первый должен использоваться в странах, откуда люди собираются выехать в Россию: уделять больше внимания преподаванию русского языка.
Второй путь — для России: у нас, вероятно, потребуется организовать подготовку детей иностранцев к школе. Это должно быть обучение языку и культуре с тем, чтобы так или иначе они могли бы достичь уровня, позволяющего им поступать в образовательное учреждение. Форматы подготовки могут быть разными: курсы, школы выходного дня. Кто может быть их учредителем и создателем — это тоже вопрос, который надо прорабатывать специалистам в этой области и заинтересованным в решении этого вопроса сторонам.
Можно использовать зарубежный опыт стран, где есть специальные курсы обучения языку, поскольку людям нужно интегрироваться в новое культурное пространство. Им оказывается определенная государственная поддержка.
Принятию этого закона предшествовало последовательное движение в сторону ограничений для плохо говорящих по-русски детей-иностранцев. Сперва высказался замглавы Совбеза Дмитрий Медведев.
«Невозможно, когда ребенок приходит, а в некоторых классах три четверти людей, первоклашки, не говорят по-русски. Надо постепенно заставлять их учить. А кто не учит — ну, не пускать»
Заодно он выразил недоумение в отношении мигрантов: «какого черта они тащат с собой свою семью».
Следом стало известно, что Министерство просвещения разослало в регионы официальное письмо с рекомендацией ограничить в классах число детей мигрантов, плохо говорящих по-русски. Их, по мнению профильного ведомства, должно быть не больше трех. В письме шла речь, правда, только о детях с иностранным гражданством. Что делать, если в каком-то регионе не очень здорово по-русски говорят первоклассники — граждане РФ, ничего не говорилось.
Дальше в ход пошли цифры. Сперва, еще летом, глава департамента госполитики и управления в сфере общего образования Минпросвещения Алексей Благинин заявил, что по итогам 2023/2024 учебного года 12% детей мигрантов «не владеют или слабо владеют» русским языком. Всего он на всю страну насчитал таких 25 тысяч.
Тут есть небольшая математическая неточность. Дело в том, что, по данным самого министерства, в 2023/2024 году в российских школах училось 177 460 детей, имеющих иностранное гражданство. А 12% от них — это все же не 25, а 21,3 тысячи.
Далее, уже перед самым принятием нового закона, ставки резко пошли вверх. Спикер Госдумы Вячеслав Володин заявил, что, «по данным выборочного мониторинга, на начало учебного года сложности со знанием русского языка — у 41% детей мигрантов». Считал он из расчета ранее приведенной им же цифры «более 200 тысяч детей мигрантов». Итого вышло уже 82 тысячи иностранцев, на которых направлен свежепринятый закон. Который, кстати, ничего не говорит о том, должны ли проходить тестирование те, кто уже поступил в школы и все еще не знает русского.
Даже уже приведенные чиновниками цифры позволяют прикинуть, насколько же распространена языковая проблема в современной российской школе. Официальная цифра общего числа школьников всех возрастов в государственных и частных школах в статистике Минпросвещения — 17 396 717 в «обычных» классах, 171 598 — в классах для детей с ограниченными возможностями здоровья и 221 257 — в классах для детей с умственной отсталостью. Из них детей с иностранным гражданством (а не только тех, для кого русский неродной), соответственно, 175 532, 1 399 и 529.
Нетрудно подсчитать, что доля плохо говорящих по-русски иностранцев составляет в российских школах чуть больше 0,1%. Вряд ли стоит говорить, что проблема преувеличена — она действительно присутствует, хотя и точечно. Однако для сравнения: в классах для детей с тяжелыми нарушениями речи в России учится 21 869. С ними, разумеется, работают по особым методикам и специально обученные специалисты. Но масштаб проблемы сопоставим, и очевидно, что плохое знание русского языка необязательно является непреодолимым препятствием для получения школьного образования. Были бы грамотные специалисты и политическая воля.
Вместе с тем стоит признать, что проблема детей-иностранцев в России нарастает. Если в 2021/2022 году их было в школах 125 тысяч, то уже в следующем — 174, а в 2023/2024 — почти 179 тысяч. Ситуация, когда треть детей в классе не говорит по-русски, о которой рассказывал Дмитрий Медведев, все же пока исключение из общей массы, но проблема есть, и ее действительно необходимо как-то решать.
Денис Лебедев, Ирина Багликова, «Фонтанка.ру»