«И все черным-черно. Вонь стоит». Петербурженка рассказала, как чистила пляж в Анапе

Жительница Санкт-Петербурга Евгения Черепанова в середине декабря прошлого года увидела в социальных сетях посты о катастрофе в Анапе после крушения танкеров с мазутом. Практически тут же она купила билет и 22 декабря уже находилась на месте, а под конец года вернулась обратно. В привычной жизни Евгения работает в фирме, занимающейся продажей ламинированных древесностружечные плит, однако в конце декабря ей пришлось овладеть мастерством чистки пляжей от нефтепродуктов.

О запахе мазута, запотевающей маске и чувстве бессмысленности петербурженка поговорила с корреспондентом «Фонтанки».

— Почему решили поехать в Анапу?

— Периодически делаю такие выезды. В 2024 году экоблогер Алексей Сибирский приехал в Ленинградскую область высаживать деревья в местах, где их вырубали. Мы — экоактивисты — собирались и ездили. Я совершенно случайно увидела посты о происходящем в Анапе, когда листала ленту. Где-то в рекомендациях выскочило [видео блогера]. Знаете, появилась такая мысль, что я должна там быть. Не было каких-то рассуждений… Сердце кровью обливалось, когда я увидела видео. Несправедливо это все. В тот же вечер купила билеты, через день уже была там. У меня отпуск как раз начался, ну я и рванула.

— Вот вы приехали в Анапу. И что происходило дальше, сразу начали заниматься уборкой мазута?

— На тот момент еще был не отлажен весь маршрут для волонтеров. Все делалось силами добровольцев и просто неравнодушных жителей. Я купила билет, затем прилетела в Адлер, а дальше рекомендовали поехать на «Ласточке». Однако на нее уже ни одного билета не было. В чате волонтеров увидела, что организовали бесплатный трансфер, который отъезжал от аэропорта в Адлере. Через этот же чат мне скинули несколько вариантов, где могут бесплатно принять. Я жила в Витязево — рядом с Анапой. Жила в отеле «Атриум». Все бесплатно для волонтеров и с питанием. Я даже не ожидала, что так может быть.

— Для всех волонтеров были такие условия?

— Настолько неравнодушные жители попались. Естественно, это были единичные случаи таких отелей, которые откликнулись и бесплатно были готовы принять. Были и те отели, которые взвинтили цены за сутки до 5–6 тысяч для тех же волонтеров. Это, конечно, дикость какая-то была.

— А как приступили к работе?

— На следующий день я попала уже в штаб. В нем выдавалось все: и костюмы, и инвентарь для уборки, и различные медпрепараты (сорбенты и от кашля). Но я приехала туда со своим всем, я заранее купила костюмы, маску и сапоги. Полностью. Не знала, куда еду. Будет ли там [все необходимое], не будет. На самом деле все было. Были волонтеры, которые в потоке со мной приехали, без ничего, их снабдили всем. Оставалось только идти и работать. Чем, собственно, мы занимались с утра и до темноты.

— Какое у вас было первое впечатление, когда вышли на загрязненный мазутом пляж?

— Ну, знаете, без слез не взглянешь, так можно сказать. Тяжело было смотреть, потому что пляж в буквальном смысле черный. Переступаешь два шага — и все черным-черно. Вонь стоит. В месте, где мы были, уже не было ни птиц, ни рыб. Успели увезти мертвых, кого находили. Птицы, которые чувствовали себя более-менее, улетали подальше, других отлавливали волонтеры для отмывки.

Каждое утро приходишь на пляж как на работу, даже стараешься не думать о том, что человеческий фактор [в произошедшем] сыграл, иначе начинают эмоции накрывать. Я отключалась. Наши девочки говорили: такое впечатление, что ты постоянно на такие мероприятия ездишь. Ну да, я старалась отключать эмоции, потому что боялась — расклеюсь и толку от меня там не будет. Тяжело, да.

— Опишите сам процесс уборки мазута.

— Слушайте, к тому моменту, как я приехала, волонтеры уже набили шишек с этим мазутом. Они раньше его просто в один мешок складывали, а потом поняли, что через сутки-двое мазут начинает их разъедать и вытекать из этих мешков. Потом было принято решение в мешки вставлять полиэтиленовые пакеты. Специальные люди стояли, кто это все делал, наматывал эти мешки. Мы приходили, брали готовые и тащили их с собой на пляж.

Мы обычно парами работали. Одна девочка стоит и этот мешок держит, потому что ветер дует со всех сторон. А вторая девочка берет лопатой мазут с песком и туда заваливает. Первая еще контролирует ситуацию, чтобы все равномерно рассыпалось и мешок оказался подъемным для мужчин, которые будут его забирать. Ну и жгутом все это дело [после] затягивается.

Ты в перчатках, ты в маске… Все это запотевает. Пальцами еще невозможно эти жгуты… Если попадешь с пятого раза, то уже хорошо. Знаете, это такой кропотливый труд. Самое тяжелое было в шторм, но по крайней мере было меньше запаха, только было тяжело справляться с мешками.

Когда копаешь, то вроде бы верхний слой этого мазута снимаешь… И нечаянно где-то можно копнуть чуть [глубже] и видишь, что там сантиметров через 10–15 опять слой мазута. Здесь сразу внутри появляется какое-то чувство безнадеги. Думаешь: что это такое? Я столько делал-делал, а тут вот еще оно.

— Не было ощущения, что вообще эта вся уборка не имеет никакого смысла?

— Когда мы с девочками собирались в штабе на обед, разговаривали, да, многие об этом думали. Я такие мысли не допускала. Категорически думала, что это все не зря. Мы все тут собрались, мы тут пашем как муравьи, это не может быть зря. У многих были мысли, во-первых, было ли вообще полезно то, что мы делаем… А во-вторых — не наносим ли мы еще больше вреда, потому что с мешками история тоже была непонятна: куда их будут вывозить, что с ними будут делать?

— Понял. А вы сами как оцениваете, это полезно было?

— На тот момент из всех возможных вариантов, что мы могли сделать, это единственное, что мы, наверное, могли и делали. Физически мы больше ничего не могли сделать. Ни уплыть в море откачивать эту нефть, ни как-то там еще что-то. Таких грандиозных и глобальных вещей мы сделать не могли. Мы чисто по-человечески пытались хоть какими-то мелкими шагами хоть что-то предпринять. Сейчас я уже понимаю, когда приехала назад, что это была капля в море. Хотя мы достаточно большие участки расчистили пляжей, но без техники это было очень тяжело.

— Расскажите про людей. Кто приехал и чем объединены эти люди?

— Основная масса — это Сочи, Краснодар. Очень много оттуда людей, ехали автобусами. Из Анапы не так много я встречала, Воронеж был, из Крыма, Москва активно ехала. Откуда-то еще с севера были ребята. Знаете, разброс достаточно большой. До того момента, пока не подключились власти, это были единомышленники на одной волне. Где-то даже можно было без слов понять. У всех была одна цель, шли и делали, то есть не задавались вопросом — надо или не надо. Когда уже подключились люди, которых принудительно начали привозить очищать пляжи, тут уже начался раздрай. Чувствовалось, что людей заставляют, им это не хочется делать.

— А кого было больше — волонтеров или других?

— Волонтеры были все эти дни и по сей день едут. А те, кого стали заставлять приезжать, они появились… по-моему, 25-го числа они появились у нас там. Да, там неприятный разговор состоялся о появлении человека от властей 24 декабря.

— В чем был неприятным разговор?

— Представитель губернатора приехал с какими-то ребятами и говорит: ну что, мы будем тут органами мериться или как бы заниматься каким-то общим делом? Давайте мне тут главного, что вам нужно, вы перечисляйте, губернатор это вам все предоставит. Все сидят, знаете, в таком шоке: на девятый день вы появились и говорите о том, что наконец вы созрели выдать какой-то инвентарь или какую-то помощь… Я просто со стороны увидела, совершенно случайно, нас там несколько человек было, мы на обед пришли.

— Как отреагировали ваши близкие, родственники и друзья на внезапный отъезд в Анапу чистить пляжи от мазута?

— Тут случился раскол. Сначала люди были в шоке — не ожидали, почему и зачем. Наверное, из всего моего окружения только пятая часть поддержала меня, когда я кидала эти кличи, что нужны люди, распространяйте информацию, что власти не вносят никакой лепты в эту историю, что нужно поднимать эту бучу, как-то огласку дать. Только пятая часть, а остальные… даже было где-то грустно от того, что у меня в окружении очень маленькая часть людей смогла поддержать и вообще понять эту историю.

— Как вы бы сами оценили, насколько серьезная ситуация произошла в Анапе?

— Это катастрофическая ситуация. Мы в чате общаемся с волонтерами, с кем там познакомились. Информацию получаешь же непосредственно из первых уст. Когда ребята, с которыми ты сегодня обедал, уехали отлавливать птиц или еще кого-то, а затем шлют фотографии этих погибших животных, дельфинов, крабов… Смотришь — ты просто в шоке, потому что масштаб неимоверный. Почему сами жители Анапы закрылись от этой проблемы? Не все, конечно, но большая часть. Это же бизнес, туризм и люди. Урон, который сейчас нанесли морю, глупо думать, что в этом же году будет какой-то туристической сезон. Там совершенно небезопасно. Как говорят экологи, только для восстановления фауны там уйдет 7–10 лет. Колоссальный просто урон нанесли, и это очень грустно.

— Мне рассказывали, что при выходе на пляж чувствуется просто ужасный запах мазута. Можете описать, чтобы наши читатели попробовали понять, как это вообще?

— Запах мазута вплоть до головной боли. Нам даже в штабе было рекомендовано не более двух часов там находиться, возвращаться на час, проветриваться. Опять на два часа мы идем, на час возвращаемся, потому что даже в респираторах все равно… где-то ты начинаешь потеть, рукой сдвинешь маску, попадает запах. Кто-то вообще снимал эти респираторы и ходил, хотя во все чаты трезвонили, что так делать небезопасно.

Мы с девочками категорически [от такого] воздерживались, потому что запах стоит аж до горечи в горле.

В один из дней была температура плюс 15 градусов. Испарение началось, запах. Мазут начал плавиться. Было вообще ужасно. Я даже не представляю, что там будет летом, потому что если не успеют очистить, то на пляже будет тяжело находиться. Час-два максимум. Девочки даже получали отравление, то есть головные боли начинались, першение, кашель.

— Как думаете, успеют очистить или шансов мало?

— Муниципалы сейчас подключились активно, технику хотя бы выгнали. Вот эти последние 2–3 дня у нас там техника работала. Я не знаю, успеют или нет, потому что это же на берегу только малая часть того, что из танкеров вылилось, а основная часть легла на дно. Не знаю. Считаю, что та сторона на ближайшие пару-тройку лет точно закрыта для туризма, для нормальных людей точно. То есть в здравом уме вряд ли кто-то поедет.

— Если кто-то из читателей «Фонтанки» решит поехать, то как ему стать волонтером?

— На данный момент закрыты все сборы, на данный момент представители власти просят волонтеров пока не ехать, якобы они справятся своими силами. Это, конечно, круто, это должно было произойти давным-давно, а не когда на поток люди встали и находятся в дороге, не могут развернуться и поехать обратно. Прежде всего тем, кто думает ехать, необходимо вступить в чат «Разлив нефти» в «Телеграме». Это основной чат, где есть вся информация от волонтеров. Если кто волонтером соберется — нужно обязательно зарегистрироваться на сайте «Добро.ру». Без этого в официальный штаб не примут.

— К представителям власти какие-то вопросы есть?

— Наверное, самый наболевший вопрос: почему была такая ситуация допущена? Пытались в принципе на нее закрыть глаза, пока кипеж не подняли такой, что верещали просто во все трубы. Просто знаю, там петиции такие писали, трубили везде и всюду… Сейчас многие вопросы закрылись, мы не имеем информации, теперь знаем, что открывается главный штаб, что это все под контролем властей. А что, чего и куда вывозится? Мы неравнодушны, кто уже там побывал, не можем понять и получить ответы на многие вопросы. Хотелось бы, чтобы где-то можно было получать информацию от представителей власти.