Осень матриарха: достойная старость в драме Франсуа Озона «Что случилось осенью»

В новом фильме Франсуа Озона 81-летняя звезда театральной сцены Элен Венсан создает очаровательный образ старушки-божьего одуванчика. Единственное, что омрачает ее тихую жизнь в бургундской деревне, — плохие отношения с дочерью, которая не дает бабушке насладиться каникулами с любимым внучком. Но выход из положения находится, хотя и несколько двусмысленный.

«Что случилось осенью» (или, если переводить название буквально, «Когда приходит осень») Озон постарался построить на намеках и умолчаниях, предоставляя зрителю самому решать, что произошло (или не произошло) за кадром и насколько тот или иной персонаж виноват. Самое очевидное в этой картине — то, что милейшую героиню режиссер не хочет обвинять ни в коем случае. Отношение к ней задается еще в прологе, когда стройная старушка Мишель в узкой юбке с разрезом, черных колготках и приталенном розовом пуховичке приходит в церковь послушать проповедь о Марии Магдалине. Историю о блуднице, которая омыла ноги Иисуса своими слезами и вытерла своими волосами, героиня слушает с таким потрясенным видом, как будто впервые, и Элен Венсан явно собирается в конце сцены заплакать. Хорошо, что Озон все-таки не включил эту слезу в окончательный монтаж, но почему героиня от всей души идентифицируется с Магдалиной, выяснится где-то в середине фильма.

Крупная слеза ближе к финалу фильма все-таки покатится по другой женской щеке. Это щека одной из любимых озоновских актрис Людивин Санье, которую он снимал еще юной ангелоподобной блондинкой в «Каплях дождя на раскаленных скалах» и позже в своем хите «Восемь женщин». В новом фильме она демонстрирует разительную трансформацию в роли весьма отталкивающей дочери героини. Дочка неохотно привозит внука бабушке в ненавистную деревню и откровенно намекает, что пора бы уже матушке написать дарственную на дом, чтобы потом наследнице не пришлось платить слишком большие налоги.

«Я же уже квартиру тебе подарила», — робко лепечет Мишель и подкладывает дочери грибочков, которые только утром нарвала с ближайшей подругой, в каком-то смысле коллегой и практически сестрой (еще одна заслуженная французская актриса Жозиан Баласко). У подруги тоже проблемы с ребенком, который готовится выйти из тюрьмы («Детей мы упустили», — печально резюмирует в одном из откровенных разговоров героиня Баласко).

Тем не менее свежеоткинувшийся сын Венсан (Пьер Лоттен) оказывается милейшим, хотя и неотесанным пареньком, который с удовольствием нанимается к Мишель пилить дрова и полоть сорняки в ее гигантском саду. Когда расстроенная бабушка, отчаявшись заполучить внука на каникулы, просит Венсана выкинуть два огромных пакета с вещами, напоминающими о ребенке, великовозрастный балбес начинает трогательно возиться с детскими игрушками, и нетрудно понять озоновскую символику: сын подруги временно замещает для героини внука, с которым ее разлучила черствая дочка. А та продолжает копить претензии к матери, которая зарабатывала на жизнь не тем занятием, которым принято гордиться.

Мишель и сама кается, что не смогла стать хорошей матерью — это происходит в разговоре с женщиной-следователем, когда внезапный сюжетный поворот требует вмешательства полиции. «Обычная ситуация», — с готовностью вздыхает полицейская, сама глубоко беременная, а на вопрос героини об отце ребенка гордо отвечающая, что «отца нет». Позже мы узнаем, что у полицейской благополучно родилась девочка, которую мать назвала Евой. Этим библейским именем Озон как бы намекает на извечность конфликта между матерями и дочерьми, переходящего, как своего рода проклятие, из поколения в поколение.

«Первые несколько лет с дочкой все было так хорошо…» — умиляется в какой-то момент Мишель. Сожаление о том, что дочурка слишком быстро превращается в монстра, копящего претензии к родительнице, могли бы разделить очень многие матери, как бы намекает Озон. В принципе он правильно улавливает изначально невротизированную природу отношений «мать-дочь», о которой говорит в интервью с некоторым даже удовольствием. Но будучи мужчиной, к тому же лишенным счастья (или несчастья) отцовства, сам режиссер не способен всю эту болезненную родительско-детскую проблематику прочувствовать изнутри, она не сидит у него в печенках — по крайней мере, такое впечатление оставляет «Что случилось осенью», фильм по-своему обаятельный, но поверхностный.

Тема старости и смерти, затронутая в «Что случилось осенью», заставляет по аналогии вспомнить еще одну семейную драму Озона, «Все прошло хорошо», снятую три года назад с гораздо большим азартом, чувством и тонким юмором. Тогда, вроде бы сохраняя ироническую дистанцию, Озон на самом деле гораздо лучше показал семейные отношения «любви-ненависти» и глубже заглянул в души своих героев — разбитого инсультом невыносимого отца и взрослой дочери, вынужденной выполнить его последнюю просьбу, несмотря на все препятствия и риски, как юридические, так и морально-этические. Вероятно, «Все прошло хорошо» получилось более интересным фильмом благодаря литературной основе сценария — автобиографическому роману Эммануэль Бернхейм, а сценарий «Что случилось осенью» Озон писал самостоятельно, и похоже, психологическими нюансами и противоречиями не слишком заморачивался. Они в новом фильме разрешаются достаточно просто, можно сказать, с той же самой библейской простотой, которая присуща истории о Марии Магдалине.

У Озона старенький шлягер Франсуа Валери «Мы любим, пока живем», под который Мишель весело отплясывает с преданным Венсаном в его баре, открытом на ее деньги, становится контрапунктом ханжескому порицанию продажных женщин: в какой-то момент танцульки обрывает агрессивный пьяный мужик, почему-то решивший припомнить героине ее прошлое. Хаму дают решительный отпор, танцы продолжаются, хотя Мишель немного грустнеет, и в этой сцене сконцентрирован весь месседж Озона: жизнь есть жизнь, и иногда она заставляет делать то, за что тебя потом осудят, и ладно бы посторонние, но самое обидное — именно те люди, ради которых ты совершал аморальные поступки и вел антиобщественный образ жизни.

Однако утешительный финальный кадр фильма, в котором просветленная героиня, под занавес жизни окруженная любовью и заботой молодых мужчин, красиво покоится в пожелтевших папоротниках, заставляет вспомнить русскую пословицу, в которой любимых цыпляточек считают по осени.

Лидия Маслова, специально для «Фонтанки.ру»