Рок, «М.А.Т.», Бог и три смерти: последнее интервью священнослужителя Анатолия Першина

Мы встретились с отцом Анатолием, настоятелем храма Василия Великого в Осиновой Роще, когда-то известного как Толик Першин, лидер группы «М.А.Т.» («Музыкально-алкогольное товарищество»), после его выступления на фестивале «Православная Русь» в ДК Кирова. Это было вчера, 15 февраля, и, как оказалось, — за несколько часов до смерти. Но мы не знали этого, а потому говорили о рок-н-ролльной молодости Анатолия Першина, когда, по мнению музыковеда Андрея Бурлаки, группа «М.А.Т.» и «ДДТ» стояли на одной ступеньке.

«Сам я из Твери, где закончил музыкальное училище, потом долго искал себя и понял, что мне нужно где-то надо реализовываться. Варианта было два — Москва и Петербург. Так как я родился прямо между, в Бологом, в деревне Выползово, меня потянуло в Петербург, чему предшествовали разные волшебные случаи. Например, однажды я ехал из Твери домой — и голосовал автостопом, меня неожиданно подобрала машина с реквизитом „Ленфильма“. Не сказать, что ездил я автостопом, потому что был хиппи, — просто нравилось. Володя Сигачев из группы „ДДТ“ говорил, что я, вообще-то, — панк по жизни… Так вот, после нескольких знаков я решил ехать в Петербург, где оказался со своим первым акустическим альбомом.

Когда я приехал в Питер, то стал искать, как реализоваться: поскольку нужно было как-то зарабатывать, я ходил на «Ленфильм» и снимался в массовках. Там познакомился с неким Ильей Козачанским, который работал истопником, а потом эмигрировал, он увидел мое творчество и познакомил меня с Володей Кузнецовым, в то время фонографом «ДДТ». Илья свел меня с Кузнецовым, поскольку у того дома был студия, где можно было бы записать акустический альбом. А тот и познакомил меня с Шевчуком, который позже стал крестным отцом моего сына.

Одновременно я подрабатывал дворником на площади Восстания, дворницкая была аккурат около «Октябрьской». С Шевчуком вообще было очень интересно — я не знал, кто это, до меня не дошла еще эта музыка, да и Кузнецова я воспринимал как просто какого-то фонографа. Как-то приходит ко мне в дворницкую мужик в очках: «Здорово, я Юра!..» А у меня гитара на стене висела — он и спросил: «Ты чего, играешь? Ну-ка, сыграй!» — видимо, искал гитариста. Я ему сыграл — он сказал: «Круто, я так не умею…» «А ты что?» — спросил его я. «Так, немножко пою…» — и Юра спел мне песню «Я получил эту роль…» Я открыл рот — он спел, как всегда, с напором и высоко. Так мы познакомились. А зашел он ко мне, потому что ему нужно было устроиться на работу, иначе — тунеядец с постановкой на учет. Он отдал мне свой паспорт, и я устроил его на работу, работая за него. А он репетировал и ездил на гастроли — я периодически ходил к ним на репетиции. В фильме «Рок» есть сцена с Эльмирой (первая жена Юрия Шевчука. — Прим. ред.) — это то самое кафе на Невском, где я работал сторожем и которое открыл ночью для съемок фильма. Шевчук, конечно, там не дежурил, а только числился, но для фильма изобразил, что он таскает кастрюли. Мне это было здорово, потому что я работал и за него, и за себя.

Ко мне в дворницкую захаживала вся группа «ДДТ», потому что у меня была рядом бутлегерская точка, такое окно, куда постучишься с фразой: «Это Толян!», сунешь рубли, а оттуда — бутылка. Я даже не знал, кто там сидит. Мне просто показали это однажды, по-моему, менты, которые и били меня, и сам я им пытался сдаваться… В общем, все знали, что я могу достать ночью выпить. Иной раз я прихожу в комнату, а там рюмка водки и написано: «Толян, это тебе», то есть были, выпили и поделились остатками.

Юра брал меня на концерты, я играл на разогреве у «ДДТ» в ДК Ильича, в Ленсовета… У нас были рядом репетиционные точки в доме графини Паниной. Когда всех разогнали в рок-клубе, а всё ушло в коммерцию, там сделали МКЦ — молодежный культурный центр, куда я попал через Шевчука. И за счет этой концертной организации мы ездили по стране. От этого МКЦ нас повезли в Киев, где мы очень сильно отыграли. А на следующий день нам сказали, что будет концерт в 12 часов ночи. Здорово, что плохого?.. — подумали мы. Но оказалось, что таким образом в конце 1980-х молодежь решили отвлечь от крестного хода: назвали продвинутых групп, чтобы всех на концерт зазвать. Почему-то я это просек, хотя не был еще верующим и, выйдя на сцену, завелся: «Ребята, нас обманывают», разорвал на себе футболку и сказал, что мы играть не будем — все на крестный ход. Из-за сцены выскочили два человека в черном, схватили меня — только ноги мелькнули. Уже начался переходный период, в Питере было уже посвободнее, но до Киева еще не дошло.

Это было в тот же год (1989-й), когда в дворницкой у меня произошел бытовой конфликт с соседом: он зарезал меня насмерть, 11 ножевых ранений. Я потерял всю кровь, меня отвезли в реанимацию, где я впал в кому и умер: пока меня реанимировали и заливали в меня другую кровь, я прямо видел, как вышел из тела и улетел… Сейчас мне кажется, что таким образом меня хотели остановить — давали по голове. Меня перепрошили, залили новую программу — и я вернулся другим человеком.

Всё разделилось на две жизни: я скачу на коне, у меня успех, полные залы — и вдруг бабах, все разбежались. Тогда Юра Шевчук отправил меня в монастырь под Архангельском умирать — как раз когда он был на гастролях, его туда пригласили… Сначала Юра отвез меня в медицинскую богадельню, где мне сказали, что с такой кровью не живут, ведь мне залили другую группу — и она меня съедала. Я был никакой — постоянно падал в обморок. Юра запихнул меня в поезд до Архангельска, где меня встретили его друганы, местные неформалы, и отвезли меня на родину Ломоносова — в Холмогорский район, точнее, в Антониево-Сийский монастырь. Там монахи меня соборовали и сказали: «Три дня: если не умрешь, жить будешь». И эти три дня я по-настоящему умирал, но прослышал, что в монастыре есть мощи — если к ним доползти и попросить, то случится чудо. Так и произошло: пошло благоухание, и я исцелился — почувствовал, что начинаю выздоравливать. Я жил на таблетках, а монах выкинул мои таблетки в мусорное ведро, что было очень страшно, меня крутило как наркомана. Но в итоге я вернулся в Петербург.

Мне еще было негде жить — в то время Шевчук пустил меня к себе в мастерскую на Пушкинскую. Я еще немножко занимался музыкой и выступал с «М.А.Т.ом». Кстати, у меня было несколько составов — один из Петербурга, другой — из Полтавы. Еще я выступил на Шестом фестивале в Рок-клубе, ко мне подошел парень: «Я клавишник, и у меня есть барабанщик», — а у меня прямо перед выступлением ушли барабанщик с гитаристом. С первым составом мы записали альбом «Жертвам урбанизации посвящается», а второй привлек внимание Запада.

Из Америки приехал миллионер, который интересовался рок-музыкой; когда открылся занавес, он решил возить по Штатам продвинутые советские группы. Его звали Кен Тарблек, а его проект назывался «Рок на красном коне», даже кино такое снял про нашу музыку… Он увидел нас, загорелся творчеством и подарил мне «фендер», а мою гитару увез в музей рок-н-ролла в Нью-Йорке: она была собрана из нескольких, потрескавшийся корпус из березы, вся на спичках, с проводочком, который нужно привязать к руке, чтобы не фонило… Когда Кен увидел эту гитару, он взмолился: «Отдай!» И как раз взамен привез «фендер» — мне за его гитару предлагали трехкомнатную квартиру… С этим «фендером» началась моя другая история, которая окончательно привела меня к Богу: будто, взяв эту гитару, я подписал контракт с дьяволом. И в итоге вновь оказался на том свете. Я не мог выйти с этой гитарой на улицу — за мной слежка началась… И я понял, что «фендер» не для меня, решил обменять его на более простую гитару, а оставшиеся деньги пустить на оборудование для группы — на синтезатор и всякое такое. Я поехал к своим друзьям в Тверь, они меня напоили и, как понял позже, налили клофелину — мне стало плохо от раствора, который они подлили, я пошел в туалет, а там меня ждал человек, который врезал мне в переносицу и вырубил. Потом они, забрав всё себе, вывезли меня на автомобиле и бросили в помойку, где я пролежал очень долго и очнулся, не помня, кто я вообще. И я понял, каков мой путь.

Вернувшись в Петербург, я взял благословение у Олега Скобли из храма Симеона и Анны на Моховой, и стал строить храм святому Антонию, который меня спас. А одно время, тогда же — в 1995-м, я стал спасать детей-беспризорников в сквоте на Свечном, 1. Набрал пять детей беспризорников на перевоспитание, но они у меня довольно быстро вынули все деньги и всё съели, и уже они меня стали содержать: пойдут, наворуют — «Дядь Толь, арбуза хочешь? Мы украли». Полгода я пытался ими заниматься, но не смог — пришлось отказаться, да и они разбежались, но я всех покрестил, и с одним из них до сих пор переписываюсь, а остальные погибли…»

Анатолий Першин погиб вечером 15 февраля недалеко от поселка Агалатово. Его «Крайслер» выехал на встречную полосу и столкнулся с маршруткой. Священник погиб на месте ДТП. В автобусе пострадал один пассажир.