«Сейчас пью только самогон. Главное, не перебарщивать». Интервью с 80-летней чемпионкой Олимпиады-1976 Надеждой Захаровой

Знаменитой ленинградской баскетболистке Надежде Захаровой 8 февраля исполнилось 80 лет. Встретиться удалось не сразу — то хлопоты из-за юбилея, потом бывшая спортсменка заболела. Но мы дождались. Ехать пришлось далеко. Олимпийская чемпионка Монреаля-76 живет в полутора часах езды от Петербурга, в деревне Цвелодубово Выборгского района Ленобласти.

Там у нее небольшой и простенький домик. Над входом — олимпийские кольца. Внутри не многое выдает знаменитое прошлое хозяйки. Несколько памятных фото, пара вымпелов — вот, пожалуй, и все. Живет Надежда Захарова одна с двумя кошками. Иногда навещают дети, но она не жалуется. Ворчит, что гостей и журналистов не особо любит, и нас впустила только потому что мы оказались довольно настойчивыми.

— Давно здесь живёте?

— Давно. Лет сорок, наверное. Переехала сюда еще когда мать Гельчинского (муж Захаровой. — Прим.ред.) тут жила. Потом и мужа похоронила здесь, на кладбище. Дочкам уже по сорок восемь. Так что да, давно. Хотя я не все время тут была, в основном в городе жила. А потом, как работа закончилась, муж умер — я из города вообще уехала.

Подумала: ну чего мне в городе болтаться? На баскетбол ходить, что ли? Нет, я этим баскетболом уже наелась. Да и вообще, в городе сейчас… Иногда приезжаю, но он на меня просто давит. Эти дома огромные, как небоскребы, света божьего не видишь. Идёшь, а небо где-то там далеко.

— Тут лучше?

— Воздух хороший. Вышла, прошлась до конца улицы и обратно. Соседку навещаю, ей уже восемьдесят девять, помогаю чем могу — купить что-то, привезти. Тут так и живём, кто чем может, тем и помогает.

— Что-то выращиваете здесь?

— Конечно. Вон парники, на подоконнике уже рассада стоит — перцы, помидоры. Но я себя особо не загоняю, не убиваюсь на этом огороде. Картошку раньше сажала, но не у себя — земли не хватает, соседи участок давали. А теперь плюнула на это. С этой картошкой одно мучение. Колорадские жуки сожрут всё равно.

— Внуки гордятся, что у них бабушка — олимпийская чемпионка?

— Ой, да им не до этого. Внук сам начинал играть в баскетбол, но не пошло, не понравилось. А сейчас как родители делают? Сами пихают детей в спорт. А детям-то не очень хочется. Тем более сейчас с этими телефонами, гаджетами…

В основном родители хотят, а детям уже неинтересно. Я помню, как сама ходила: тапочки в сумку — и в зал. Говорю маме: «Я пошла сочинения писать», а сама в спортзал. У нас «Спартак» был на Стремянной, если знаете, недалеко от Невского. Забегу — день волейбол, день баскетбол. Платонов там еще работал. С детства так все и пошло у меня, со «Спартака».

— Тапочки в смысле — спортивная обувь?

— Конечно. Тогда ведь не было кроссовок, как сейчас. Сейчас всё круто, а тогда… Были тапочки, тряпичные такие, из «Красного треугольника», или белые. Побегаешь в них — мозоли натрёшь.

— Почему в итоге выбрали именно баскетбол?

— Да не знаю. Я и баскетбол любила, и волейбол. Меня везде брали, за школу выступала. Только начинался ручной мяч, я и в него играла. Даже когда уже работала в интернате, детей приучала к спорту. Баскетбол надоедал — я им волейбол давала. Мне самой нравилось.

Отец сперва против был. А потом уже пошли поездки, соревнования. Однажды надо было в Минск ехать, а родители, конечно: «Как же так, уроки пропускать?» Ну, знаешь, как родители переживают. Но тренер пришёл, сказал: «Надо отпускать». Вот так и мотались, школу прогуливали. Чуть что, так в зал.

Просто врала: то сочинение надо писать, то в школу зачем-то… Всегда что-то выдумывала. Даже если тренировки не было, могла сбегать. Пошлют меня в магазин, а я думаю: «Надо на волейбол заглянуть». Мальчишки играли, тренировались, я всех знала. Постою, посмотрю, потом бегу за покупками. Ну, а что слоняться-то? Потом уже когда все узнали, отец всё время ворчал: «Что ты там, клизму гоняешь?»

— А с какого возраста начинали играть тогда?

— Сколько помню себя, столько и играла. Мы зимой на снегу в футбол играли. У нас в «Спартаке» всё строго было. Сейчас, говорят, где у нас зал был, — дома дорогие понастроили. Все разрушили… Я в тех краях давно не была. Да вообще в городе редко бываю. Как муж в 2004 году умер, сразу с работы ушла и сюда переехала, детей воспитывать.

— С Платоновым часто пересекались?

— Конечно. Когда я только начинала, он уже в «Спартаке» был. Один день тренировал он, другой — Дмитриев, наш старший тренер. А меня Нина Яковлевна Журавлева тренировала. Потом уже Гельчинский пришёл, когда мы хоть что-то уже умели. Вон, картинку видели? Это наша сборная. Мне её Муравьева (чемпионка Олимпиады-80. — Прим. ред.) подарила. Как увидела, говорит: «Очень понравилась фотография», оформила в рамку к моему дню рождения. Ну, спасибо, Люся, уважила!

— А это сзади Семенова (лучшая баскетболистка Латвии ХХ века, по данным Книги рекордов Гиннесса, самая высокая женщина, игравшая в баскетбол, — 210 см)?

— Да, она у нас самая «маленькая» была! Так её и звали. А вот Овечкина (двукратная олимпийская чемпионка, мама хоккеиста Александра Овечкина. — Прим. ред.)… Хотя тогда она Кабаевой была. Она меня даже поздравляла в юбилей. Из США специально прислала видео.

— Растрогались?

— Ну да, понравилось. Там и девчонки из Московской области были. Правда, я никого уже не узнала. Я уже по лицам никого не могу вспомнить. Но Воронину узнала, с ней в сборной начинала. Потом кто там… Калягина. Я ее уже воспитывала, когда она приехала.

Взяли мы её откуда-то, кажется, из Майкопа. Мне поручили её тренировать. Хорошая девочка, но недолго она играла. Влюбилась в литовца, вышла замуж, и понесло её по разным городам. Здоровье у неё неважное, сердце слабое. Так что с молодёжью у нас судьбы переплетались по-всякому.

— Родители чем занимались?

— Мать у меня не родная была, мачеха. Отец похоронен на Северном кладбище. Нас пятеро детей было. Отец всё ворчал: «Ну чего ты этот мяч гоняешь? Это же глупость! Вот портниха — дело. У меня приятель есть, так у него жена портниха, шьёт…»

А я ему: «Ну, папа, это не моё. Я же даже иголку в руках держать не умею! Лучше мяч». Он мне: «И что тебе этот мяч даст?» А я всё равно в спорт пошла. Так и вышло.

А сам он дворником был. Так что у меня с детства привычка — снег чистить. Сама стою, убираю, чтобы воды меньше было. Всегда так. Лестницу помыть надо — вымою. Жили мы на Марата, дом 3. Почти на углу с Невским. Комната у нас была 13 метров.

Детей тоже несколько. Сестра, брат. И 13 метров на всех, плюс такая же маленькая кухня. Ну, не подвал, конечно, но… Дворнику что дадут? Ну, вот и жили. Но зато в центре, почти на углу Невского.

Рядом была церковь с высокими потолками, где мы занимались. Потом её снесли. Такая красивая была церковь, не знаю, кому помешала. На её месте будку метро поставили, воздух в шахты качать. Может, и нужное дело было, но церковь жалко.

— Люди вашего поколения говорят, что вы совсем другими были. В чём разница?

— Ну, сейчас, наверное, проще всё. Зачем тренироваться, если можно пойти в кино или в театр, кому что нравится. А я раньше любила куда-нибудь сбегать, посмотреть игру. Баскетболом жила. Мы на Зимнем стадионе играли, у меня там всегда болельщики были. Мужики кричали: «Гельчинская!» А один все время моих ошибок ждал: «Ну вот, опять Захарова! Пас давай нормальный!».

— Ваша первая серьёзная международная победа — чемпионат Европы в 68-м году в Италии. Что-то помните?

— Ну, по идее, да. Сначала ещё по городам играли, в сборную попадали поэтапно. У нас ведь и внутри страны сильные команды были. А заграница — конечно, интересно!

В Италии и народ, и города понравились. Тогда ведь так просто никуда не поедешь. Это сейчас родители могут детей куда-то отправить. А тогда кроме своего двора мало что видели. В другой город съездить — уже событие. Денег у отца не было, время тяжелое.

— Конкуренция за место в сборной большая была?

— В команду-то? Не знаю, я как-то не чувствовала. Меня всегда вперёд, как паровоз, везде толкали. Ну, наверное, кто-то переживал, что не попал… А я уже под конец думала: «Ой, да-да-да, пора и домой». Чао-чао!

А вообще интересно было. Болельщики совсем другие, команды другие. Одно дело — в городе или по России играть, спартакиады всякие. А тут другой уровень. Посмотреть и город, и соперников, узнать, кто как играет. Мы же мало с ними встречались. Только на чемпионатах.

Тогда же ещё допинг-контроль только начинался. Никто ничего не знал, боялись: «Ой, вдруг не пройдём?» Подмывались везде, чтобы все чисто было. А оказалось, просто с щёчки пробу снимают.

— Контраст в Италии по сравнению с СССР сильный был?

— Ну да. Для нас тогда все было в новинку. Если 68-й год, сколько мне там было? Конечно, я нигде не была, только по России поездить успела. А и в России посмотреть есть что. Но Италия… Там народ гостеприимный, мне всегда нравилась. Итальянцы такие, шебутные, весёлые.

Даже когда уже закончила играть, мы как-то ещё ездили туда. Просто как туристы, не по спорту. На игры сборной нашей ходили, разрешали нам смотреть. Так с удовольствием ездили.

— За результат волновались?

— А как же? Конечно, волновались! Тренеры нас накручивали. Всегда только победа! Шаг влево — нельзя. Но у нас и компания хорошая была, весёлая. Инструктаж перед выездом проводили. «Влево не ходить, ничего не брать, с собой чужого не тащить». Всё как всегда.

У Алексеевой Лидии Владимировны (член Зала славы баскетбола в Спрингфилде. — Прим. ред.) вообще строго было. Я же тогда капитаном была, с меня бы и спрос был. Помню, жила в комнате с одной прибалткой. Смотрю, к ней всё время кто-то приходит, литовцы какие-то. Ну, мне не до этого, я уходила. Потом замечаю — какая-то пресса, листовки какие-то. Я и сказала Алексеевой: «Что-то уж часто к ней гости ходят, да и бумаги какие-то странные».

Алексеева потом на собрании предупредила: «Общаться — пожалуйста, но никакой литературы не брать, ничего не вывозить». Потому что мало ли, кто-нибудь возьмёт, в чемодан положит, а на таможне потом найдут. Ну я и шепнула. Я ведь за старшую была, а в комнате с ней жила. Хотя я уходила, кто знает, о чём они там разговаривали…

— У Алексеевой тяжелые тренировки были?

— Ну да, гоняла. Но нормально. Мы уже ко всему приучены были. Мы же не молодняком были, уже асы. Но мы худенькие были, толкни — улетим. За Ульку только можно было спрятаться. Овечкину помню. Идёт по коридору — бум-бум. Она ж в тапочках Улькиных ходила. Говорю: «Ты что, свои не можешь надеть?» А она: «Ой, Улькины хорошие, идёшь как на лыжах!»

— У неё какой размер был?

— Пятьдесят второй. Василий Ефимович (Колпаков, второй тренер сборной. — Прим. ред.) всё смеялся. Медосмотр проходили, лёгкие проверяли, в трубку дышали. Потом заходим, а там лужа на полу. Спрашиваем: «Что за лужа?» А врач говорит: «Это Уля так дыхнула, что вода выплеснулась». Мы только и хихикали.

— С игроками из Прибалтики нормально общались?

— Ну, те, с кем с детства вместе играли, из Каунаса, Вильнюса — с ними нормально. Но зрители… Во-первых, играть в Прибалтике — это кошмар. Знаешь, зрители там такие… Дай им волю, они бы на площадку выбежали и нас побили. Атмосфера на трибунах была напряжённая.

— Но ведь одна страна была.

— А они всё равно на нас как на врагов смотрели. Считали себя лучше.

— Первая победа на чемпионате мира в 1971 году в Бразилии. Впервые так далеко уехали?

— А, Бразилия! Это дело хорошее. Там вообще всё новенькое было по сравнению с другими странами. Красивая страна, интересная. Везде ведь всё не наше, всё по-другому, всё любопытно.

— Против американок боялись играть?

— Да нет, они тогда ещё не такие были. Потом уже поняли, что надо подниматься. А в те годы… Ульку нашу они боялись! Конечно, двухэтажный дом бегает по площадке! А самое главное для зрителей было — сфотографироваться с Улькой. Я ей говорю: «Уль, пошли быстрее, а то затискают тебя тут!» В Бразилии народ маленький, шустрый — для них она как великан была.

— Она главной звездой была?

— Ну а как? Мы же для них диковинка, как слона по улице водили. Нас в магазин пускали, а они его тут же закрывали. Потому что толпа набегала — все Ульку увидеть хотели. Народ маленький, не видно никого. А мы заходили, нам уже всё подготовили. А Улька потом сильно болела. Говорят, ей даже ногу ампутировали, но я точно не знаю. Никто особо не поддерживал связь…

— На чемпионате в Бразилии какой матч больше всего запомнился?

— Ой, начнёшь вспоминать… Да все как-то были напряжённые. Но если начинался счёт очко в очко, тренер сразу выпускал Улю, чтобы не рисковать.

— С 1979 по 1981 год ваш муж тренировал Вооруженные силы Мадагаскара. Как его туда занесло?

— Да. Мужа спорткомитет отправил туда в командировку по дипломатической линии. Приехали, языка толком не знали. Ну, я иной раз с ним на тренировки ходила, показывала, как пас дать, что делать. Конечно, они маленькие, мальгаши-то. А сам Мадагаскар красивый. Хамелеоны там везде. А я в волейбол играла с посольскими. Машина приезжала, нас забирали в посольство, играли там, потом обратно.

— Еда, наверное, непривычная была?

— Да не знаю… На рынке покупали продукты. Лягушек там готовить научились. Вкусное мясо, кстати. А так… Там же не как у нас. А мальгаши, кто победнее, кошек ели. Они народ голодный. Кто-то из посольских приедет с кошкой — та потом пропадала…

Красивая страна, но за два года устали. Никуда особо не выйдешь. Около дома туда-сюда… Если есть машина, могут довезти до посольства, там посидишь, поговоришь. А больше что? Особо не разгуляешься.

— Вашей дочери тогда только два года исполнилось. Вместе с вами ездила?

— Мы сначала вдвоём улетели, а потом её забрали. Я за ней летала. Помню, хамелеонов с кустов собирала. Я говорю: «Ты не боишься их брать?»

— Гельчинский вас на десять лет старше. Как отношения завязались?

— На одногодок я не обращала внимание. О чём с ними разговаривать? А Гельчинский мне понравился. А что он думал, я у него не спрашивала. Раз-раз — и в дамках!

— Кто первый внимание проявил?

— Да, наверное, я. Ему не до этого было. У него семья, дочка взрослая, ей сейчас уже 60. Она 61-го года. Жена его первая умерла.

— Разлучницей называли?

— Да какой там… Он и так в семье почти не был. Мы его-то видели нечасто, а дети и того реже. Когда маленькие были — иногда появлялся, а потом вообще пропал.

— С первой женой пришлось выяснять отношения?

— Нет. Она мне как-то позвонила, уже больная была. Говорит: «Маринку не бросайте». Это дочь ее. Она маленькая ещё тогда была, всё время с нами в лагерь ездила, он её везде таскал. Так что у нас отношения нормальные были.

А Маринка — хорошая девчонка. Но уже, конечно, не девчонка. Работала в торговле. Институт закончила. Дети у меня все нормальные, не то что я, двоечница.

— А первое свидание с Гельчинским помните?

— Да какие там свидания… Мы же постоянно вместе были: тренировки, соревнования, поездки. Всё время рядом, какая тут романтика?

— И цветы не дарил?

— Да мы не по этим делам. Нам легче было с девчонками собраться, пересечься где-нибудь, пиво выпить, поболтать. Было время, пили. Потом надоело, бросила. Я сладкие напитки не любила. А сейчас в деревне если пить — то только самогон. Лучше уж что покрепче, хоть эффект есть. А это сухое вино — выпьешь, а через пять минут опять в туалет бежишь. Недавно зашла в магазин, смотрю, бутылка какая-то тысячу стоит. Да это же ужас.

— В «Спартаке» ревновали к Гельчинскому?

— Может, и да. Но никто ничего не говорил. Помню, он на меня наорал как-то. А я сделала вид, что не слышу. Он понял, что я с ним не разговариваю, а с кем ещё ему кроме меня говорить? Ну и всё.

Потом девчонки мне: «Надь, ну иди уже, ну ты же знаешь…» А я — нет, всё, мне всё равно. Дома думаю: да ну его, всё, завяжу бантиком. Не с этой командой, так с другой. Меня и в Москву звали. А девчонки потом: «Надь, ну он теперь злой, на нас срывается». А я — нет, я не виновата, я не пойду мириться. Как потом помирились, не помню уже.

— Ни с кем сейчас уже не общаетесь из команды?

— Да нет, я уже давно от этого далека. В город почти не выбираюсь, и особо не тянет. Насмотрелась, наслушалась за годы. Даже не знаю… А посмотри, Познанская-то жива ещё?

— Да, жива. 92 года.

— В апреле девяносто три будет, да? Я даже день её рождения помню… Я ещё молодая была, а она уже опытная. В сборной вместе играли, на Спартакиаде пересекались, но близко не общались. Она мне, честно говоря, немало проблем создала.

— В чём дело?

— Да были моменты. Когда я закончила играть, меня хотели взять в спортинтернат. Уже договорились, но потом вмешались Познанская и Тресков, председатель спорткомитета. Он у неё в СКА тренером был, и они решили, что меня туда пускать не стоит. Директор был за, но им наговорили всякого, и в итоге отказали.

Тогда Стас сказал: «Ну ладно, идём в райком разбираться». Пошли, и этому Трескову влетело. По какому праву меня не пускать на работу? Я не какая-то там левая. В общем, ему настучали по голове. Потом смотрю — Тресков уже в спортинтернате появился. Его из комитета выкинули. Я говорю: «Какие люди! А вы тут что делаете?» Потом узнала, что он уже умер. А Познанская всю жизнь под меня копала.

— У нее к вам личная неприязнь была?

— Да ей не нравилось, что Гельчинский работал с другой командой, «Волна» называлась. Так вот, боялись, что если Гельчинский будет там, то все игроки к нему перейдут. Но это же не дело, когда человек, отвечающий за баскетбол, так себя ведёт. Познанская же в спорткомитете главной была, а Тресков её поддерживал. Вот и началась возня, чтобы нас не пустить.

— Играть проще было?

— Конечно. Когда играешь, этим всем не заморачиваешься. Они меня старше намного, я тогда ещё молодая была. Она 32-го года, а я 45-го. Они в СКА играли, команда сильная была. И даже когда я уже закончила, меня пытались подвинуть. Хотя я никому не мешала, никого не трогала.

Но из-за Стаса мне всё доставалось. Он вспыльчивый был, мог всех матом разнести, всех поставить на место. Всех гонял, и девчонок тоже. А я его иногда успокаивала. Старалась, чтобы он не слишком уж орал. Всё-таки девчонки ещё молодые были, совсем юные.

— Перед Олимпиадой в Монреале переживали за результат или были уверены, что всех победите?

— Ну, естественно переживала. Первый раз на таком уровне. Но команда у нас была мощная. Американки тогда ещё не так сильно играли.

— Американок вы разнесли там 112:77.

— Да? Я уж и не помню. Но команда у нас реально сильная была. Одна Улька чего стоила! Все нас боялись.

— Против неё хоть что-то можно было сделать?

— Да куда там! Стоит под кольцом, как стена. Даже в клубных играх против ТТТ (женский баскетбольный клуб из Риги, за который играла Семенова. — Прим. ред.) это было почти безнадежно. Её не закроешь — шагнёт, уже снесла защитника.

Что только ни пробовали: и зону, и личную опеку — всё бесполезно. А если уж её удержат, другие добьют дальними бросками. Поэтому в сборной против нее другим тоже тяжело было. Так у нас там и украинские девчонки были, высокие, сильные.

А теперь вот как всё перевернулось… Времена изменились, конечно. С ними я уже не общаюсь. Да и раньше не поддерживала связь, даже до всей этой заварухи. Как-то не сложилось.

— Кажется, у всех других олимпийских чемпионов в командных видах как-то есть традиция поддерживать отношения, а у вас как-то странно…

— Ну и что, должны были созваниваться? Мы с ними особо не дружили. Они рослые, я маленькая, как-то не близко были. Хотя игроки хорошие. А Ольхова, кстати, вообще, кажется, из Казахстана.

А ещё Курвякова была, вот она мне реально помогла. Мы же в сборной вместе были. Она мне помогла Муравьеву сюда перетащить. Муравьева Люська ведь из Днепропетровска. Курвякова тоже оттуда. Я её уговаривала: «Давай к нам!» А Стас через родителей работал, агента посылал. В итоге Люська у нас оказалась в «Спартаке». А потом и клуба не стало. Она мне подруга была. Я ей говорила: «Не выходи за этого козла!»

— А кто он?

— Да я его толком и не знала. Когда мы с Мадагаскара вернулись, смотрю, она с ним крутится. Ну, мне шепнули: «Она замуж уходит».

А мне он сразу не понравился. Говорю: «Люсь, ну не спеши!» Но уже было поздно. Вышла, а он потом быстро смотался. Жизнь у неё потом как-то не сложилась, и дочка от неё отдалилась.

— Ольга Сухарнова вообще во Францию уехала.

— Да, и за Францию играла. У меня там знакомая другая живет, приезжает иногда, рассказывала. Сухарнова замуж вышла, но там у неё всё непросто сложилось. Муж у неё там кем-то руководил, но в итоге всё пошло не так. Жалко её.

Говорили: «Как она там с этим мужем жить будет?» Ну, все у неё быстро козлами оказывались. Вроде бы сын у неё высокий, баскетболом занимался, но не знаю, играет ли он сейчас. Да и французская школа уже не наша.

Кто-то рассказывал, что она вроде бы в Москве была на каких-то играх. Виделись мельком, поговорили. Но когда человек живёт в другой стране — это уже не то. Но вот что меня удивило — российский баскетбол даже не поздравил её. А ты сам-то в баскетбол играешь?

— Да так, иногда мяч побросать могу. В детстве чаще играл.

— Ну да, кто во что — кто в футбол, кто в волейбол. У нас команда по волейболу сильная была. Сейчас по телевизору постоянно смотрю, переживаю. Волейбол мне нравится. Особенно казанская мужская команда. А Михайлова (Максим Михайлов — трехкратный призер Олимпиады. — Прим. ред.) нашего, питерского, увели, сволочи. Раньше так не было.

А сейчас смотрю — Алекно тренирует питерский «Зенит», мне он нравится, хороший тренер. У меня сестра когда-то за женскую волейбольную команду играла, но теперь и женских команд почти не осталось. Смотреть нечего. А этот баскетбол «три на три» мне вообще не нравится.

— Почему?

— Да там же думать не надо! Главное — силой продавить, как танк. Разве это красиво? Красота в пасах, в комбинациях, в командной игре. А тут просто прут напролом. Наверняка из Америки пришло. Одно мордобитие. Даже смотреть не буду, неинтересно. А вот волейбол — другое дело.

— Получается, что Монреаль-76 был для вас последним большим турниром?

— Да. Ну а сколько можно? Мне уже тогда лет пятьсот было. Хотя потом ещё за ветеранов играла в городе. Не на уровне, конечно, просто собирались, общались, мяч погонять, немного размяться.

— Как команда отпраздновала олимпийское золото?

— Да так, по-простому. После соревнований немного посидели, у кого что было — шампанское, водка… Кто что привез, тем и отмечали.

— Прямо там, в Монреале?

— Ну да, там и собрались. А по возвращении домой никто особо не организовывал встреч. Разве что на Новый год иногда звали, мол, приезжайте. Но вообще сейчас всё так поменялось — Москва живёт сама по себе, а про Питер вообще, кажется, забыли.

— Похоже, сплоченности у вас в команде особо не было, да?

— Ну, может, если бы кто-то всех собрал, поговорили бы. А так — кто где, ни с кем не контактирую. Да у меня даже телефонов их нет.

— Ну пока играли, куролесили?

— Ну, конечно, тогда всё нормально было, дружили. Ну, не без этого. Конечно, выпивали, нарушали, куда без этого? Найди мне спортсмена, который совсем не пьёт.

Сейчас, конечно, здоровье уже не то, но после бани могу себе позволить. В субботу вот ходила, давно не была. Я душевые вообще не признаю, что это за намыливание? Баня — другое дело, пропариться, расслабиться, чуть-чуть выпить. Главное, не перебарщивать. Но без этого никак, живём как все.

— С футболистами из «Зенита», пока играли, общались?

— Никогда. А зачем? Футболисты — вонючки. Ну, посмотри на них. Даже эта наша певица, что замуж за одного выходила…

— Радимова?

— Да. Сейчас на него глянешь — обрюзглый, неухоженный. Вроде мужик, а выглядит — как дед. Ну вот глянь, что с ним стало? По телевизору показывают — ну где его спортивный вид? Разве так можно?

Никогда наш футбол не любила. Да что там любить? Играть не умеют, честно говоря. И не только «Зенит», вообще все. Нет у нас нормальных футболистов.

Мы в основном с волейболистами дружили. Но многие уже ушли… Давно ни с кем не разговаривала, времени нет. А я вообще не люблю лишний раз куда-то выходить. Вот моя деревня, вот мой дом родной. Глухомань, но мне хорошо.

— Вы дважды стали чемпионкой мира, взяли Олимпиаду, много раз побеждали на чемпионате Европы, а вот чемпионат СССР всего один раз брали. Сложнее было?

— Ну, так сложилось. Были ещё и Спартакиады. Да и конкуренция в стране серьёзная была. В любом случае, у меня все титулы есть.

— Какая из наград самая ценная для вас?

— Ну, наверное, олимпийская. А вообще все по-своему важны. Столько лет гонялась за этим мячом, устать можно.

— А карьеру как решили закончить?

— Да я ещё потом за ветеранов играла. А когда именно закончила — не помню. Сейчас бы уже точно не смогла. Ну, сил уже нет тех. Как-то попробовала бросить мяч в кольцо, а он даже не долетел. Возраст берёт своё. То тут тянет, то там ломит.

— Тренером не хотели стать?

— Нет, зачем? Взрослых учить? Это бесполезно. С детьми ещё можно, у них есть интерес, а с теми, кто уже сформировался, сложно. У каждого своя правда.

— Муж не звал в помощники?

— Что, в его команду? Нет. Он бы меня там задавил своим характером. У него же всё должно быть по-своему, а я уже насытилась этим баскетболом.

— Когда закончили, не было ощущения пустоты?

— Конечно, скучно было. Привычный ритм пропал, но что делать.

— Сколько платили, пока играли?

— По-разному. Точных цифр уже и не вспомню. Сейчас вот другая проблема — какие-то изменения с пенсией. Меня отправляют отказаться от надбавок, но толком никто ничего не объяснил.

— Кто сказал, что нужно отказаться?

— Да кто-то позвонил, Казанкина вроде (Татьяна Казанкина, легкоатлетка, бегунья, трехкратная олимпийская чемпионка, рекордсмен мира, с 1992 года президент Союза спортсменов Санкт-Петербурга. — Прим.ред.). Сказали, мол, надо поехать и отказаться от этих доплат. Но Димка (сын. — Прим. ред.) меня так и не свозил в пенсионный фонд, у него сейчас дел полно.

Доплаты раньше город выплачивал, сначала что-то около 19 тысяч, потом всесоюзный Спорткомитет добавил ещё где-то полтинник. Теперь, говорят, надо отказываться. Ну не знаю, может, в итоге заставят отказаться. Пусть тогда другие деньги найдут.

Хотя вот после 80 лет пенсия вроде как увеличивается. Говорят, прибавка идёт. Одни говорят — пять тысяч, по телевизору слышала — аж 17. Ну, пусть эту прибавку тогда заберут, раз так надо.

— Олимпийскую медаль здесь храните?

— Да, вон там в мешке всё лежит. Девчонки тут ко мне приезжали. Я им говорю: вон там мешок разберите мне хоть по кулёчкам. Честно. Ну, а куда мне? Ну а где их держать-то?

— На стену, красиво все повесить.

— Ой, да прекрати ты. Ага. Для пыли, для грязи.

— Вы как будто не гордитесь.

— Ну, а что, перед тобой, что ли, хвалиться? Ты и сам это всё понимаешь. Пусть лежит в мешке.

— Сейчас наши спортсмены выступают без флага и гимна. Нормально к этому относитесь?

— А как тут относиться? Конечно, плохо. Недавно слышала, что нового президента спортивного комитета назначили, Дегтярёва. Но давай говорить честно: никто нас там не ждет. Россию всегда боялись, потому что мы побеждали. Теперь, когда нас отстранили, другим странам стало легче — хоть кто-то теперь может выиграть.

Обидно, конечно. Люди ведь пашут всю жизнь, а их просто убирают с соревнований. Так для чего тогда вкалывать? Можно просто завязать со спортом и повесить кроссовки на гвоздь.

Для самого спортсмена главное — возможность выступать. Он же не просто так столько лет трудится. А так получается, что все усилия впустую. Конечно, плохо, но что делать? Люди не хотят сидеть дома и ждать, пока что-то изменится. Вот теннисистки, например, — они уехали и играют. Ради чего? Ради того, чтобы их труд не пропал зря.

— Значит, вы не осуждаете тех, кто уезжает выступать за другие страны?

— Для страны это, конечно, неприятно, но для самого спортсмена — это шанс не потерять все, к чему он шел. Люди отдают годы тренировкам, а потом им говорят: «Извините, вы больше не нужны». Так не должно быть.

Вот и получается, что кто-то ищет обходные пути, чтобы продолжать заниматься любимым делом. Жалко, конечно. Год пролетает впустую, а кто знает, сколько их еще впереди?

— Ностальгии не бывает?

— Да как сказать… Сейчас уже ничего не тревожит, готовлюсь к белым тапочкам.

— Господи…

— А что, все нормально.

— Силантьев говорил, что ему до сих пор баскетбол снится.

— А мне — нет. Сейчас вот только давление скачет из-за погоды. Раньше такого не было, а теперь дождь, град — и всё, хоть из дома не выходи. Голова кружится, идёшь — будто качает. Я даже думала, как до тебя добираться, не знала. Уже собралась выходить, только оделась — и тут ты позвонил.

— Юбилей красиво отметили?

— Раньше из Москвы даже звонили, а теперь всё. Кто там вообще сейчас в руководстве? Казанкина мне тут говорит: «Ты должна приехать в спорткомитет». А зачем? Там никого из знакомых давно нет.

Они потом Димку начали трясти: «Вы обязаны её привезти». А у него свои дела, работа. А тут — «должны». Я ему говорю: «Да не слушай ты их, не езди». Ну я и сразу сказала: «Никуда не поеду». Мне что, просить там что-то? Как нищенка?

Потом оказалось, что мне там какую-то продуктовую корзину дали. Привезли: а в ней коробка гречки, макароны, банка кофе, колбаса…

— На 80-летие от спорткомитета подарили гречку с макаронами?

— Да, именно так. Дочка вообще в шоке была, говорит: «Мам, ну это же максимум на какой-нибудь день рождения, и то стыдно».

— Ничего себе.

— Ну зато бантиком украсили.

— Макароны хоть хорошие были?

— Да обычные. Которые вон в магазине продаются. Думаешь, из Италии привезли? Не смеши.

— С деньгами бывает трудно?

— Да нет, на жизнь хватает, ещё и детям могу чем-то помочь. Да мне много и не надо. 20 тысяч в месяц хватает. На том свете всё равно деньги не пригодятся. Ну а похороны? Да на это уж точно насобирают, если что.

— Вы ведь до сих пор за рулем, говорят.

— Конечно. В магазин езжу, за продуктами. У нас в деревне, конечно, есть магазинчик, но не всегда всё найдёшь, что нужно. Вот в аптеку бывает надо, или котам еды взять — сухого корма побольше, чтобы надолго хватило.

— А спортом сейчас занимаетесь?

— Да какой там спорт… Баня — вот мой спорт. Да снег зимой лопатой кидать, когда навалит. Устанешь махать, руки потом ноют. Сугробы ведь тяжёлые, особенно если сырой снег, комьями ложится.

Иногда вот смотрю на местных, особенно тех, кто с молодости в колхозе работал — руки крепкие, хоть в девяносто лет могут нагрузку держать. А я-то городская, не привыкла с детства на трудодни пахать, как они.

— Вам тут одной не скучно?

— Да нет, скучать некогда. Тут соседей полно, если что, помочь можно, поболтать. А так — выйду, прогуляюсь, к озеру схожу, чтобы ноги в тонусе держать. Вот думала, тебя встречу, если вдруг заплутаешь. Улицы тут ведь даже толком не подписаны, попробуй разбери, где что. Ну, вот такая у нас тут деревенская жизнь.

— Помните, когда последний раз играли в баскетбол?

— Я? Да что ты всё с этим баскетболом? Давным-давно. Ветеранские матчи были, но в каком году — хоть убей, не вспомню. Просто собирались, пообщаемся, немного побегаем, если сил хватало. Хотя бывало и заводились, даже дрались.

Но всё уже в прошлом, люди уходят один за другим, только самые стойкие ещё держатся. Своё я уже наиграла, в памяти всё осталось. И вообще, спасибо баскетболу — хоть мир увидела. Без него вряд ли бы куда-то выбралась. А так — страны посмотрела. А теперь уже и не тянет никуда. Многие вон на пенсии любят путешествовать, а я лучше дома.

Беседовал Артем Кузьмин, «Фонтанка.ру»