
Риторика лидеров европейских стран на саммите ЕС, который проходит 6 марта в Брюсселе, похожа на начало новой гонки вооружений. Звучат очередные тезисы про то, что «Россия угрожает Европе, поэтому надо вооружать Украину», «надо увеличить военный контингент НАТО на границе с Россией и Белоруссией». Накануне саммита свою почти агрессивную позицию высказал президент Франции в обращении к нации.
Что это было? И что будет после саммита? «Фонтанка» задала вопросы главе Центра международной безопасности ИМЭМО РАН академику Алексею Арбатову.

— Алексей Георгиевич, алармисты говорят, что Эммануэль Макрон в своём обращении к нации и к Европе 5 марта чуть ли не объявил войну России. Как вы оцениваете его заявление?
— Оно было достаточно враждебное и высказано в очень жестких тонах. Но это, конечно, никакое не объявление войны, а попытка выдвинуть Францию на передний план в качестве лидера Европы. Соединенные Штаты от нее вроде как отстраняются, Великобритания — сбоку припёка. А Франция остается тесно связанной с США — как бы сидит между двух стульев. Другие крупные страны, Германия например, конечно, по экономическому потенциалу сильнее, но у них ограничены вооруженные силы и нет ядерного оружия.
Поэтому очередной раз Франция пытается, опираясь на свой скромный ядерный потенциал и очень небольшие вооруженные силы, объединить вокруг себя все европейские страны, страны НАТО и занять лидирующую позицию.
— Не такие уж маленькие: почти 300 собственных ядерных боеголовок, производство практически всех видов вооружений, самая большая армия в Европе. Может, неслучайно Макрон сказал, что начнет дискуссию об использовании ядерного оружия Франции для защиты Евросоюза?
— 300 ядерных боезарядов, развернутых на стратегических силах морского базирования и на ограниченном количестве авиационных носителей, — это, конечно, очень много, если прикинуть их разрушительный потенциал. Но в современном мировом ядерном балансе — очень мало. В десятки раз меньше, чем у двух ядерных сверхдержав, потенциал которых — несколько тысяч ядерных боеприпасов, причем после длительного серьезного сокращения в предыдущие 30 лет. У Франции есть четыре подводные лодки: три в боевом составе и одна — постоянно в капитальном ремонте, что нормально. На каждой лодке — по 16 ракет, на каждой ракете — по 4−5 боеголовок. Максимум, что Франция могла бы сделать, — увеличить число боеголовок на этих ракетах, если они еще остались в хранилищах. Но их увеличение до максимум 400, по современным стандартам ядерных вооружений, мало.
Уже у Китая, судя по всему, больше. Через 10 лет он может сравняться с двумя ядерными сверхдержавами, если сохранит нынешние темпы развертывания своих ядерных сил. Достаточно много ядерных боеприпасов у Индии и Пакистана — по полторы сотни. Может, будет по 200 через короткое время. Израиль держит свои цифры в секрете, но все оценивают их в 80-200 боеприпасов. Потенциал Северной Кореи, последней вступившей в ядерный клуб, оценивается в 40−50 боеприпасов. Но она разрабатывает и испытывает новые ракетные носители всё большей дальности.
По сравнению с окружающими европейскими странами — маленькими Бельгией и Голландией, побольше — Италией и Испанией, и даже Германией — у Франции, да, исключительное положение. Но в мировом балансе она — незаметная величина. Хотя, конечно, имея небольшие ядерные силы — автономные и самостоятельные, Франция в свойственной ей национальной манере всячески подчеркивает их значение. И на этом постоянно играет, пытаясь выглядеть глобальной ядерной сверхдержавой, что далеко не так.
Великобритания, кстати, гораздо меньше свой ядерный потенциал обыгрывает, но она и не полностью самостоятельная ядерная держава, потому что подводные лодки и ядерные боеголовки у нее свои, а ракеты — американские, они находятся в хранилищах США. Оттуда она их периодически забирает, оплачивая, чтобы обновлять состав на своих трех подводных лодках (у нее тоже одна в капитальном ремонте, три в боевом составе). Зависимость от США затрудняет Великобритании позиционирование себя как ядерной державы, в отличие от Франции, которая пользуется этой возможностью не на сто процентов, а на тысячу.
— Совсем недавно Макрон заявлял, что готов общаться с Путиным по украинскому урегулированию, когда придет время. Почему он такой непоследовательный?
— Понимаете, это уже персональное качество лидера. Я не хочу сказать ничего плохого про него. Наверное, он стремится добиться каких-то результатов в достижении мира на Украине и в нормализации обстановки в Европе. Но ведет себя, на мой взгляд, несолидно. Много суетится, бросается в крайности. То он посредник и готов лететь в Москву, чтобы вести переговоры с Путиным, то, наоборот, объявляет Россию врагом. Мне кажется, ему следовало бы посмотреть, как ведут себя руководители других европейских стран. Их вот так вот не бросает из крайности в крайность. А то, что делает Макрон, даже не ставя под сомнение его благие намерения, заставляет относиться к нему несерьезно.
— Новая американская администрация до сих пор Евросоюз игнорировала, разговаривает только с отдельными лидерами стран. И чем дольше этот игнор длится, тем более воинственным становится ЕС. На сегодняшнем саммите по обороне Урсула фон дер Ляйен должна объявить о выделении кредитов на перевооружение в 150 миллиардов евро, а всего — 800 миллиардов. В этом контексте выступление Макрона — «подстилание соломки» под решения ЕС?
— Нет, каждый играет в свою игру. Конечно, Урсула фон дер Ляйен не заинтересована, чтобы какая-то отдельная страна вдруг вылезла в лидеры, а остальных оттеснила на задний план. Ее интерес в том, чтобы организация, которую она возглавляет, упрочила свое значение.
Что касается планов перевооружения, то названные ею объемы — конечно, мечты. Тем не менее в меньших объемах совершенно точно средства будут выделены, и Европа постарается нарастить свои производственные мощности, по возможности переоснастить вооруженные силы и создать запасы. В том числе для таких случаев, как украинский кризис, когда Европа захочет помогать каким-то странам.
— На оружие Украине в течение этих трёх лет у неё денег не было, а на вооружение Европы, когда пришёл Трамп, появились? Уже готовы снимать ограничения на госдолги.
— Это противопоставление искусственное. Во-первых, Европа более 140 миллиардов долларов потратила на военную помощь Украине. Даже больше, чем американцы, ну или не меньше. Правда, Трамп говорит о 350 миллиардах, но никто не нашел истоков этой цифры. Крайние оценки сводятся к тому, что это от 120 до 180 миллиардов.
Сейчас оказалось, что если Соединенные Штаты затянут свой мораторий на поставки вооружения Украине, то Европа должна будет всё, что у нее есть в арсеналах и на складах, отдать Украине, чтобы она могла продолжать воевать. А нового производить Европа пока не может — или может в очень ограниченных масштабах. Заявление Урсулы фон дер Ляйен — она чиновник высокого ранга в Европейском союзе, но не европейский лидер — следствие того, что американцы уходят, а отношения с Россией далеко не гладкие. Европа должна сейчас помочь Украине так, чтобы самой не остаться только с ядерными боеголовками на подводных лодках у двух ядерных стран. Ей нужно начать гораздо более крупное производство собственных вооружений и боеприпасов.
— И европейские производители оружия потирают ручки в ожидании денег ЕС.
— Зря они это делают. Украине предстоит очень тяжелый период, а ЕС просто не в состоянии восполнить то, что давали США. И не только по дорогостоящим видам оружия, которого у Европы нет (например, Patriot), но и по информационному обеспечению боевых действий. Это то, где американцы на десятилетия впереди: космические системы разведки, боевого управления, обнаружения целей и связи. Современная армия — это не только горы вооружения и военной техники. Это информационно-управляющие системы. Здесь Европа далеко отстала от США.
— После заявления Макрона о вложении денег в поддержку военных действий на Украине без бюджетных ограничений мировые рейтинговые агентства опасаются банкротства Франции, агентство S&P снизило прогноз до «негативного». Не сдаст ли Макрон назад?
— Не сдаст, но, скорее всего, заявки будут умеряться. Снять ограничения на использование госдолга не означает, что можно наращивать его без предела. Просто здесь будет выбрана какая-то средняя величина, и часть затрат на оборону будет профинансирована за счет увеличения госдолга, но, конечно, не полностью.
— На сегодняшнем саммите либо позже руководство ЕС собиралось объявить о том, что снимаются ограничения на госдолги, все государства Евросоюза смогут перевооружаться. Не повторят ли в этом случае страны Европы судьбу Германии, где разногласия по ограничениям госдолга привели к досрочной отставке правительства? Новое руководство ФРГ готово увеличивать госдолг?
— Новое правительство Германии очень консервативное, оно будет вести осторожную политику, так же, как и другие страны Европы, и как ЕС в целом. Снять ограничения на заимствования — это одно, а другое — начать наращивать долг без пределов, что обрушит финансовую систему. Это, как в Одессе говорят, две большие разницы. Ограничения будут сняты, но в рамках новых возможностей все будут осмотрительными. Потому что не заинтересованы в том, чтобы подорвать свою экономику и вызвать социальные взрывы.
— Они же заинтересованы были в том, чтобы подорвать свою экономику отказом от газа и нефти из России. Вы на здравый смысл рассчитываете, а он есть?
— Это философский вопрос, его можно обратить ко многим странам и ко многим руководителям. Но ответа на него нет.
— Европейские лидеры соревнуются: кто раньше заговорит о вооружении, того и тапки, то есть лидерство?
— По поводу Макрона я уже высказал свое мнение, а что касается других, то да. В известной степени это — политико-психологическая волна, на которой они находятся: говорить о перевооружении, о наращивании военной мощи. Но не надо драматизировать. Это и правда будет происходить, только никакого форсированного рывка, который через пять лет превратит Европейский союз в военную сверхдержаву мирового масштаба, не будет.
— Украину-то еще восстанавливать надо. А слушая эту «волну», кажется, будто Европе дешевле воевать, чем восстанавливать ее.
— Восстановление — дело уже мирного регулирования. Но воевать, я думаю, никто не хочет, потому что это разрушение, это смерть, это большие потери, жертвы и развал экономики, развал социальной функции государства. Кто в здравом уме может хотеть продолжения?
Просто политики пока не смогли договориться, на каких условиях прекращать вооруженный конфликт. Но думаю, что в этом году все-таки договорятся. Во всяком случае, я очень хотел бы на это надеяться.
Ирина Багликова, «Фонтанка.ру»