ПоделитьсяЛитературного врага надо знать. Друга, впрочем, тоже, но с литературными друзьями всё куда запутаннее. Мужик, он, как говорится, только до первого мужика мужик – и это не гомофобия, а суровая правда жизни. Литературной жизни, в том числе. А уж литературной войны – тем более.
«Врага надо знать», - вроде бы приговаривал Сталин, раз за разом приходя во МХАТ на булгаковские «Дни Турбиных» (они же «Белая гвардия»). Перестройка, четвертьвековой юбилей начала которой мы недавно в смешанных чувствах отметили, началась в литературе где-то с годичным опозданием – и началась она с публикации стихов Николая Гумилева в «Огоньке» и с первых залпов не затихающей и поныне антисталинской канонады.
Литература так называемого Серебряного Века была к тому времени пусть и в несколько деформированном виде полностью реабилитирована и введена в обиход. За одним-единственным исключением – и это был как раз Гумилев. Уже подготовленный было к печати набор книги поэта рассыпали сразу же после того, как петербургско-парижская поэтесса и мемуаристка Ирина Одоевцева объявила в мемуарах, что Гумилев был арестован и расстрелян чекистами не по облыжному обвинению, а как полноправный член контрреволюционной организации. Не могло же в советской действительности найтись место стихам (или хотя бы упоминанию имени) заговорщика-белогвардейца? И вот в 1986 году такое место нашлось.
Отдельная, хотя и показательная, история с постоянной сменой интерпретации событий, предшествующих Гумилевской гибели. Поначалу поэта напечатали как безвинную (а следовательно незаконную) жертву сталинских репрессий. Вообще-то репрессии были еще ленинскими, но Ленина трогать в конце 1980-х было еще нельзя. «Дедушку не трогать!» - провозгласил один из прорабов перестройки, главный редактор «Московских новостей» и автор нескольких апологетических книг о «Лукиче» Егор Яковлев. Потом, по ходу событий, Гумилева прославили именно как заговорщика: честный человек, мол, не мог не оказаться в «лебедином стане»! Ну, а потом, с началом гайдаро-чубайсовских реформ, гражданам самой читающей страны в мире стало как-то не до поэзии Серебряного Века. Да и не до поэзии вообще. Да и не до прозы, хотя не до нее и не сразу…
В 2005 году Чубайс со товарищи (тогда это называлось РАО ЕЭС) как бы во искупление вины перед «бывшими интеллигентными людьми» из числа не ставших долларовыми миллионерами сотрудников всевозможных НИИ и членов до поры до времени единого Союза писателей СССР учредили ежегодную премию «Поэт» ($ 50 000), очередное – уже шестое по счету – награждение которою состоялось 13 апреля сего года. Чубайс, меж тем, увлекся нанотехнологиями и возглавил соответствующую организацию, но отряд (по понятным соображением) не заметил смены источника финансирования и поет яблочко-песню на прежней ноте. На либерально-шестидесятнической и почтительно-семидесятнической (прошлого века) камерной ноте со скромной фигой в глубине нешироких штанин.
Свежеиспеченным лауреатом премии стал Сергей Гандлевский. До него Поэтами поочередно провозглашали Александра Кушнера, Олесю Николаеву, Олега Чухонцева, Тимура Кибирова и Инну Лиснянскую. Список достаточно показателен: трое Поэтов 1930-х годов рождения и трое же – 1950-х. Отцы и дети. Или – в современном ракурсе – деды и прадеды. Но среди «прадедов» нет и никогда не будет, допустим, нашего земляка Глеба Горбовского или непредсказуемо-блестящей москвички Юнны Мориц, не говоря уж о Евтушенко с Вознесенским и Ахмадулиной. Только «свои». Только на все сто процентов свои. Единственным полускандалом обернулось присуждение премии православной поэтессе Олесе Николаевой: «народ», что называется, не понял... А пряников, знаете ли, никогда не хватает на всех.
Двадцатилетней (и более) давности раскол нашей словесности на «демократическую» и «патриотическую» давным-давно обернулся пшиком. Но пшиком только идейным; клановое и личное противостояние сохранилось – и, более того, оно воспроизводится на каждом новом этапе. Как воспроизводится, впрочем, и другой – еще более взрывоопасный – сюжет: пряники (и государственные, и спонсорские, и зарубежные, и самым загадочным образом, как та же самая премия «Поэт» скомбинированные) раздают только правым (то есть либералам, они же в недавнем прошлом – демократы). Конечно, невыдачу пряников патриотам могла бы, по идее, возместить любовь народная, - однако, увы, отсутствует и она.
И люди 1930-х, и люди 1950-х годов рождения (да и1940-х) – карты, в литературе уже отыгранные. Говорю, понятно, о поколениях, говорю об общем правиле, из которого, естественно, имеются немалочисленные исключения. В наши дни всё тот же сюжет воспроизводится на новом возрастном уровне: сорокалетние, разбившись на два мнимо идейных лагеря, бьются друг с дружкой насмерть за пряники (и побеждают, естественно, правые); и в тот, и в другой стан в массовом порядке рекрутируют двадцатилетних и двадцатипятилетних, тогда как тридцатилетние мечутся и мучатся не столько из-за того, «куда пойти, куда податься» (хотя и из-за этого тоже), сколько не понимая, что им выгоднее (выигрышнее): косить ли под младших мэтров из когорты разменявших сороковник или выдавать себя за этаких переростков из поколения юных рекрутов. Скажем, тридцатилетний (с небольшим) Захар Прилепин уже определился: он молодой мэтр; тогда как многие его ровесники (и люди старше него) в основном толстожурнального разбора всё еще косят под рекрутов.
Особенность момента в том, что после долгой паузы в ход вновь пошла (наряду с по-прежнему имеющим хождение презренным металлом) символическая валюта. То есть понятия «выгода» и «выигрыш» перестали быть полными синонимами; творческий и околотворческий товарообмен заметно усложнился (одним из симптомов чего стало шизофреническое раздвоение литературной критики) – и произошло это на фоне резкого упрощения и даже опрощения самой словесности, да и читательских предпочтений тоже.
То есть стихи и проза у нас нынче простые (и становятся, увы, всё проще), а вот взаимоотношения в литературной среде - все сложнее и запутаннее, и напоминают они не столько классическую «рать на рать», сколько диверсифицированную игру разведок и контрразведок с вербовкой и перевербовкой, с двойными и тройными агентами, а главное, - с совершенно загадочной для подавляющего большинства участников явных и тайных боевых действий целью.
Виктор Топоров
«Фонтанка.ру»
Ранее по теме читайте: О литературе с Виктором Топоровым: Площадь восстания
